И с этими словами, показал Анне Ивановне, приготовленную одежду и сапоги.
Старушка сразу потеряла интерес к моим делам и, сказав, чтобы я не забыл закрыть подвальную дверь, пошла к себе в квартиру.
Я особо не расстроился ее появлением, потому, что заранее знал, что меня кто-нибудь, да увидит, и не собирался лазить в подвале по ночам. Осторожность наше все.
Освободив место, я простукал молотком кирпичную стенку. Все было, как в прошлой жизни, когда в девяностых годах я случайно обнаружил в ней нишу, выпавший кирпич тогда упал мне прямо на ногу. После нескольких матерных выражений, я осмотрел место, откуда он вывалился и обнаружил там нишу приличных размеров.
Подумав, что сюда можно что-нибудь спрятать, я, через несколько дней, поставил кирпич обратно, замазав пылью свежий раствор. Но в той жизни, эта схрон мне так и не пригодился.
Зато пригодится в этой.
Нужный кирпич я обнаружил сразу, но сейчас он был вполне себе целый. Поэтому, я ничего делать не стал и снова закрыл стену старыми шмотками.
Сделал я это во время, потому, что по подвальной лестнице загромыхали знакомые шаги.
— Сашка, ты совсем оборзел! — негодующе воскликнул Пашка, интенсивно размахивая дипломатом. — Мне Анна Ивановна в подъезде сказала, что ты собираешься шарабан забрать. А мы с мамой хотели в выходные тоже за клюквой ехать.
Мысленно я усмехнулся.
— Странно устроен человек. Вот лежит годами вещь в кладовке, пылится, не нужна никому. Но стоит только кому-то о ней вспомнить, сразу набежит толпа желающих, которые без этой самой вещи жить не могут.
Вслух же я предложил:
— Хорошо, тогда мы с Людой съездим в субботу за ягодами, а вечером я вам шарабан принесу, так пойдет?
— Пойдет, — неуверенно пробормотал братец. — Мы, собственно, с мамой конкретно не определились, ты же знаешь, у нее семь пятниц на неделе. Возможно, вообще не захочет ехать, а купит ведро клюквы на базаре.
Мы понимающе переглянулись и, взяв собранные вещи, закрыли кладовку пошли наверх.
На улице, тем временем распогодилось, даже выглянуло солнце.
— Сашкец, — обратился ко мне Пашка. — может, по пивку вдарим?
— А, давай, — согласился я. — Надо расслабиться малехо, а то, работа, да ремонт, а скоро и еще и учеба начнется.
Пашка прыснул со смеху.
— Сашка, перестань смешить, ну, какая, на хрен учеба. В фабзайке твоей одни дуры восьмиклассницы учиться будут. Вот уж кого уговаривать на фак не придется, сами прибегут. Хотя ты у нас теперь женатый человек, облико-морале, ха-ха-ха.
— Что бы ты, салага, понимал? — ответствовал я. — Регулярная половая жизнь полезна для здоровья, а ты вместо этого гоняешь лысого в туалете.
Пашка от моих слов покраснел до ушей.
— Чего покраснел то? — продолжал я его добивать, — вон уже волосы на ладонях от онанизма начали расти.
— Нет у меня никаких волос! — возмутился брат. — На, посмотри.
И сунул мне ладони под нос.
Теперь наступила моя очередь смеяться.
— И это свежеиспеченный третьекурсник медфака, — укоризненно произнес я. — Чего ты мне руки показываешь, поверил что ли? Ладно, не бери в голову, онанизм не марксизм — ленинизм, в нем преподаватели не нужны.
— Не вспоминай, — поморщился Пашка. — эти конспекты с работами Ленина уже в печенках сидят. Пошли лучше в пивбар, часик посидим, поболтаем. Может, маленькую возьмем, с пивком хорошо зайдет?
Нет, мне в ночь на работу, так, что обойдемся без водки, — отказался я от такого предложения. — Ограничимся пивом.
— Как знаешь, — пожал плечами брат. — Кто платит, тот и музыку заказывает.
Пашка, кстати, очень быстро привык к тому, что у старшего брата всегда имелись деньги. Конечно, не крупные суммы, но дать младшему брату трояк на мелкие расходы, для меня не представляло труда.
Мы вышли к автобусной остановке, где я сразу направился к машине такси, стоявшей неподалеку.
— Красиво жить не запретишь, завистливо пробормотал Паша и уселся на заднее сиденье.
— В общагу, а потом в пивбар, — сказал я таксисту, дружелюбно поздоровавшемуся со мной. Тот прекрасно знал, где я живу, поэтому дополнительных вопросов не последовало.
— Чего ты в общаге забыл? — попробовал возмутиться Пашка. В ответ я приподнял шарабан, лежащий на моих коленях.
— Что-то мне с такой бандурой по барам ходить не хочется, — сообщил я.
Таксист, Вовка Панфилов, прислушивающийся к разговору, засмеялся.
— Зато в нем водку сможете в пивбар пронести, — сообщил он. На этих словах наш разговор заглох, до общежития. Оставив вещи у вахтера, я вернулся в такси, и мы отправились в пивбар.
Взяв по две кружки пива и копченую нототению на закуску, мы уселись на свободные места.
Несмотря на то, что рабочий день был в полном разгаре, в зале сидела куча народа.
— М-да, Брежнев через десять лет умрет, вот тогда Андропов всем покажет, как в будние дни по барам шастать, — подумал я с легким злорадством. — Помню, помню, как сотрудники КГБ подходили к праздно гуляющим гражданам, и требовали объяснить, на каком таком основании те болтаются на улицах в рабочее время.
Пока я предавался воспоминаниям прошлой жизни, Пашка уже выдул половину кружки и сейчас заедал ее копченой рыбой.
Вдохнув давно забытый запах нототении, я тоже отпил глоток пенного напитка. Надо сказать, бармен не слишком свирепствовал, недолив был почти незаметен. Да и на вкус пиво было не разбавленным.
В это время в зал зашли двое Пашкиных однокурсников, брат сразу призывно махнул им рукой и пошел навстречу. Пошептавшись с ними, он с жалостливым лицом подошел ко мне.
— Сашкец, понимаешь, тут парни с параллельной группы подошли. Зовут меня с собой. — сообщил он с виноватым видом
— Ну, зовут, так иди, — ответил я, с трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться. — Я то тут при чем?
— Так, это, Сашка, ты бы мне в долг пятерку не подкинул? — с трудом выдавил из себя Пашка.
— На, держи, вымогатель, — сообщил я, доставая из кошелька синюю бумажку. — Куда детсадовскую зарплату успел деть?
— Да, что там этой зарплаты, туда-сюда, и нет ее. А в этот раз маман от меня запашок унюхала и ее всю прибрала, — ответил братец, и взял деньги отправился к своим друзьям.
Я в печальном одиночестве допил пиво, съел приличный кусок нототении, обсосав все рыбьи косточки.
В зале уже не оставалось свободных мест, а народ все прибывал.
— Конечно, на город в двести шестьдесят тысяч населения один пивбар, это мизер, — подумал я, глядя на это столпотворение. Просто так сидеть было не интересно, а брать еще пиво чревато проблемами. Все же в ночь надо было работать на такси.
Выйдя на улицу из прокуренного помещения, я с удовольствием вздохнул свежего воздуха, и пешком отправился до дома. Тем более что до него идти было всего ничего.
По дороге я снова и снова обдумывал, стоит ли хранить деньги в маминой кладовке. Не исключено, если я попаду в число подозреваемых, то эту кладовку могут обыскать. Хотя ни один нормальный человек хранить в хлипкой деревянной конструкции ничего приличного не будет. Тем более, что сараюшка даже замка не имеет, а заложка закрывается на щепку. Никто кроме меня не подозревает, что в капитальной стене здания, к которой пристроен ряд сколоченных из досок кладовок, имеется ниша, оставленная нерадивым каменщиком.
Мысленно вздохнув, я не стал искать других вариантов, тем более, что их у меня и не было.
Когда Люда пришла домой, ужин уже был готов.
— Ммм, как вкусно пахнет! — воскликнула она с порога. — Любимый, что ты сегодня такое приготовил? Ой, а это что за страшнота!
Последнее замечание жены относилось к шарабану, скромно стоящему около дверей.
— Помогая снять плащ, я звонко чмокнул ее в щеку и ответил:
— Хочу в субботу сходить за клюквой, вот и взял у мамы шарабан.
— Ну, ты даешь! — удивленно произнесла Люда. — В этот ящик ведра четыре влезть может. А почему ты говоришь, что сходишь, меня с собой не хочешь взять?