Уже к весне стало ясно, что дело Юкоса превращается в банальный передел собственности. Воспоминания о давлении, исходившем от Ходорковского, стали уходить на второй план. На первый вышло беспрецедентное давление на сам Юкос.
Путин согласился выслушать позицию Кудрина. И слушал внимательно.
– Дело Юкоса надо вести строго и объективно. Сама компания, несмотря на расследование, пострадать не должна. Надо всем объяснить, что никто не собирается банкротить Юкос, – рассуждал Кудрин. – В компании много западных акционеров. Надо четко показать, что дело Юкоса – не разборки и не наезд.
Путин утвердительно качнул головой.
– Не сомневайся, так и будет.
– Надо всех успокоить.
– Хорошо.
Летом 2004 года Путин скажет: «Официальные власти России, правительство, не заинтересованы в банкротстве такой компании, как Юкос. Услышав такие слова от Путина, многие решили, что это политическое решение – не банкротить компанию. Казалось очевидным, что после такого заявления налоговым органам ничего не остается, как скорректировать свои претензии к компании, и Юкос, рассчитавшись с долгами, останется единой компанией. Акции компании стали опять расти. Никто не обратил внимания на дополнение к путинскому политическому заявлению: «А что касается того, как будут проходить процессы в судебных инстанциях, – отдельная песня».
Тяжелый день
Путин оказался прав: в судебных инстанциях шла «отдельная песня». Правительство так и не реструктурировало долги Юкоса. Активы компании были выставлены на продажу. Аукцион по продаже главного ее актива, «Юганскнефтегаза», должен был состояться 19 декабря 2004 года – через год после ареста Ходорковского.
Казалось, это афера. На аукцион пришли две компании – «Газпромнефть» и никому неизвестная «Байкалфинансгрупп». Новичок сразу предложил высокую цену, на пять шагов выше стартовой. «Газпромнефть» даже не стала торговаться. Аукцион продлился менее пяти минут.
Все терялись в догадках – что это за компания со странным названием, недавно зарегистрированная в Твери в трехэтажном здании, где также были расположены салоны сотовой связи, агентство недвижимости, магазин и кафе «Лондон»? Откуда у этой компании могли появиться 1,7 миллиарда долларов на задаток и 260 миллиардов 753 миллиона 447 тысяч 303 рубля 18 копеек на покупку всего пакета акций «Юганскнефтегаза»?
Пауза длилась недолго. Путин дал понять, что сделка идет под его контролем. Он публично объяснил, что акционеры этой компании – физические лица, которые готовы выстраивать отношения с другими энергетическими компаниями России, имеющими интерес к этому активу. А через два дня после его объяснения «Роснефть» купила «Байкалфинансгрупп».
Сыграв свою роль, «Байкалфинансгрупп» больше никогда и нигде не фигурировала. Никаких сделок – ни крупных, ни маленьких. Бизнесмены такие компании называют «живопырками».
Только после сделки Кудрин стал понимать вектор смены эпох. Было ясно, что произошло серьезное, системное нарушение всех приемлемых правил.
Обдумывая характер аукциона и последнее приобретение «Роснефти», Кудрин шел по коридору Кремля. Он остановился у лифта, нажал кнопку вызова. Сзади тихо, совсем незаметно кто-то подошел. Кудрин обернулся. Этого человека он давно знал.
– О, здравствуй, совсем тебя не заметил. Выглядишь уставшим, – Кудрин протянул руку.
– Да, был тяжелый день.
Оба вздохнули, сухо попрощались и разошлись.
Этот день для давнего знакомого Кудрина, заместителя главы Администрации президента Игоря Сечина действительно был трудным и решающим. С этого дня он начнет наращивать свое влияние на топливно-энергетический комплекс. Изрядно ослабевшую за последние годы государственную компанию «Роснефть» был готов поглотить всемогущий «Газпром», но дело Юкоса смешало карты газовому холдингу. Сечин стал выращивать нефтяную империю на базе «Роснефти», укрепившейся за счет активов Юкоса.
Звучит как насмешка: Кудрин и Сечин – соседи по лестничной клетке. Так уж распределило квартиры между чиновниками Управление делами президента. Настолько непохожих друг на друга соседей трудно себе представить.
Глава 6
Тучные годы
Нефтяная игла. – Зачем нужен стабфонд? – «Газпром» не хочет делиться. – Как Кудрин разозлил единороссов. – Провал монетизации. – Реформы больше не нужны. – 100 млрд на нацпроекты. – Свободу капиталу! – Драка за Инвестфонд.
2001 – Дмитрию Козаку поручают реформы местного самоуправления и федеративного устройства
2002, лето – решение о создании Стабилизационного фонда
2003 – концепция о разграничении полномочий федерального центра, регионов и муниципалитетов
2004, январь – начинаются отчисления в стабфонд
2004 – Конституционный суд признает неконституционность неисполнения властями социальных обязательств по льготам
2005, январь – митинги против монетизации льгот
2005, март – по инициативе Грефа началось создание федерального Инвестиционного фонда
2005, лето – принято решение о работе над национальными проектами
2005, июль – принят закон об особых экономических зонах
2006, июнь – полное снятие ограничений на передвижение капитала
2007 – решение о выравнивании внутренних и внешних цен на газ
2007 – Инвестфонд передается министерству регионального развития
«Стабилизационный фонд заработал с 2004 года. Но уже в 2003 году доходы от нефти стали напирать. Поэтому в составе бюджета 2003 года запланировали резервный фонд более 100 млрд рублей. Это был неформальный резервный фонд: его запланировали, но не расписывали. Все решения о создании стабфонда были своевременны. Но по мере роста цен стали менять цену отсечения доходов в фонд. И уже с 2005 года ее подняли с 20 долларов за баррель до 27.
Поскольку в 1990-е годы приняли много популистских законов, многие из них хронически не исполнялись. Бесплатный проезд пенсионеров на городском транспорте не компенсировался полностью, военнослужащие не могли ежегодно съездить в отпуск, из северных регионов не могли переселить граждан и т. д. Обьем “нефинансируемых” мандатов превышал обьем годового федерального бюджета. С 2000 года приходилось ежегодно принимать федеральный бюджет со списком приложений о приостановлении отдельных норм многих законов. Конституционный суд принял решение, что такой порядок незаконен. Надо было отменять многие нормы или обеспечивать их деньгами в ходе монетизации.
С 2005 года бюджет был в основном сбалансирован. Предложения по монетизации были жесткими. В ходе обсуждения в Думе смягчили максимально. Но нужно было дать больше времени для подготовки и обучения граждан к новым условиям.
Нацпроекты придумали в Кремле, мне о них сказал Путин. Выглядело эффектно. Это было время подготовки к выборам и деньги от нефти и газа “зашкаливали”. Требовалось как-то показать гражданам, что деньги идут на дело, а не только в стабфонд. Нацпроекты – не реформы, в основном они ориентированы на раздачу денег: купить племенной скот, закупить оборудование в больницы, купить автобусы для сельских школ и т. д. В результате качество услуг не улучшилось, несколько увеличилось их количество.
Отмена ограничений на движение капитала имела целью увеличить приток иностранных инвестиций и создать конвертируемый рубль. Это новое качество валюты. Такая политика требует очень ответственной макрополитики. Но макрополитика, несмотря на улучшение, не стала очень хорошей. Поэтому сохраняется высокая волатильность курса. Высокие доходы бюджета и недостаточно хороший инвестклимат вынудили создавать дополнительные институты развития, такие как инвестиционный фонд и особые экономические зоны. Но их эффективность не столь высока, как могла бы быть, если бы был улучшен инвестклимат и правительство больше уделяло внимания инфраструктуре».
Из интервью Алексея Кудрина
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МОЩЬ РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ пухла как на дрожжах. Цена на нефть, которая на протяжении четырех лет держалась между 20 и 30 долларами за баррель, в 2004 году уверенно устремилась к заоблачным высотам. В казну «с неба» посыпались деньги. Почти расплатившись с внешними долгами, чиновники сумасшедшими темпами стали наращивать бюджетные расходы. Скорость появления новых денег опережала скорость рождения новых идей. Именно высокая цена на нефть и стала фундаментальной причиной смены эпох.
Страна очень быстро подсела на нефтяную иглу. Структура экономики не менялась, старый экономический каркас просто заполняли деньгами. Лишние деньги застилали глаза, и казалось, что проблемы исчезли сами собой.
Механизм отсечения «дармовых» денег в отдельный фонд надо было вводить гораздо раньше, сокрушался Кудрин. Он не ожидал, что цена на нефть так прытко пойдет вверх, и был уверен, что у него есть время. А когда нефть стала дорожать, создать фонд стало еще труднее – никто не хотел расставаться с деньгами. Многие чиновники рассуждали: он говорит о каком-то фонде для будущих поколений, тогда как деньги – вот они, в руках. Зачем их куда-то складывать?