«Игру Ты возлюбил, и создал мир играя…»
Игру Ты возлюбил, и создал мир играя;Кто мудрости вкусил, Ты тех изгнал из рая.Кто захотел расти, тех смерти Ты обрёк.Зарёю мужества поставил Ты порок.Ты — Отрок радостный, Ты — девственное Слово.Сомненье тёмное отринул Ты сурово.Младенца умертвил посланник грозный Твой, —Ты в царствии Своём младенца успокой.
И на земле есть радости,Есть много радостей и в тёмном бытии, — Но все земные сладости —Обманы краткие, прельщения Твои.
Обманом очарованоНевинное дитя,И если смертью сковано,То сковано шутя.Обещанное сбудется, —Восстанет милый прах,И радостно разбудитсяУлыбка на губах.И ждать ли нам наскучило,И скорбь ли нас измучила, —Всему своя пора,А смертное томление,И тёмный гроб, и тление —Всё это лишь игра.
Тоскует мать над милым прахом, Тоскует мать.Кого обнять? С безумным страхом Как обнимать?
Предстань пред нею, отрок ясный, Как тихий сон,И погрузи в туман безгласный Безумный стон.
Потоки слёз и ладан дымный Туманят взгляд.Утеха в них; утеха — гимны И весь обряд.
Земные дети шаловливы, — Но крылья есть.О том, как ангелы счастливы, Доходит весть.
«Алой кровью истекая в час всемирного томленья…»
Алой кровью истекая в час всемирного томленья,С лёгким звоном злые звенья разжимает лютый Змей.Умирает с тихим стоном Царь полдневного творенья.Кровью Змея пламенея, ты жалеть его не смей.Близок срок заворожённый размышленья и молчанья.Умирает Змей багряный, Царь безумного сиянья.Он царил над небосклоном, но настал печальный час,И с протяжным, тихим стоном Змей пылающий погас.И с бессильною тревогой окровавленной дорогой,Все ключи свои роняя, труп Царя влечёт Заря,И в томленьи грусти строгой месяц бледный и двурогийСеет мглистые мечтанья, не грозя и не горя.Если страшно, если больно, если жизни жаль невольно, —Что твой ропот своевольный! Покоряйся, — жить довольно.Все лучи померкли в небе и в ночной росе ключи, —И опять Она с тобою. Слушай, слушай и молчи.
«В великом холоде могилы…»
В великом холоде могилыЯ безнадёжно схоронилИ отживающие силы,И всходы нераскрытых сил.
И погребённые истлелиВ утробе матери-земли,И без надежды и без целиМогильным соком потекли.
И соком корни напоили, —И где был путь уныл и гол,Там травы тихо восходили,И цвет медлительный расцвёл.
Покорна гласу тёмной воли,И бездыханна и светла,Без торжества, без слёз, без болиВся сила мёртвая цвела.
И без любви благоухала,Обманом жизни крася дол,И сок сладчайший источалаДля пёстрых бабочек и пчёл…
О, если б смерть не овладелаСемьёю первозданных сил,В какое б радостное телоЯ все миры соединил!
«Державные боги…»
Державные боги,Властители радостных стран!Устал я от трудной дороги,И пылью покрылися ноги,И кровью из ран.
«Так надо, так надо», —Мне вещий ваш ворон твердит.В чертогах небесных отрада, —За труд и за муки награда,За боль и за стыд.
Меня бы спросили,Хочу ли от вас я венца!Но вашей покорен я силе,Вы тайно меня победили,И к вам я иду до конца.
А есть и короче,Прямой и нетрудный есть путь,Лишь только в безмолвии ночиМгновенною молнией в очиСебе самовольно блеснуть.
Его отвергаю,Я вам покориться хочу.Живу и страдаю, и знаю,Что ваши пути открываю,Иду и молчу.
«Моя печаль в полночной дали…»
Моя печаль в полночной дали,Росой обрызгана, легла.В единственной моей печали,В безмолвной и туманной дали,Вся жажда жизни умерла.
Ещё одной я вею страстью.Ты, буйный ветер, страсть моя.Ты научаешь безучастью,Своею бешеною властьюОтвеяв прелесть бытия.
Всех чар бессильно обаянье,И ни одной преграды нет.Весь мир — недолгое мечтанье,И радость — только созерцанье,И разум — только тихий свет.
«В паденьи дня к закату своему…»
В паденьи дня к закату своему Есть нечто мстительное, злое.Не ты ли призывал покой и тьму, Изнемогая в ярком зное?
Не ты ль хулил неистовство лучей Владыки пламенного, Змия,И прославлял блаженный мир ночей И звёзды ясные, благие?
И вот сбылось, — пылающий поник, И далеко упали тени.Земля свежа. Дианин ясный лик Восходит, полон сладкой лени.
И он зовёт к безгласной тишине, И лишь затем он смотрит в очи,Чтобы внушить мечту о долгом сне, О долгой, бесконечной ночи.
«Оргийное безумие в вине…»
Оргийное безумие в вине,Оно весь мир смеясь колышет.Но в трезвости и в мирной тишинеПорою то ж безумье дышит.
Оно молчит в нависнувших ветвях,И стережёт в пещере жадной,И, затаясь в медлительных струях,Оно зовёт в покой прохладный.
Порою, в воду мирно погрузясь,Вдруг власть безумия признает тело,И чуешь ты таинственную связьС твоей душой губительного дела.
«Я томился в чарах лунных…»
Я томился в чарах лунных,Были ясны лики дивных дев,И звучал на гуслях златострунных Сладостный напев.
В тишине заворожённойОт подножья недоступных горПростирался светлый и бессонный, Но немой простор.
К вещей тайне, несказаннойЗвал печальный и холодный свет,И струился в даль благоуханный, Радостный завет.
«Стремленье гордое храня…»
Стремленье гордое храня,Ты должен тяжесть побороть.Не отвращайся от огня, Сжигающего плоть.
Есть яд в огне; он — сладкий яд,Его до капли жадно пей, —Огни высокие горят И ярче, и больней.
И как же к цели ты дойдешь,Когда не смеешь ты гореть?Всё, что ты любишь, чем живёшь, Ты должен одолеть.
Пойми, что, робко плоть храня,Рабы боятся запылать, —А ты иди в купель огня Гореть и не сгорать.
Из той купели выйдешь цел,Омыт спасающим огнём…А если б кто в огне сгорел, Так что жалеть о нём!
«Меня печаль заворожила…»
Меня печаль заворожила, —И как её разворожить?Томит, что прежде мною жило,Что жадно хочет мною жить.
И вся земля моя страдает,Томится весь её простор, —Здесь каждый ландыш увядает,И угасает каждый взор.
Но где ж начало всех страданий?Увы, во мне же их исток!Не я ли сам хотел желаний!Не я ли сам к себе жесток!
Но если я — творец томленья,То что ж ропщу я, что тужу?Блаженной правдой примиреньяМою печаль разворожу, —
И по извилистым дорогамУвижу правые пути, —По крутоярам и по логамБез утомления идти.
«Ты не бойся, что темно…»