Постепенное расширение понятия «Русская земля»
7. По данным императора Константина Багрянородного (середина X в.), Русь еще больше расширила свои владения (включив кривичей и словен), но старое понятие исконной, первоначальной Руси (Руси в узком смысле) не исчезло. Константин делит Русское государство на «Внутреннюю Русь», соответствующую Русской земле VI–VII вв., и на «Внешнюю Русь», в состав которой вошел ряд союзов славянских племен, покоренных Русью на протяжении VII–IX вв.
Летописец Нестор перечисляет много неславянских племенных союзов (финно-угорских, литовско-латышских): «а се суть инии языци, иже дань дають Руси», но мы, к сожалению, бессильны определить время возложения на них русской дани.
Некоторые восточные авторы называют раздельно русов и славян. У исследователей рождалась мысль о том, что «русы» — не народ (хотя автор середины IX в. писал, что «русы — племя из славян»), а господствующая социальная группа. Эту мысль, неверную в такой прямолинейной формулировке, следует, очевидно, выразить так: русы — жители наиболее передовой из восточнославянских земель (получившей имя по племени-гегемону), подчинившей себе за три столетия ряд других славянских земель; не все жители Руси были главенствующей социальной группой, но князья и дружинники Русской земли стояли в VII–IX вв. над князьями и дружинами других славянских земель.
8. В IX и X вв. в Русскую землю начали проникать с севера отряды норманнов-варягов. Один раз при конунге Олеге они захватили даже Киев, но в дальнейшем они упоминаются чаще как наемные отряды. Вливаясь в русские войска как наемники русов или их временные союзники, варяги принимали имя русов и считали это выгодным для себя, как это явствует из того, что в 839 г. шведы, служившие «русскому кагану», прикинулись в Западной Европе и сами русами (подробнее см. ниже). Ошибочность наименования варягов русами в русских летописях с исчерпывающей аргументацией выяснена (как уже говорилось) в работах М. Н. Тихомирова, А. Н. Насонова и И. П. Шаскольского[90].
Итак, проблема происхождения Руси решается таким образом:
Племя росов, или русов, было частью славянского массива в первые века нашей эры. Имя росов связано с рекой Росью, притоком Среднего Днепра. Первым свидетельством о росах можно условно считать рассказ Иордана о росомонах, враждовавших с Германарихом готским. Обе формы («рос» и «рус») сосуществовали одновременно. В летописях преобладает форма «русь», но в источниках одновременно применялась и форма «рось»: «росьские письмена», «Правда Росьская».
В VI–VII вв. в Среднем Поднепровье сложился мощный союз славянских племен. Иноземцы называли его «Рос» или «Рус». Память о границах этого Русского союза сохранилась до XII–XIII вв.
К середине X в. Русью стали называть как все восточнославянские земли, платившие дань Руси, так и наемные отряды варягов, принимавшие участие в делах Руси.
Объединение всех восточнославянских земель под именем Руси просуществовало до конца XIV в. и ощущалось даже в более позднее время, несмотря на вычленение украинцев и белорусов.
«Кто в Киеве нача первее княжити?»
Начало государства Руси Нестор связывал с основанием города Киева в земле Полян, которую он уравнивал с землей Руси («Поляне яже ныне зовомая Русь»).
Вопрос, поставленный здесь в заголовке, был и в заголовке исследовательской части труда Нестора. Поэтому для нас сейчас важно выяснить степень легендарности или историчности князя Кия и время его княжения, для того чтобы проверить исходную точку начала русской государственности, как она рисовалась первому киевскому историку.
Еще в древности Киев считали «матерью городов русских», а во время феодальных усобиц середины XII в. один из киевлян восклицал: «И кто убо не возлюбит Киевского княжения, понеже вся честь и слава и величество и глава всем землям русским — Киев! И от всех дальних многих царств стекахуся всякие человецы и купци и всяких благих от всех стран бываше в нем»[91]. К тому времени, когда произносились эти слова, Киев уже перестал быть «главою всех земель», но слава одного из крупнейших европейских рынков, куда «из дальних стран стекались разные купцы», держалась прочно и насчитывала тогда уже около четырех столетий. Византийцы и восточные географы, писавшие по-арабски и по-персидски, прекрасно знали красивый торговый город на горе — «Куябу» или «Куявию» (как называли они столицу Руси), знали, что там изготавливают замечательные мечи, оснащают корабли для плавания по южным морям.
Естественно, что очень давно появился интерес к тому, когда же возник этот знаменитый город. Первая русская запись об основании Киева была сделана в одной из самых древних летописей задолго до Нестора. К сожалению, она содержит краткий пересказ давней легенды без каких бы то ни было хронологических примет. Эта запись стала хрестоматийной; она известна всем еще по школьным учебникам:
«И быша 3 братия: единому имя — Кый, а другому Щек, а третиему Хорив, а сестра их Лыбедь. И сидяше Кый на горе, идеже ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, идеже ныне зоветься Щековица, а Хорив на третией горе, от него же прозъвася Хоревица.
И сътвориша градък въ имя брата своего старейшаго и нарекоша имя ему — Кыев. И бяше около града лес и бор велик и бяху ловяще зверь. И бяху мужи мудри и съмысльни и нарицахусе Поляне. От них же суть поляне Кыеве и до сего дьне».[92]
Указания на топографию Киева («идеже ныне…») сделаны, очевидно, составителем летописи 1073 г., любившим такие примечания[93].
Политическое соперничество молодого Новгорода с древним Киевом привело в XI в. к тому, что под пером новгородских летописцев, стремившихся поставить свой город в самых истоках русской государственности, время основания Киева было определено непомерно поздней датой — 854 г.[94]. Вероятно, таким же враждебным Киеву людям принадлежит и та пренебрежительная этимология названия города, которую успешно опроверг летописец Нестор: «Ини же несведуще, реша, яко Кый есть перевозьник был. У Кыева бо бяше перевоз тъгда с оноя страны Дънепра — темь глаголаху: «на перевоз на Кыев»[95]. Киевские историки эпохи Мономаха дали достойный отпор этим провинциальным комментаторам. Составитель киевского летописного свода 1093–1095 гг. открывает свое сочинение торжественным панегириком Киеву:
«Яко же бысть древле цесарь Рим и прозъвався в имя его град Рим. Й пакы Антиох — и бысть Антиохия… и пакы Александр — и бысть в имя его Александрия. И по мънога места тако прозъвани быша гради в имена цесарь тех и кънязь тех. Тако же и в нашей стране прозъван бысть град великый Кыев в имя Кыя»[96].
Спустя полтора десятка лет Нестор произвел дополнительные разыскания, изучив современный ему исторический фольклор[97]. Он сообщил ряд интереснейших данных, приближающих нас к установлению даты основания Киева:
«Аще бы Кый перевозьник был, то не бы ходил Цесарюграду. Но се Кый къняжаше в роде своемь и приходившю ему к цесарю, которого не съвемы, но тъкмо о семь вемы, якоже съказають, яко велику честь принял есть от цесаря, при которомь приходив цесари. Идущю же ему вспять, приде к Дунаеви и възлюби место и сруби градък мал и хотяше сести с родъм своим и не даша ему ту близь живущии. Еже и доныне наречють дунайти «городище Киевець». Кыеви же пришедъшю в свой град Кыев, ту живот свой съконьча; и брата его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь ту съконьчашася. И по сих братьях держати почаша род их княженье в Полях»[98].
Лишь после этих разысканий Нестора легендарный Кий приобретает реальные черты крупной исторической фигуры. Это — славянский князь Среднего Поднепровья, родоначальник династии киевских князей; он известен самому императору Византии, который пригласил Кия в Константинополь и оказал ему «великую честь». Речь шла, очевидно, о размещении войск Кия на дунайской границе империи, где поляне построили укрепление, но затем оставили его и во главе со своим князем возвратились на Днепр.
Драгоценные сведения Нестора прояснили многое. К сожалению, ему осталось неизвестным имя того императора, с которым Кий заключал союз. Научная добросовестность летописца не позволила ему фантазировать на эту тему (что часто делали его собратья по перу), и он признался, что имени его «не съвемы». Однако дело не безнадежно: та историческая ситуация, которая отображена Нестором, сама в себе содержит датирующие признаки[99]. Приглашение славянских (антских) князей с их дружинами на византийскую службу широко практиковалось императором Юстинианом (527–565 гг.). Летописный рассказ о князе Кие находит почти полную параллель в повествовании византийского историка Прокопия Кесарийского.