Больше никто претензий не предъявлял и минут десять спустя, я повез молодую пару в небольшой районный центр поселок Пряжу.
К окончанию рабочего дня у меня в кармане бренчало мелочью двенадцать рублей, мой личный навар. Ну, и дневной план я, конечно, сделал и, выставив под лобовое стекло табличку «В парк», ехал по темным улицам, не обращая внимания на энергично машущих мне прохожих.
— Какуспехи? — без особого интереса поинтересовался мой сменщик.
— Нормально, — сообщил я, подкинув кожаный кошелек. — Полтора плана сделал.
— Гонишь? — удивился Генка Кочерин. — первая смена и план готов? Не ожидал, где капусту накосил?
— Ну, да, погонял по городу, потом два рейса с автовокзала и нет проблем.
Генка озадаченно почесал затылок.
— Тебя оттуда не погнали? — с ухмылкой спросил он.
Я тоже ухмыльнулся в ответ.
— Наоборот, были очень приветливы, и даже рады.
— Водилы, стоявшие рядом и с интересом прислушивающиеся к нашей беседе, дружно заржали.
— Ну, молодой дает! Пожалуй, первый, кто Ваське Филиппову отлуп смог дать.
По-моему, мужики остались довольны, что я смог нарушить монополию нескольких таксистов оккупировавших стоянку у автовокзала и не пускавших туда остальных.
Пока мы осматривали машину, Кочерин негромко сказал:
— Ты будь осторожней, Васька он гад еще тот. С ним связываться никто не хочет, вот он и выделывается. В его бригаде два цыгана работают, урки в натуре.
Я принял слова к сведению и отправился сдавать дневную выручку кассиру.
Пешком идти не хотелось, поэтому попросил Генку подбросить меня до вокзала, а оттуда уже пешком отправился в сторону дома. По дороге зашел в гастроном. Левые деньги буквально жгли карман, так их хотелось потратить. Последние дни шиковать было не на что. Поэтому приходилось экономить на всем. А сегодня, ради первого рабочего дня в новой профессии, можно устроить небольшой праздник.
В бакалейный отдел стояла длинная очередь. Под вечер в продажу выкинули индийский чай и, сейчас за ним нервно толпился народ, выкрикивая лозунг: «Больше двух пачек в руки не давать».
Выстояв очередь и получив две заветные пачки со слонами, я пошел затариваться дальше. Молочные продукты пока продавались без ограничения, перебои с маслом, насколько я помнил, начнутся года через два. Копченая колбаса, так же, как и докторская пока лежала навалом.
Когда авоська и бумажный пакет были полны, у меня еще оставалось четыре рубля из заработанных сегодня. Пришлось потратить и их, взяв бутылку армянского коньяка.
— Может, купить несколько ящиков и поставить в кладовку у мамы, — мелькнула мысль. — Пройдет всего двадцать лет и такого коньяка, не купишь ни за какие деньги. А ему за эти годы все равно ничего не сделается.
Оставив идею на потом, все равно денег на нее сейчас не было, я собрался на выход. Но тут со стороны мясного отдела раздались подозрительные шумы. Вместе со всеми покупателями я рванул в ту сторону. На огромной колоде, стоявшей за прилавком лохматый, здоровый мужик в грязно— синем халате ловко рубил мясо.
Пронырливые бабки уже разносили по организовавшейся очереди, что это не просто так выкинули мясо под вечер. Якобы, руководству гастронома стало известно о завтрашней проверке ОБХСС, вот они и избавляются от припрятанных продуктов.
Так это, или нет, меня мало интересовало, главное, что я купил пару килограмм отличной говядины, оставшись вообще без копейки.
— Сегодня у нас праздник, — громко сообщил я, заходя домой. — Пьем коньяк и закусываем стейками.
— А я, картошку пожарила, — растерянно сообщила Люда. — Думала, ты придешь голодный, уставший, и, кстати, я не знаю, что такое стейки
— Действительно, по комнате витал соблазнительный запах зажаренной молодой картошки.
— Отлично, гарнир у нас уже имеется, а стейки мы пожарим за пять минут, заодно узнаешь, что это такое, — ответил я, ставя пакет и авоську на стол.
— Ой, Саша, что на тебя нашло? Наверно все деньги свои потратил! — воскликнула жена, разбирая покупки.
В ответ я насмешливо хмыкнул, быстро переоделся и приступил к готовке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Через полчаса мы сидели за столом и за обе щеки уплетали, тающее во рту мясо, а я учил жену пить коньяк.
— Люд, ну, кто же так пьет благородный напиток? Это же не водка. Я же специально широкие фужеры поставил.
Взяв фужер, я плеснул в него на сантиметр янтарную жидкость и осторожно покрутил в руках, принюхиваясь к букету. Действительно, коньяк был хорош, и ведь в магазине его не выбирал, взял первый попавшийся. После коньяков будущего с их сивушным запахом, легкий ванильный аромат и с цитрусовой ноткой, казался божественной амброзией. Согрев бокал пару минут в ладонях, я отпил небольшой глоток и покатал его на языке… Люда, внимательно следившая за моими действиями, сморщила гримасу. Она явно не оценила мои старания.
— Отец у нас никогда коньяк не покупал, — сообщила она. — Говорил, что водка лучше.
Я в дискуссию о напитках влезать не стал. После второго фужера закрыл бутылку. Все же завтра снова рабочий день. Что же касается жены, то я энтузиазма не терял, научу, не только вкусно есть, но и вкусно пить.
Люда же переключилась со спиртоводочной темы на меня.
— Саша, ты не сердись, но у меня в разговоре с тобой иногда возникает ощущение, что беседую даже не с отцом, а дедом. Я заметила это еще, когда ты приехал ко мне после службы. Вот и сейчас опять начал доставать своим коньяком. И когда только успел стать такой занудой?
Про себя я подумал:
— А что бы ты хотела, Людочка? Три месяца в теле двадцатилетнего юнца слишком малый срок чтобы избавиться от старческого резонерства, а, возможно, я от него не избавлюсь никогда.
Решив все перевести в шутку, я засмеялся и спросил:
— А тебе разве эти изменения не нравятся?
— Жена подсела ближе, коснувшись моей ноги горячим бедром, и обняла за плечи.
— Как ни странно, нравятся, ты очень изменился, стал намного внимательней, ласковей. Но иногда, так хочется тебя стукнуть по башке чем-нибудь тяжелым, когда слишком много ворчишь! — закончила она свою короткую речь.
— Ну, раз так, то сегодня придется не говорить, а действовать, — сообщил я и полез рукой ей под юбку.
— Люда от неожиданности пискнула, но руку не убрала и после затяжного поцелуя мы плавно перебазировались из-за стола в кровать.
До конца августа никаких особых изменений в нашей жизни не происходило. Большую часть времени мы проводили на работе. Люда уже так не уставала, как в первые дни, понемногу она осваивалась в своем хирургическом кабинете, и, приходя домой вываливала на меня все новости, что узнала за день.
Я же, пользуясь благосклонностью завгара, старался прихватить больше рабочих смен. Машину, на которой мы ездили в первый день все же довели до ума. Правда, пришлось материально простимулировать слесарей. Зато теперь при моем появлении они в очередь кидались к машине и интересовались, чем могут помочь. Тем более, я в отличие от некоторых водителей на оплату не скупился.
За суетой я как-то даже забыл, что пятого сентября наше училище в полном составе отправляется в совхоз на уборку картошки. Вспомнила об этом Люда.
Как-то вечером, она неожиданно спросила:
— Саша, ты обещал что-нибудь придумать, чтобы не ехать в совхоз. И вообще, я с трудом представляю, как ты там будешь жить с пятнадцатилетними девчонками. Тебе не стыдно?
Хм, вообще то мне было совсем не стыдно. Да и девочки в училище поступали не только пятнадцати лет, имелись и постарше.
Но ехать в деревню совсем не тянуло. Получив в подарок вторую жизнь, не хотелось повторять ее даже в такой мелочи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ни капельки не стыдно, — искренне признался я и сразу получил подушкой в лоб.
— Да погоди, ты, — я схватил за руки разбушевавшуюся жену. — Уже и пошутить нельзя? Завтра пойду решать этот вопрос.
— Значит, не хочешь картошку копать? — насмешливо спросила маман, к которой я пришел следующим вечером со своей проблемой. Люда пока еще стеснялась подходить к своему врачу с такими просьбами.