Читать интересную книгу Две дороги - один путь - Тамара Михеева

— Я в подобающем, — улыбнулся Морюшкин. — Я же не на службу. И вообще не к Богу, я к папе ходил.

— А… А он у тебя где?

— Папа? В церкви. Он работает батюшкой. Отец Алексий.

— Отец Алексий твой папа?! — выдохнула Петька. Отца Алексия, который восстановил в городе церковь, художника и проповедника, знали все. Говорили, что он настоящий батюшка. — Врёшь!

— Да не вру я, — снова улыбнулся Морюшкин, — почему вру-то?

— А потому что… почему я тогда никогда во дворе его не видела?

— Ну, они же не живут с мамой. Мама развелась с ним, когда он сан принял. Сказала, что всё это дурь, а она быть попадьёй не желает.

«Вот дура!» — подумала Петька, а вслух сказала:

— Ты не расстраивайся…

Морюшкин снова заулыбался:

— Да я не расстраиваюсь. Я же все равно к нему каждый день хожу сюда. И ночую иногда у него.

— Это не то…

— Не то. Но всё-таки лучше. Он сначала совсем уезжать хотел. Я его насилу уговорил остаться.

— А как?

— Ревел беспробудно день и ночь, — бесхитростно признался Морюшкин. Он протянул руку к рулю велосипеда, погладил и сказал, как про собаку:

— Какой у тебя велосипед хороший…

— Ага, — выдохнула счастливая Петька. — Сегодня подарили.

— Здорово. Ладно, я пойду, Петь. Пока.

— Пока, — Петька вскочила в седло и крикнула уже на ходу: — Морюшкин! А как тебя зовут?

— Виталик…

— Виталик… Хочешь, прокачу?

Виталик Морюшкин сдержанно кивнул, но его зелёные и большие, как блюдца, глаза засветились.

— Садись, — кивнула Петька на багажник.

Виталик взобрался на багажник, раскинув тощие незагорелые ноги.

— Поехали!

Вихляя передним колесом от тяжести, Петька с Морюшкиным доехали до своего двора и там распрощались.

А в это время Ирина вздохнула и сказала:

— Ну, теперь мы Петьку совсем видеть не будем…

— Кого-кого? — сделал страшные глаза Иван.

А бабушка разразилась хохотом:

— Ого! Придётся Сергею Арсеньевичу теперь и с тобой бороться!

— Кажется, дворовая Веткина кличка проникла в дом, — подвела итог мама. — Это опасно.

— Это неизлечимый вирус! — почему-то развеселился Иван. — Вот увидите!

— 5 —

После встречи с Морюшкиным Петькино ликование перешло в тихую ласковую радость. Она вдохнула жаркого летнего воздуха, с шумом выдохнула и закрутила педали. Проезжая мимо Лаврового переулка, Петька подумала, что неплохо было бы заглянуть к Деньку, узнать, есть ли у него велосипед. Но, вспомнив утреннюю встречу с Лёшкой, остановилась в нерешительности. Заехать? А вдруг и Денёк решит, что она в него влюбилась? Что она за ним бегает? Петька фыркнула. Но не заехать — совсем глупо. Почему это она должна раздружиться с Деньком из-за какого-то Лёшки? Петька вздохнула. «Как будто человек в одиннадцать лет влюбиться не может…» — вспомнила она. Нет, почему же… может, наверное. Но сама Петька никогда ни о чём таком не думала. Ей было скучно без Денька, и она бежала в Лавровый переулок; ей было с ним интересно, и она тащила его в Хижину. А любовь… Это что-то совсем другое. В книжках и кино от любви всегда страдают, ночами не спят, подвиги совершают и слёзы льют. Петька не страдала. Наоборот — она была очень рада, просто счастлива, что подружилась с Деньком. И никакая Лёшкина любовь тут ни при чём. И не раздумывая больше, Петька на скорости свернула в Лавровый переулок.

В окне Денькиного дома она увидела пухлогубого толстощёкого карапуза.

— Эй! — крикнула Петька. — Ты кто?

— Я — Алтём!

Петька рассмеялась и передразнила:

— Алтём, а Алтём, Денёк дома?

Карапуз обиженно надулся и скрылся. Через минуту он появился в окне вместе с Деньком и сказал отчётливо:

— Он мой бр-рат!

— Ух ты! — весело удивилась Петька.

— Привет, Денёк!

— Привет. Какая машина… Твой?

— Ага! А у тебя есть?

— Велосипед? У нас с братом один на двоих. Я сейчас.

Денёк исчез в окне.

— Алтём, а Алтём! — опять подразнила Петька карапуза. Тот погрозил ей кулачком и скрылся. Когда Денёк вышел из ворот, держа за руль изящный узкоколёсный «Салют», Петька спросила:

— Твоему братишке сколько лет?

— Которому? — рассмеялся Денёк, у которого было три брата и две сестры.

— Артёму? Четыре на днях исполнилось. А что?

— Он специально своё имя не выговаривает?

— Да нет! У него звук «р» почему-то только в слове «брат» получается. Прямо наказание какое-то! Мама с ним бьётся, бьётся…

— Ничего, получится.

— Конечно. Поехали?

Они оседлали велосипеды.

— Умеешь без рук? — спросил Денёк лукаво и отпустил руль.

— Ух ты! Нет, у меня не получится, — самокритично ответила Петька.

— Ерунда, получится! Дай руку. Не бойся.

Петька протянула ему одну руку, другой понадёжней вцепившись в руль.

— Отпускай вторую!

— Нет!

— Отпускай! Я же тебя держу.

— Я боюсь! У меня нет чувства равновесия!

— Всё у тебя есть… Столб! — крикнул Денёк, выпустил Петькину руку и вильнул в сторону. Ещё бы секунда, и их сомкнутые ладошки врезались в телеграфный столб.

— Фу-ух! — выдохнула Петька, остановив велосипед.

Денёк протянул Петьке руку ладошкой кверху и сказал серьёзно:

— Две дороги…

— Что? — не поняла Петька.

— Две дороги — один путь. Ты разве не знаешь? — удивился Денёк.

— Н-нет. А что? Какие дороги?

— Ну… Это примета такая. Мы ехали вместе, а потом из-за столба разъехались. И столб — между нами, ну вроде как разъединил. И чтобы не поссориться, надо руки сцепить и сказать: «Две дороги — один путь». Это, понимаешь…

— Нет! Не объясняй! — запротестовала Петька. — Я поняла…

В ней тревожно, как сигнал горна, отозвалась эта фраза: «Две дороги — один путь». И не хотелось, чтобы Денёк каким-нибудь неточным словом спугнул чувство небывалого простора, которое вдруг распахнулось в Петькиной душе.

— Я поняла, — прошептала она, опустив голову. Повторила про себя таинственное заклинание против случайной ссоры и протянула другу руку: — Один путь?

Денёк серьёзно кивнул.

Потом Петька научит так говорить весь двор и всю школу. А вскоре разнесётся эта примета по всему городу, и то и дело будет то тут, то там раздаваться: «Две дороги — один путь». И каждый раз Петька будет вспоминать этот день.

Петька и Денёк играли в город, где все ездят только на лошадях, где нет ни машин, ни автобусов, ни трамваев, зато в каждом доме найдётся конюшня. Лошадей здесь не выращивают, не покупают и не продают. Они сами приходят из далёкого леса: молодые, сильные, с влажными кроткими глазами. Дворы школ превратились в стоянки для путешественников. Там можно было отдохнуть, перекусить, накормить своего коня и выкупать его (несмотря на каникулы, мойки для обуви работали почти у всех школ). Расплачивались друзья с воображаемыми хозяевами стоянок самой ходовой валютой — гладкими листьями подорожника. Раз в месяц в этом Городе Лошадей устраивались соревнования, а тренировки проходили на ипподроме — футбольном поле Центрального стадиона.

Петька и Денёк так заигрались, что забыли и про Бродяг, и про встречу у Егора. И не вспомнили бы, если бы не встретили его самого.

— О! Конная дивизия! Привет! — поприветствовал их Егор.

— Ой, Егор, здравствуй!

— Вы не забыли, что сегодня у нашего дома День Рождения и мы ждём вас в гости?

Петька прикусила губу, она-то как раз забыла. Но Денёк сказал:

— Конечно, мы помним. Мы даже с подарком придём.

— О! — многозначительно улыбнулся Егор. — Ну, до вечера!

Они попрощались, и Петька спросила:

— Ты про какой подарок, у нас ведь ничего нет!

Денёк замялся и сказал смущенно:

— Ну, я кое-что приготовил… Макет мы уже не успеем сделать, но я его нарисовал.

— Дом?! Здорово!

— Ну… не знаю, как получилось.

— Покажи! — потребовала Петька.

— Так он дома!

— Тогда поехали!

— Нет, давай сначала в Хижину. За рисунком-то успеется.

Петька согласилась и поднажала на педали. Денёк ездил быстро.

— 6 —

Ставни на окнах Хижины были открыты.

— Смотри, Денёк, все, наверное, уже там. Поехали скорей!

— Ага… Петь! — Денёк резко затормозил. У пожарной лестницы, ведущей в Хижину, были свалены табуретки, полки, книги, Петькин старый коврик со слонами, Генкин сундук — небогатое хозяйство Вольных Бродяг. Петька и Денёк переглянулись: что всё это значит?

Дверь Хижины распахнута, оттуда доносятся голоса. Голоса незнакомые… Нет! Знакомые! Это Скрипун и кто-то ещё из взрослых…

— А, Акимовы! Они узнали про Хижину и выселяют оттуда Бродяг!

— Пе-етька-а! — разорвал летний воздух отчаянный Генкин крик. — Бегите за всеми! Нас громят!