Меня колотило от пережитого ужаса. Тошнота накатывала волнами, голова гудела и я силилась вспомнить, что же такое произошло секунду назад? Может я чокнулась? Может мне показалось, и девочки никакой и не было? Я заморгала, прогоняя шок. Судорожно выдохнула, всё ещё сжимая руль и не веря чуду.
Жива!
Девочка сидела на асфальте сбоку моей машины. Целая и невредимая! Блондинистый хвостик, пышная юбка из фатина вырви-глазно розовая. Футболка с какой-то мультяшной парашей, вроде розовой лошади или оленя, черти что, одним словом.
И я… вроде тоже жива. Прислушаться к себе не успела — вздрогнула, когда всюду разом ожили гудки, чуть ли не пробивая перепонки своим мерзким визгом. Звуки улицы оглушили и спешащего по тротуарам народа. Тут и волнения разом накатило — сердобольные свидетели засуетились… мужской голос совсем рядом:
— Ты, бл*, совсем что ли???
И я следом очнулась.
Дрожащими руками не с первой попытки расстегнула ремень безопасности, всё время шипя из-за боли в голове. Шатаясь словно пьяная, выскочила из машины. Протаранила мужика, продолжающего на меня орать, и на негнущихся ногах подбежала к девочке.
— Ты как? — придерживаясь за края капота Пассо, упала на колени рядом с мелкой.
Девочка всхлипывала, но была без видимых повреждений, а вокруг уже начиналась настоящая звуковая высокочастотная война, вызывали скорую, ДПС, ругались. А когда мелкая на меня глянула хоть и зарёванными, но хитрющими глазами, меня осенило — она понимала, что натворила! И тогда я рявкнула:
— Ты в своём уме? — аккуратно встряхнула малышку за плечи, но больно самой стало — голова раскалывалась сильнее. — Это же дорога!
Девочка была похожа на всхлипывающее розовое пятно на тёмно-сером асфальте, но глаза… чёрт! Она действительно сделала это специально! Стоило бы её сурово наказать, только сдавать почему-то совсем не хотелось.
— Проезжая часть! — продолжила я голосить, потому что испугалась не на шутку, и не знала, как себя вести. Я теперь соучастница преступления этой малолетней красотки.
— Эй, коза, тачку убери, если аварии не случилось!!! — надрывно горланил мужик из Мерса и подтверждал своё нетерпение частым нажатием на клаксон.
— Вы слепой, вон тачки стоят!!! — рыкнула я, тыча пальцем в Пассо печально стоящий между двумя полосами и Ниссан, въехавший моей машине в зад.
— Идиотка, — плюнул мужик, — кто права тебе дал? — скорее риторически прозвучало, но вывело неимоверно.
— ГИБДД. Да в чём дело? Вам дороги мало?
Мужик что-то проворчал, а я вернулась к девочке, которая меня очень внимательно изучала.
— Тебя как зовут? — без сюсюканья бросила я.
Она вытерла остатки слёз с пухлых щёк, оставляя грязный след и судорожно вдохнула:
— Лера.
Я спешно стала раздумывать: нормально ли в её возрасте… Стоп, а сколько ей? Понятия не имела, потому что не имела дел с мелкими. Но на вскидку она была где-то… метровая? И на вид ей… лет семь? Или пять?
Чёрт! Что-то очень мелкое и неразумное — это точно! Или наоборот неправдоподобно разумное…
— Значит так, Лера! — начала строго, как мамаша, включающаяся в воспитательный процесс непослушного чада, но голос предательски дрожал. Я из последних сил держалась на плаву, чтобы не пасовать перед девчонкой. — Ещё раз увижу, как ты носишься по проезжей части, — запнулась, хаотично соображая, чем можно пригрозить малолетнему человеку?
Но наткнувшись на непробиваемо-серьёзный взгляд девочки, рассудила, что «уши надеру» — в её ситуации уже не сработает, потому отчеканила:
— Хвостик твой отрежу! — вкрадчиво, не спуская с неё глаз. Ещё и кивнула значимо. Пусть лучше думает, что я злая тётка, чем опять учудит подобное. А потом меня перещёлкнуло — сказать из “воспитательного” больше нечего, зато я чётко представила, каково бы мне было, если бы девочка была моей дочерью и оказалась на проезжей части.
— И… и… — О, привет, паническая атака. Я хватала ртом воздух и махала перед лицом ладошками, высушивая щиплющие слезы. — Боже! Я так испугалась!.. — призналась с шумным выдохом. — Нельзя так делать! — уже смахивало на истерику. Теперь не девочка мелкой казалась, а я. И невменяемой. — Дурная ты… и я… — сгребла Леру в объятия, понимая, что рыдаю в отличие от неё. — Никогда, никогда так больше не делай! — повторяла как мантру.
Сколько просидели не знаю, но машины уже начали движение, толпа частично рассосалась и гомонили они больше ворчливо, чем переживательно. Самые грубые водители, бибикали и с нелитературными выражениями огибали место происшествия.
— Не плачь, — раздался нежный голосок Леры. Я громко шмыгнула носом, а малышка замерла в моих руках. Осознав, как это странно выглядело со стороны, я чуть отстранилась. Девочка ткнула меня пальчиком в плечо:
— Эй, ты что, рёва-корова?
Это заметно меня успокоило. Даже скорее безмерно удивило и привело в чувство.
— Так вообще дети уже не говорят! — пробурчала я и повторила недавний жест малышки — тыльной стороной ладошки смахнула слезы с лица. — Ты точно из этого мира?
— Ага! Из этого, конечно же, — кивнула девочка с театральным вздохом. — Но лучше бы меня не было…
— Зачем ты такое говоришь? — мои слёзы тоже просохли. Показалось неправдоподобным, когда столь юный человечек говорил так по-взрослому. Эта маленькая суицидница будто груз мира на плечах держала.
— У тебя кровь, — ровно заявила малышка и досадливо выдохнула. — И ты бледная как поганка. Наверное, умрёшь… — тоном сведущего врача.
— Не дождёшься, — буркнула я и коснулась виска, где и правда сильно болело. На пальцах отпечаталась кровь. — Чёрт, — сглотнула я пересохшим горлом. Сморгнула наступающую темноту. — Где твои родители?
Девочка ещё несколько раз шмыгнула носом, а потом вскинула на меня удивительно большие и глубокие синие глаза:
— Работают, — похлопала длинными ресницами, с которых на щёки капнули последние горошины слёз. Ответ вновь прозвучал взросло, хоть с толикой грусти.
— И что ты тут делаешь… одна? — боль в затылке не на шутку мешала, я кое-как огляделась на предмет “есть тут кто-то из взрослых, отвечающих за девочку”, но так и не нашла. Зато толпа возле нас на меня кивала, махала, что-то бурчала, и никто не спешил на помощь, по ходу рассудив, что раз кровищи нет, мы говорим — значит ничего страшного.
— Ты же не одна? — мой голос дрогнул в сомнении. Окинув малышку придирчивым взглядом, я пришла к мысли, что Лера хорошо и дорого одета, для того чтобы быть беспризорницей. Может просто сбежала из дома…
Озвучить догадку не успела — улицу прорезал надрывный женский вопль:
— Ва-ле-ри-и-и-и-и-я!
Я оглянулась, глазами отыскать безответственную мамашу, и нашла. Из бутика на углу дома, явилось чудо-юдо-рыба-кит. Взъерошенная дамочка с куцым пучком и редкой чёлкой, из тех что “Я сама знаю, женщина!”.
Она торопливо врезалась в толпу зевак на тротуаре:
— Пустите, прошу. Лера-а-а-а! — Бежала к нам, стуча каблуками, как скоростная электричка: — Ле-е-е-е-е-ера-а-а-а-а-а! — бесслёзно причитала женщина, уже ступив на проезжую часть. Пересекала дорогу в неположенном месте и наглым образом тормозила машины, которые к нашему месту подъезжали осторожно.
— Лерочка!!! — Миловидное лицо исказилось гримасой ужаса и отчаяния, словно девочка не живая сидела на асфальте, а её размозженный труп в крови и месиве плоти плавал.
— Женщина, не кричите! — буркнула не по-детски разумно Лера и деловито закатила глаза, всем видом выражая “боже, как сложно с этими нервными женщинами!”
Я даже тяжко усмехнулась. Удивительный ребёнок! А потом запоздало ухватилась за мысль, что так маме не скажет любящая дочка. Развить это не получилось — в следующую секунду я получила сумкой по голове.
— Тво-ою мать! — невольно ахнула, вжав несчастную голову в плечи.
— Нет, — наморщила носик Лера, — не моя! — буркнула, отвечая не то моим мыслям, не то ругательству.