Читать интересную книгу Штрафники, разведчики, пехота - Владимир Першанин

Про тот период я могу сказать так. Когда съездили раз-другой, появилась в автобате невеселая шутка: «Ну, что, завтра рейс в один конец!» Некоторые плевались, мол, не каркай раньше времени, но потери мы несли большие. Возили орудийные расчеты, пушки, боеприпасы, продовольствие. В общем, все, что требовалось на войне.

Путь от Каунаса до Шяуляя шел вдоль линии фронта. Если первую половину пути мы миновали, считай, по тыловым дорогам, то вторую половину — впритирку к передовой. Город Шяуляй считался важным стратегическим узлом обороны, и немцы предпринимали постоянные контратаки, стремясь предотвратить выход наших войск к Балтике. Там до побережья оставалось 100–120 километров. Официально Шяуляй был взят нашими войсками 27 июля 1944 года, но во второй половине августа немцы снова прорвались к городу, и бои там продолжались еще долго.

Не считая хозяйственных подразделений, в автобате были три автомобильные роты. Количество автомашин в ротах постоянно менялось и обычно составляло 15–20 единиц. Наша вторая рота состояла из двух взводов. Первым назначили командовать старшину Николая Егоровича Мороза. Я его уже хорошо знал и напросился к нему. Он меня взял, хотя имелись водители старше и опытнее. Мне в августе сорок четвертого всего восемнадцать лет было. Но технику я знал неплохо, и, кроме того (вот уж не думал!), пригодилось знание артиллерийского дела.

Ротным командиром был капитан Сулейкин Иван Прохорович. По виду совсем гражданский дядька, лет тридцати пяти. Полноватый, с залысинами, на командира совсем не похож. Он был призван весной и никак не мог привыкнуть к военной жизни. Человек был добродушный, нас, шоферов, всегда защищал. Он болел геморроем, в рейсах сильно страдал. Его порой оставляли заниматься ремонтом и хозяйственными делами, тогда нами командовал старшина Мороз. Оба хорошо знали все наши машины, быстро осваивали трофейные. Командир второго взвода, младший лейтенант Кущенко, окончил автомобильное училище, технику знал плоховато. Не стеснялся учиться у нас. Молодой, лет девятнадцати, но уже женатый.

Нас сразу предупредили: ребята, здесь русских не жалуют. У литовцев была сильная националистическая организация «Омакайтсе». Назвать ее фашистской? Прибалты обидятся. Для литовцев они сейчас герои. Но против нашей власти боролись и в нас стреляли. Это была одна опасность. И вторая — когда двигались вблизи линии фронта, приходилось держаться особенно настороженно. Кроме обязательных авианалетов немцы предпринимали большие и мелкие контрудары. Особенно на подступах к Шяуляю. Со стороны своих укрепленных узлов Юрбаркас, Кельме, Куршенай. Если бы я по этому маршруту, а позже, от Вильнюса до Кенигсберга, не помотался, то, пожалуй, не рискнул бы себя фронтовиком называть. Вот где лиха хватили!

Избитую вдрызг полуторку мне заменили на американский грузовик «шевроле». Не в обиду нашей технике скажу: машина была хорошая. Сильный мотор, просторная теплая кабина, металлический кузов. Брала она тонны три груза. Мне достался «шевроле» только с задним ведущим мостом, а были и вездеходы с обоими ведущими мостами. Зато имелась лебедка самовытаскивания. Если в грязи засядешь, отмотаешь, сколько надо, троса, забьешь металлический костыль и сам себя вытаскиваешь. Можно было за дерево трос цеплять. В общем, удобная штука.

Обычно роту сопровождали два-три охранника. Да и сами водители имели карабины, гранаты, у некоторых — автоматы. На трассе примерно через каждые 50–70 километров стояли ремонтные точки. Обычный грузовик со сваркой, краном-стрелой, бригадой ремонтников. Они нам крепко помогали.

В первый рейс отправилось четырнадцать машин во главе с капитаном Сулейкиным. Кроме двух «студебеккеров» и двух «шевроле», шли ЗИС-5 и полуторки. Больше всего полуторок. Кроме груза, везли артиллеристов и четыре «сорокапятки» на прицепах. Получили паек на трое суток. Из расчета сутки туда — обратно и день на месте. Паек состоял из пары банок тушенки, буханки хлеба и нескольких сухих брикетов пшенной и гороховой каши. Со мной вместе сидел молодой младший лейтенант — артиллерист.

— Сергей, — так он представился. Ну, а я ответил, что меня зовут Петр.

Младший лейтенант, только что из училища, недавно принял огневой взвод. В кобуре новенький пистолет, планшет, вещмешок с пайком. У меня — карабин и две гранаты РГ-42. Маршрут складывался так, что нам предстояло пересекать довольно широкую реку Невежис. Она текла с севера на юг и недалеко от Каунаса сливалась в одно русло двумя широкими рукавами. Можно было пересечь ее через понтонный мост в городе Кедайняй (60 километров от Каунаса), но, по слухам, переправу там сильно бомбили, и всегда скапливалась огромная очередь техники.

Мы схитрили и благополучно переправились здесь же под Каунасом. Все же места знакомые, мы знали, когда бывает меньше машин. Правда, дальнейшая дорога пролегала ближе к линии фронта, но зато мы избежали толкучки на переправе. А для нашего брата-шофера нет ничего рискованнее переправ. Скатились по бревенчатому настилу, и ходу! Торопились быстрее от моста съехать. На берегу воронка на воронке, разбитые машины, сгоревшие танки, раздутые трупы лошадей. Мой пассажир глянул на исковерканную трехдюймовую зенитку и только вздохнул. Ствол, как пруток, согнут, платформа в землю вмята, колес вообще не видно. Судя по всему, накрылся расчет.

Километров пять отъехали, «Юнкерсы-87» идут на высоте километра в сопровождении истребителей. Наверняка, бомбить переправу. Нас они не тронули. А Сулейкин, проехав с километр, заспорили с Морозом: или дальше гнать, или срочно искать укрытие. «Гнать» — слишком громко сказано. При всем старании колонна могла выжать километров тридцать в час. «Студебеккерам» все нипочем, ЗИС-5, как брюхатые коровы, тащатся. Да и полуторки изношенные, тоже не разгонишь. Все машины загружены под завязку. Решили нырнуть в лес.

Позади, возле переправы, ухали взрывы. Вовремя проскочили! Вскоре «Юнкерсы», штук девять, снова появились над нами. Шли на свой аэродром в сопровождении «Мессершмиттов». Два «мессера» нас разглядели, ударили из пушек и пулеметов. Но в лесу попасть в цель не просто. Мы торопливо отбежали от машин, попрятались за деревьями, в промоинах. Грузовикам немного досталось: где кузов пробило, где шину. Первый день вроде благополучно закончился; без потерь. Но двигались все равно медленно. После короткого совещания Сулейкин настоял ехать ночью.

Это было не лучшее решение. Небо заволокло тучами, пошел дождь, грузовики начали буксовать. Вылезали, вытаскивали машины, а тех, кто засел капитально, вытягивали на буксире «студебеккеры». Водители, усталые (почти сутки за рулем), промокшие, реакция не та. «Студебеккер» рванул засевшую полуторку с такой силой, что у нее вылетел задний мост. Никогда не слышал, чтобы люди так ругались. Это старшина Мороз поливал в три этажа дождь, плохие дороги и начальство, которое гонит старые машины в темноте невесть куда.

В общем, неплохо начавшийся день закончился аварией. Часа три поспали кто где мог. Потом убедились, что полуторку быстро не отремонтируешь, и раскидали груз на другие машины. Водителя оставили ждать ремонтников, а на колеса полуторок и ЗИС-5 Сулейкин приказал надеть цепи противоскольжения. Штука капризная и не слишком эффективная. К тому же большинство цепей были старые, ржавые. Уже через час, когда мы выталкивали одну из машин, цепь оборвалась и с маху хлестнула по руке моего младшего лейтенанта. Кости не перебило, но буквально за полчаса рука опухла, а лейтенант хоть и терпел, но покрылся от боли холодным потом. Лечили его, как обычно, спиртом.

Мы, кажется, совершили ошибку, переправившись через Невежис под Каунасом. Дело в том, что дальнейший маршрут пролегал слишком близко к линии фронта. Какое-то время двигались вдоль реки Дубис-са. Дороги были забиты войсками, и хотя в небе появлялись наши истребители, немецкая авиация в покое нас не оставляла. Каждый час приходилось сворачивать в лес, пережидать налеты. Иногда не успевали и бежали, оставив машины на дороге.

Бомбардировщики нас не трогали. Зато часто налетали «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» (их называли «фоккеры»). Гадостный для нас самолет! Темно-серый, похожий окраской на гадюку, с огромным крестом в белой окантовке через весь фюзеляж. Такие же кресты на крыльях, а на хвосте — свастика. Несла эта гадюка четыре 20-миллиметровые пушки и два пулемета. Сыпали на нас мелкие бомбы, но в основном стреляли по машинам из своих многочисленных стволов. Наши самолеты в воздухе постоянно не дежурили. Пролетит пара, а иногда одиночный «Як» или «Лавочкин». Немцы обычно дожидались, когда небо чистое, и тогда проносились над колонной. Из-за плохой дороги, бывало, по сотне машин друг за другом шли.

Но вернусь к первому рейсу. Уже через несколько часов разворотило мотор нового «студебеккера» и тяжело ранило шофера. Потеря мощного трехосного вездехода («студебеккеров» было всего два) стала для нас ощутимой потерей, не говоря уже о раненом водителе. Снова перегружали ящики. Мой «шевроле» был загружен, как верблюд. Кроме меня, в кабине сидели два человека, а один стоял на крыле, наблюдая за воздухом. Новый налет сразу четырех «Фоке-Вульфов-190» оказался трагичным. Самолеты вымахнули двумя парами, выстилая перед собой полосу трассирующих пуль и снарядов. Кто нырнул под машину, кто бросился под обочину. ЗИС-5 загорелся, а через несколько минут взорвался, накрыв своими обломками и осколками боеприпасов второй «студебеккер». Шофер, Ваня Крикунов, мой дружок, отчаянный парень, нырнул в кабину и отогнал дымившийся «студебеккер» под деревья. Кроме этого, пулями и снарядами были повреждены еще два грузовика. Едва закончился налет, мы обнаружили, что четыре человека убиты и около десятка ранены. Спешно перевязывали раненых, отвозили их в лес, туда же перегоняли уцелевшие машины.