Читать интересную книгу Отдаленные последствия. Иракская сага - Данил Корецкий

Палман тоже заметил детей. И Маккойн заметил. Он выругался по местной связи, что с ним случалось довольно редко. Еще бы: в этой дикой стране даже малые дети, пусть они стоят перед тобой в чем мать родила, могут оказаться нафаршированными по самые уши взрывчаткой, или, что скорее всего, где-то за ними, на обочине, притаились боевики, только и ждущие, когда машины остановятся и откроются задраенные люки…

Прошла секунда, две, три… Колонна ползла на малом ходу, в наушниках воцарилась напряженная тишина. Смит, да и все понимали, что останавливаться нельзя, это подстава… И вдруг сквозь мерный рокот моторов прорвался нечеловеческий вопль. Мальчишка поднял голову — распяленный в крике рот занимал у него пол-лица, — вскочил и, схватив девочку за руку, бросился на дорогу, прямо под гусеницы «Абрамса»!

«Черт! Началось…» — подумал Смит, захлопывая смотровой люк и включая переднюю камеру. В следующее мгновение на него обрушился новый звук, плотный и тяжелый, как бетонное перекрытие. Смит, за свою короткую военную карьеру не бывавший ни в одной серьезной переделке, успел удивиться, насколько разительно он отличается от звука учебного фугаса… И лишь потом понял, что это не взрыв, не фугас, а всего лишь сирена экстренной остановки, включенная Бартом.

Он ударил по тормозам, едва не врезавшись танку в зад.

* * *

Дети лежали между гусеницами танка, едва не касаясь головами брюха машины — такие крошечные, хрупкие, что казалось, должны умереть от одного дыхания стальной громадины. Но они были живы и не переставая вопили во все горло. Барт, механик-водитель, чьи передние камеры почти упирались им в лица, тихо сказал Палману:

— Матерь Божья, вы только взгляните на это, сэр… Какой же наркотой их накачали?..

Лучи прожекторов и оружейные стволы обшаривали обочины, личный состав изготовился к бою и оставался на своих местах. Машины покинули только Маккойн и Андерс. Андерс стоял перед танком, прикрывая глаза от слепящего света фар. Мако присел на корточки и мрачно разглядывал черные детские пятки и худые спины с пунктирами позвоночника, сотрясающиеся крупной дрожью, словно в агонии. От них несло удушливой смесью свежей крови и пота и чего-то еще, незнакомого капитану. Но кровь, покрывающая эти худые тела, уже подсохшая местами, смешанная с комками песка и грязи, была не их кровью. Дети невредимы, Мако в этом почти не сомневался. И никакой взрывчатки на них не было.

Он осторожно взялся за одну из лодыжек и потянул на себя. Это оказался мальчишка. Какое-то время он сопротивлялся, вжимаясь в утоптанную глину, потом резко перевернулся, вырвался, вскочил, явив на мгновение капитану зареванное лицо с выехавшими из орбит глазами, и дал бодрого стрекача. Однако не успел капитан повернуть голову, чтобы обменяться взглядами с Андерсом, как мальчишка уже вернулся и рухнул перед капитаном на колени, вопя и стеная пуще прежнего.

— Пусть придет Ахмед, — сказал Маккойн.

Андерс побежал за переводчиком. Девчонка тем временем привстала на корточки, потом на колени и, выставив перед собой руки, подползла к капитану. Она уже не кричала, только шевелила губами. Глаза ее были закрыты. Мако невольно содрогнулся, увидев, как чудовищно, просто неправдоподобно она худа.

Появились Вик с Ахмедом. Ахмед встал над детьми, уперев руки в широко расставленные колени. В Ираке сельские учителя, видно, не привыкли сюсюкать с подрастающим поколением, и он что-то выкрикнул на своем языке. Повторил еще несколько раз, повысив голос. Мальчишка вдруг закрыл рот, замолчал. Было слышно, как стучат его зубы.

— Они сейчас в обморок грохнутся, — сказал Андерс.

Мальчишка заговорил, точнее, залаял, с трудом выталкивая звуки из сжатой спазмом гортани. Маккойну казалось, что его глаза тоже закрыты, но сейчас разглядел закатившиеся под самый лоб черные зрачки.

— Ничего не понимаю, — сказал Ахмед по-английски. — Говорит: съешь меня и улетай. Съешь и улетай.

— Больше ничего? — бросил Маккойн, не отрывая взгляда от мальчишки.

— Повторять только этот, — запнувшись, сказал Ахмед, у которого от волнения, похоже, тоже немного перепуталось в голове.

Зрелище было жутковатое. К тому же девчонка, как и предсказывал Андерс, вдруг молча завалилась на бок, ткнувшись лицом ему в сапог, да так и осталась лежать без движения. Андерс осторожно высвободил сапог и отступил в сторону.

— Спроси, откуда они взялись, — обратился Маккойн к Ахмеду. — Где их дом.

Ахмед спросил. Мальчишка никак не прореагировал, продолжая повторять на разные лады одно и то же. Ахмед прикрикнул на него и даже затопал ногами, словно дядюшка Скрудж из старых диснеевских мультфильмов. Ноль реакции.

— Хватит, — сказал Мако. Он повернулся к Андерсу: — Надо взять их с собой. Наверняка из того селения пришли. — Мако кивнул в сторону огней. — Позови своих ребят, пусть погрузят их в штабную машину, там теплее. Руни предупреди, пусть осмотрит девчонку… И заверните их в какие-нибудь одеяла, что ли.

Мальчишка не хотел садиться в машину, сопротивлялся, как бешеный, и орал с пеной у рта. Когда Фолз и Шарки, все перемазанные его «боевой окраской», хотели было дать ему хорошего пинка, он неожиданно скорчился, прикрыв руками голову, и затих, словно собрался умирать. В таком положении его и погрузили в салон. Девчонку устроили на разложенном сиденье в третьем ряду, подстелив кусок брезента. Руни колдовал над ней с неизменной своей нашатырной ваткой.

— Такое впечатление, будто их не кормили с самого рождения. И не мыли… — Руни вдруг увидел что-то и запнулся. Оторопело взглянул на Шарки: — У нее полная голова вшей. Просто кишат… Ты когда-нибудь уже дезинфицировал свой «Хаммер»?

* * *

— Да ничего удивительного. В этой стране все возможно. Долбаные айраки! Еще с деревьев не слезли, а уже понтуются вовсю, дяде Сэму угрожают!.. — Санчес привычно поискал глазами в темноте Прикквистера, но наткнулся на силуэт профессора Макфлая, напоминающий раскинувшийся вширь горный массив. — А вот у нас теперь есть профессор! Пусть он прочитает нам лекцию, как первобытные народы воспитывали своих детенышей!

Макфлай, которому недавно пришлось освободить свое место в штабной машине для детей, а затем под сдержанное хихиканье морпехов забираться в кузов грузовика, что удалось лишь с третьей попытки, сидел сейчас, облокотившись рукой о борт, и ожесточенно мусолил потухшую сигару.

— Дети — суть источник грязи и зловония, — проговорил он.

— Суть чего? — нахмурился Санчес.

— Эту фразу произнес на одной пятничной проповеди мулла Муссияр в 932 году. Она означает, что даже в просвещенной Кордове, и не в первобытные времена, а в период расцвета арабской культуры воспитанию детей уделяли не слишком много внимания, — любезно пояснил Макфлай.

— О! В самую точку! — одобрил Санчес.

— Пожалуйста, поподробнее, профессор, — прогундосил из своего угла Джелли.

Солдаты рассмеялись.

— Извольте. Недоношенных детей умертвляли, — продолжал Макфлай. — Доношенных тоже, если год выдался неурожайный. Или если у папочки просто не сложился день. Папочка также мог проиграть своего ребенка в нарды или отдать в рабство в счет уплаты долга… Ну и… В общем, никаких тебе «Макдоналдсов», никаких детских каналов по ТВ, никаких розовых обоев с Микки-Маусами. Хорошим родителем считался тот, кто хорошо сечет свое чадо розгами. Другого воспитания не требовалось.

— Я не понял… это только у айраков, что ли, такое практиковалось? — спросил кто-то из темноты. — Ну, в смысле, в старые времена?

— Не только в старые. И не только у… я все-таки предпочитаю называть этот народ иракцами, — сказал Макфлай. — Хотя бы из уважения к нашему переводчику. Так вот, в Европе детей тоже не всегда считали «цветами жизни». В каком-нибудь средневековом Брюгге, каждую зиму на улице замерзали сотни беспризорных мальчишек и девчонок. Еще больше их погибало под копытами лошадей и колесами телег. Никому из вельможных, да и необязательно вельможных, всадников и в голову не пришло бы осадить коня перед выбежавшим на дорогу сорванцом. Сбил, задавил — ну и ладно, обычно даже не оглядывались… Ну и детское рабство, конечно…

Грузовик ощутимо тряхнуло на невидимой яме. Водитель с грохотом и треском переключился на пониженную передачу. Было слышно, как он у себя в кабине клянет местные дорожные службы. Но морпехи не унывали: ничего, селение уже близко, скоро они смогут перекусить и отдохнуть после трудного дня…

— Ну а этих-то они зачем довели до такого состояния? — подал вдруг голос Крейч, обычно не вмешивавшийся в общие разговоры.

— Что ты имеешь в виду? — обернулся к нему Санчес.

— Этих. Мальчика и девочку, — сказал Крейч.

— Ясно зачем! — встрял Джелли. — Это ж были шахиды, дубина ты! Это ж смертники!

— Сам ты дубина, — послышался из темноты голос Прикквистера. — Были бы они смертники, мы бы тут не болтали.