«Я живу в тёмной пещере…»
Я живу в тёмной пещере,Я не вижу белых ночей.В моей надежде, в моей вереНет сиянья, нет лучей.
Ход к пещере никем не виден,И не то ль защита от меча!Вход в пещеру чуть виден,И предо мною горит свеча.
В моей пещере тесно и сыро,И нечем её согреть.Далёкий от земного мира,Я должен здесь умереть.
«О сердце, сердце! Позабыть…»
О сердце, сердце! ПозабытьПора надменные мечты,И в безнадёжной доле житьБез торжества, без красоты;
Молчаньем верным отвечатьНа каждый звук, на каждый зов,И ничего не ожидатьНи от друзей, ни от врагов.
Суров завет, но хочет Бог,Чтобы такою жизнь былаСреди медлительных тревог,Среди томительного зла.
«Есть правда горькая в пророчестве…»
Есть правда горькая в пророчестве:Ты должен вечным быть рабом.Свобода — только в одиночестве.Какое рабство — быть вдвоём.
Свершить ли хочешь пожелания, —Свободные всегда одни.Венчай тиарою молчанияТвои отторженные дни.
Но бойся, бойся воплощенияТвоей надежды и мечты:Придут иные вожделения,И сам окаменеешь ты.
«В первоначальном мерцаньи…»
В первоначальном мерцаньи,Раньше светил и огня,Думать-гадать о созданьиБоги воззвали меня.
И совещались мы трое,Радостно жизнь расцвела.Но на благое и злоеЯ разделил все дела.
Боги во гневе суровомПрокляли злое и злых,И разделяющим словомБыл я отторжен от них.
«Что мы служим молебны…»
Что мы служим молебны,И пред Господом ладан кадим! Всё равно непотребны,Позабытые Богом своим.
В миротканной порфире,Осенённый покровами сил, Позабыл он о мире,И от творческих дел опочил.
И нетленною мечтоюМировая душа занята, Не земною, иною, —А земная пустыня — пуста.
Пилигрим
В одежде пыльной пилигрима,Обет свершая, он идёт,Босой, больной, неутомимо,То шаг назад, то два вперёд, —И, чередуясь мерно, далиВстают всё новые пред ним,Неистощимы, как печали, —И всё далек Ерусалим…
В путях томительной печали,Стремится вечно род людскойВ недосягаемые дали,К какой-то цели роковой.И создаёт неутомимоСудьба преграды перед ним,И всё далек от пилигримаЕго святой Ерусалим.
Лихо
Кто это возле меня засмеялся так тихо?Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо!Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели,Лихо стояло и возле крестильной купели,Лихо за мною идёт неотступною тенью, Лихо уложит меня и в могилу.Лихо ужасное, враг и любви, и забвенью, Кто тебе дал эту силу?
Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо:«Я — бесталанное, всеми гонимое Лихо!В чьём бы дому для себя уголок не нашло я,Всяк меня гонит, не зная минуты покоя.Только тебе побороться со мной недосужно, — Странно мечтая, стремишься ты к мукам.Вот почему я с твоею душою так дружно, Как отголосок со звуком».
«Я тёмным иду переулком…»
Я тёмным иду переулком,Где в воздухе пыльном и гулком Тревога,И чужд я больной укоризне, —Теперь мне осталось от жизни Немного.
Не знать и не ждать перемены,Смотреть на докучные стены Досадно,Мечтать же о дне неслучайном,Навеки запретном и тайном, Отрадно.
Да, он никогда не настанет, —И кто моё сердце обманет Гаданьем!Не мне утешаться и верить,И тёмные пропасти мерить Желаньем.
«В предутренних потьмах я видел злые сны…»
В предутренних потьмах я видел злые сны. Они меня до срока истомили.Тоска, томленье, страх в работу вплетены, В сиянье дня — седые космы пыли.Предутренние сны, безумной ночи сны, — На целый день меня вы отравили.
Есть белый нежный цвет, — далёк он и высок, Святая тень, туманно-голубая.Но мой больной привет начертан на песок, И тусклый день, так медленно ступая,Метёт сухой песок, медлительно-жесток. О жизнь моя, безжалостно-скупая!
Предутреннего сна больная тишина, Немая грусть в сияньи Змия.Святые ль наизусть твердишь ты имена, Ты, мудрая жена седого Вия,Предутреннего сна больная тишина, Но где ж твои соперницы нагие?
Иль тусклой пеленой закроется закат, И кто за ним, то будет Тайной снова,И, мёртвой тишиной мучительно объят, Сойду к Иным без творческого Слова?Мучительный закат, безжалостный закат, Последний яд, усмешка Духа Злого.
«Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?…»
Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?Иль навеки претворилась ты в мечты,И в мечтах неясных, в тихом полусне,Лишь о невозможном возвещаешь мне?
Путь один лишь знаю, — долог он и крут, —Здесь цветы печали бледные цветут,Умирает без ответа чей-то крик.За туманом солнце скрыто, — тусклый лик.
Утомленьем и могилой дышит путь, —Воля к смерти убеждает отдохнуть,И от жизни обещает уберечь.Холодна и однозвучна злая речь,Но с отрадой и с надеждой внемлю ейВ тишине, в томленьи неподвижных дней.
«Я спал от печали…»
Я спал от печалиТягостным сном.Чайки кричалиНад моим окном.
Заря возопила:«Встречай со мной царя.Я небеса разбудила,Разбудила, горя».
И ветер, пылаяВечной тоской,Звал меня, пролетаяНад моею рекой.
Но в тяжёлой печалиЯ безрадостно спал.О, весёлые дали,Я вас не видал!
«He отражаясь в зеркалах…»
He отражаясь в зеркалах,Я проходил по шумным залам.Мой враг, с угрюмостью в очах,Стоял за белым пьедесталом.
Пред кем бы я ни предстоялС моей двусмысленной ужимкой,Никто меня не замечалПод серой шапкой-невидимкой.
И только он мой каждый шагСледил в неукротимом гневе,Мой вечный, мой жестокий враг,Склонившись к изваянной деве.
Среди прелестных стройных ног,Раздвинув белоснежный камень,Торчал его лохматый рог,И взор пылал, как адский пламень.
«Шум и ропот жизни скудной…»
Шум и ропот жизни скудной Ненавистны мне.Сон мой трудный, непробудный, В мёртвой тишине,
Ты взлелеян скучным шумом Гордых городов,Где моим заветным думам Нет надёжных слов.
Этот грохот торопливый Так враждебен мне!Долог сон мой, сон ленивый В мёртвой тишине.
«Поклонюсь тебе я платой многою…»
Поклонюсь тебе я платой многою, —Я хочу забвенья да веселия, —Ты поди некошною дорогою,Ты нарви мне ересного зелия.
Белый саван брошен над болотами,Мёртвый месяц поднят над дубравою, —Ты пройди заклятыми воротами,Ты приди ко мне с шальной пошавою.
Страшен навий след, но в нём забвение,Горек омег твой, но в нём веселие,Мёртвых уст отрадно дуновение, —Принеси ж мне, ведьма, злое зелие.
«Грустен иду по дороге пустынной…»