привезу их завтра? Они настолько тебе ценны, что ты бросаешься меня обижать, не выслушав? Или просто уже меня не любишь?
Для острастки хочется громко всхлипнуть, но, думаю, будет перебор. Потому просто врубаю ежа и пыхчу. Громко. Прочувствованно.
Пусть слушает. Я «обиделась».
— Вер, но Валя сказала, что ты притащила какую-то дурацкую коробку с непонятным лосем и моими вещами? — Игнатов заметно снижает напор, но подозрительность до конца не убирает. — А в обед сидела в кафе с Арским. Что вы могли с ним обсуждать?
— Валя сказала? — переспрашиваю, врубая ревность. — Валя сказала? То есть она что, открыла коробку с твоим подарком? Зачем она в него полезла? Кто разрешал? Вот наглая. Вот бес-ссс-совестная.
— А Арский в обед?
Ах ты ж, мать ети, дотошный!
— А на обед я с Михайловым ходила. Или Валюша твоя страдает избирательной памятью? Он при ней в кабинет заходил и звал. А уж твой Арский нас там сам нашел. И представляешь, мало того, что в твой адрес кучу гадостей наговорил, еще посмеялся, что тебя избил. Ва-ань, правда, что ли? Ва-ань, больно? Сильно он?
Пришли фотку, хоть поржу. Добавляю мысленно.
— Нет, не сильно, почти незаметно, — такой поворот беседы Игнатову не нравится. Фыркает. — Валя сказала, что вы с Арским не ругались, а мирно рядышком сидели и чирикали.
Вот же стерва языкастая.
— Так и сказала? — охаю. — Вот врушка! Вань, а ты знаешь, что она МНЕ сказала? Что вы с ней любовниками были! Представляешь?
Странный грохот и мат на другом конце связи умиляют.
Лбом стучись, милый, лбом!
— Вань, Вань? Это что, правда?
Черт! Как же хочется… хрюкнуть и заржать.
Сдерживаюсь, всхлипываю в кулак.
— Вер, ты там чего, плачешь что ли? Да чушь всё это. Ну, было, так еще до тебя! По пьяни…
— Правда?
О, боже, дай мне сил доиграть этот бред до конца.
— Правда, — судя по шороху и смазанному ответу кому-то другому, Игнатова отвлекают и дергают. Ну, точно. Потому что разговор он торопится завершить. — Так ты завтра привезешь бумаги в офис, да? И со мной будешь? Надумала?
— Надумала, — отвечаю пространно, но бывшему этого хватает.
Звонок скидываю, четко понимая одно. Если Ванюшка про неудачную попытку вломиться в мой дом промолчал, значит, стерва-Валечка это проворачивала на свой страх и риск. Вот коза драная. Ну, я еще придумаю, как ей «спасибо» сказать.
И Иванушка-мать-ети-паразит тоже хорош. Оба бесят.
Внутри всё кипит и требует мщения. Но не глупого, бабского, а грамотного.
Вариантов немного.
В сумке отыскиваю свой ежедневник, где в контактах я точно записывала один нужный мне сейчас номерок.
Цифры вбиваю в набор не дрогнувшей рукой. Жду три гудка, а когда мне отвечают, говорю четко и без запинок:
— Виктор Алексеевич, а хотите вместе со мной Ванькины документы посмотреть?
— Буду через двадцать минут.
Арский в очередной раз оказывается красавчиком. Ни лишних вопросов, ни ужимок. Ловит подачу на лету.
Хорошо, но мало.
Откладываю телефон на комод и иду в гостиную, где стоят еще две коробки с лосями. Беру в руки ту, что потяжелее, и где приклеен скотчем альбомный лист с текстом «Осторожно, хрупкое!». Поднимаю повыше и… отпускаю.
Фух!
Грохот и звон стекла на секунду оглушают.
Ничего страшного! До десяти вечера еще долго, соседи жаловаться не прибегут.
Зато на душе… ну прям розы расцветают. Настолько хорошо становится. И улыбка на губах не вымученная, а радостная-прерадостная.
Как же порой для счастья мало надо… всего-то сделать то, что хочется.
Уверена, ничего цельного внутри не осталось. Любимая Ванюшина хрустальная пепельница, керамическая чашка-подарок из Германии, часы, статуэтка из дутого стекла в форме руки с шаром, цифровая рамка с нашими уже ненужными фотографиями, еще какая-то дребедень, кажется, с мужской косметикой. Всё в дребезги!
Отлично.
И дышится легче.
Виктора Алексеевича встречаю в ровно обозначенное им время с бутылкой шампанского в руке. На ужин настроения нет, зато на бокал игристого — вполне.
Мужчина мой порыв не комментирует. Усмехается и качает головой. Но пузатую дымчатую емкость откупоривает и фужер наполняет. И пока он, явно понимая намного больше моего, бегло просматривает папку с документами, причем, именно теми, что описывал в кафе, я неторопливо потягиваю напиток.
— Это был наш проект, разработанный моими парнями, как я и подозревал, — поясняет он спустя некоторое время. — Игнатову его слил кто-то из работающих у меня. Кто-то, кого я так и не доглядел. Но теперь вычислю обязательно. Знаешь, что самое мерзкое? — ловит мой взгляд и продолжает после согласного кивка. — Это происходит уже во второй раз. Первым был ЖХ на Крестовском. Год назад. Подозрения на кражу появились почти сразу, слишком уж проекты совпадали по деталям, но доказательств мы не нашли. Потому спустили все на тормозах, но на контроль взяли.
— Именно тогда Михайлов пришел в нашу контору, — приподнимаю бровь, ни на что особо не намекая, но все же…
— Он мой друг, учились вместе. И да, он сам вызвался помочь разгрести то дело. А потом у вас так и осел.
То, что Арский не скрывает такие детали, подкупает. Мы — не друзья. Но общего врага уже заимели.
— Думаю, временно, — смотрю в поблескивающие сталью глаза.
— Я тоже.
— А теперь что? — уточняю, пригубив игристую жидкость, и киваю на лежащую перед мужчиной папку. — Сможете доказать? — спрашиваю и сама же себе отвечаю. — Вряд ли. Завтра я должна вернуть это Синюхиной. Иначе проблемы будут уже у меня. Судя по угрозе в голосе Игнатова, сегодняшний день, это все, что я смогла отыграть у бывшего женишка.
— Он тебе угрожал? — тут же цепляется к словам Арский, прищуриваясь и играя желваками.
— Все в порядке, Виктор Алексеевич. Мы разобрались, — признательно ему улыбаюсь.
Неожиданная забота приятна. Даже очень.
— Уверена?
Смотрит, не моргая. Нет сомнений, попрошу защиты — поможет. Но не буду. Пока и сами с усами. Дальше — посмотрим.
— Да. Так что с этим? Неужели проглотите?
В ответ усмехается. Минуту раздумывает.
Потом кивает, принимая решение.
— Есть возможность их проучить. Будет сложно, но мы попытаемся. Для этого понадобятся свои люди в «Слайтоне». Один Михайлов вряд ли справится. Но мы решим вопрос. И нет, Вера Владимировна, я тебя не агитирую, не улыбайся так хищно.
— А меня не надо агитировать. Я — самовыдвиженец, — салютую ему бокалом. — Примерно три недели, может, чуть меньше, можешь на меня рассчитывать.
Припоминаю маслянистые глаза «царя-батюшки» и его мерзкие ручонки на моих плечах. Бр-р-рр! Старый козел. И никаких сомнений не остается, что зарвавшееся семейство Игнатовых немного спустить с небес на землю будет