Вернулся Рюфоль. В пластиковом пакете он держал «Walther P.22».
— Ах, да, Романов, вы в курсе, что в патроннике вашего пистолета не хватает четырех патронов? Если, случаем, вы их потеряли, то не беспокойтесь, мы нашли три из них в теле господина Патрика Сарра, фотографа. Заключение экспертов однозначно: стреляли из вашего пистолета. Надеюсь, четвертую пулю мы не обнаружим в теле княжны.
Похоже, мент только что принял на грудь, так от него разило алкоголем. Виталий хотел рассказать ему о звуках выстрелов АК 47, которые он слышал, но он сдержался. Иначе пришлось бы признаться в том, что он был в том кафе. Виталий начал думать, что стал жертвой какой-то махинации. У него по-прежнему болела голова, но он не хотел просить ничего у мента. Он должен быть сильнее. Рюфоль продолжал его провоцировать:
— Ты знаешь, у нас, во Франции, демократия: за убийство журналиста дают столько же, сколько и за убийство княжны. Что позволит тебе познакомиться с массой милого народца, которого ты имел счастье ранее не встречать. Хотя бандиты, которые служат у тебя в охране, ничем не лучше. Перед тем как отправить тебя в тюрьму, мы оставим тебя у нас в камере. Заодно попривыкнешь.
В соседней комнате, по другую сторону зеркала, чувства зрителей смешались. То, насколько Рюфоль напился, было смешным, так же как и его реалистичные угрозы и запугивания… Но Луи чувствовал себя неуютно и ему хотелось, чтобы этот цирк скорее закончился. А кое-кому было не смешно, когда этот жирный хмырь обзывал их бандитами. Александр дремал. Переводчик периодически будил его, чтобы Виталий не услышал громкого храпа через тонкую перегородку, разделявшую комнаты. Александру была забавна реакция брата, когда мент объявил о помолвке княжны, а затем его внимание ослабло, и он снова уронил голову на грудь. Они не спали всю ночь, и генералу хотелось, чтобы игра скорее перешла к активным действиям. Стараясь не шуметь, он вышел с Луи в коридор. Не глядя на противно нажравшегося мента, Александр обратился к переводчику. Переводчик, рыжий молодой парень в веснушках, синхронно переводил все подряд.
— Придурок несчастный, проследи, чтобы в твоей камере все записывалось на пленку, даже когда он спит. Не спускай с него глаз!
Переводчик говорил на восьми языках. Рюфоль кивнул и почесал себя пониже спины. Генерал через переводчика добавил:
— Генерал просит вас передать ему вещи, изъятые у его брата, в том числе оба телефона.
Рюфоль кивнул на Луи и сказал, что уже все отдал.
В зале допроса Виталий Романов, всесильный олигарх, чувствовал подступающую паранойю. Словно его затягивали сыпучие пески — медленно, но неотвратимо. Нужно выбраться отсюда, как можно быстрее. Что делает этот мудак Де ля Мено и где весь его юридический отдел? А ведь он им столько платит!
Если ситуация не прояснится быстро, правительство его страны найдет средства, в прямом, финансовом смысле слова, чтобы потребовать у французского правительства его немедленного освобождения. «Надеюсь, до этого не дойдет, — подумал Виталий». Но в уголке его мозга зародилась гангренная мыслишка о вероломстве и интересах, которые некоторые люди в правительстве и кое-кто из «друзей»-миллиардеров, смогут оппортунистически углядеть в сложившейся ситуации, и пожелать избавиться от него, и недорого забрать алмазные прииски. Гангрена развивалась быстро. Он даже на время перестал волноваться о Лене.
….Но ведь он был осторожен и никогда не влезал на политическую территорию. Его дед всегда учил не вступать на зыбкие политические пески, да и пример некогда нефтяного «номер один» был поучителен для всех профанов от политики: будь ты хоть восемь раз миллиардер, не пытайся нащупать у себя над головой светящийся обруч. Он сознательно вычеркнул слова «политика», «нефть» и «газ» из своего бизнес-лексикона и усиленно развивал свой сектор. Он так далеко оторвался от конкурентов, что трудно было представить, что кто-нибудь оспорит его лидерство в родной отрасли. Тем более что представители власти на местах были более чем щедро вознаграждены за лояльность к его монополии. Хотя, как известно истории, любой лидер всегда в опасности. Завистливые хищники не дремлют.
Чем больше он прокручивал в голове проблему, сидя в одиночестве между четырех голых стен без окон, тем больше недоумевал: в какую мышеловку он попал?
Ему ясно дали понять, что его задержание продлевается и что дело открыто. Но они так и не нашли следов Лены. Де ля Мено умолял его не выходить из себя и соблюдать процедуру. У них, по его словам, не было ничего против него, и его обязательно оправдают, но пока лучше не шуметь.
Вошли двое в полицейской форме и, не церемонясь, перевели Виталия в следственный изолятор комиссариата. Запах рвоты, пота и алкоголя сдавил ему горло. Камера была пуста. Обессиленный, он повалился на деревянную скамью у стены. Он плохо себя чувствовал, и у него кружилась голова. Он что-то не то съел. Или… неужели «Гильотина»?
Светлана
Маленький молоток долбил и долбил скалу, иногда высекая искры. Он освободил от пустой минералогической породы маленькое ископаемое. Никто другой не смог бы его распознать невооруженным глазом, а он смог. Сначала он решил, что это очередной сгусток планктона, но оказалось, это зуб. Зуб маленького грызуна, хищника времен динозавров, мелкой твари, поедавшей других тварей. Его сердце громко стучало, картины смертельных боев между тиранозаврами и гигантскими змеями заполонили воображение. Клыки разрывали панцири, кровь лилась из рваных ран, когти разрывали мясо. Смерть и ужас расширили его зрачки до бездонных колодцев. В глубине этих колодцев он заметил девушку с золотистыми волосами цвета пшеницы, улыбающуюся и свободную. Это была не княжна, несмотря на то, что на ней была брошь «Тиффани» из изумруда, усыпанная бриллиантами, приколотая к красному пионерскому галстуку. Эта была девочка из лагеря «Орленок». Как ее звали?
Он видел, как она, стоя на коленях, как и пятнадцать других пионеров вокруг нее, рыла горную породу. Он никогда так не хотел обладать женщиной. Желание прижаться к ней и отдать ей всю энергию, которая в нем скопилась, становилось просто невыносимым. Брат Александр, издеваясь, говорил, что его обгонит Француз или он сам, если тот тут же не бросится в атаку. Но как ему признаться в том, что он еще девственник?
Каждый вечер, возвращаясь в лагерь после «Дня поисков и открытий» новоиспеченные «геологи» собирались вокруг бутылки дурного портвейна, которую кто-нибудь умудрялся приволочь из дома или из каморки сторожа, подкупив его. Каждый выпивал по глотку, стараясь не морщиться и не задыхаться, чтобы подтвердить в глазах других свою принадлежность к взрослому миру. Александр был командиром пионерской банды, самый сильный и уже татуированный. Он сделал себе пару самодельных татуировок еще в школе, которые, правда, воспалились и ему пришлось обратиться к врачу. Это позволяло ему рассчитывать на благосклонность Марины, дочери завхоза лагеря. Бедная девочка, благодаря доброму нраву и безотказности, попала под влияние Александра и его лейтенантов, которые подторговывали ее благосклонностью молодым девственникам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});