бронированным кулаком, занесенным для удара в спину нашим войскам. Крым надо было освобождать во что бы то ни стало, и немалую роль должна была сыграть наша авиация. Да, сейчас Крым меньше всего напоминал привычный Крым с курортных открыток.
Но лучше всего об обстановке того времени и о боевых буднях наших летчиков может рассказать Герой Советского Союза Николай Васильевич Пысин, который уже сражался там. Тогда Пысин еще не имел высокого звания Героя, он только начинал воевать.
— Ночной полет на Анапу, — рассказывает летчик, — задача на первый взгляд простая: уничтожить на аэродроме самолеты противника. В двадцать три часа нанесли первый удар. Подожгли самолеты, бензосклады. Потом узнали, что уничтожили десять самолетов. Вернулись на свой аэродром. Снова подвесили бомбы и полетели вторично. Было около двух часов ночи, уже светало. Бомбить стало легче…
Так просто рассказывает об этом Пысин. И задание самое рядовое. И летчики самые обыкновенные люди, да к тому же еще молодые, только вступающие на боевой путь. На первый взгляд в этом нет ничего особенного. Обыкновенные рядовые будни. А сколько в этой обыденности скрыто героизма, мужества и скромности!
До этого времени штурмовикам не разрешали летать ночью. Не очень-то были приспособлены тяжелые машины для ночных полетов. Только потому, что служил Николай раньше на Дальнем Востоке, где летал на морских летающих лодках, был «лодочником», смог он быстро освоить штурмовик и подчинить себе боевую машину. Немногих рисковали отправлять в ночные полеты, но враг не ждет: его надо уничтожать и днем и ночью. Поэтому, когда Николай и его друг, тоже дальневосточник, Кошелев отправились ночью на задание, здорово волновались о них товарищи по полку. Вернулись. Снова взяли бомбы и полетели во второй налет. Вот тут-то и произошло непоправимое — сбили Петра Кошелева. После того как Петр взорвал бензосклад, его долго преследовал фашистский истребитель, вражеская пуля смертельно ранила летчика, и неуправляемый самолет камнем упал в море. Николай никак не мог поверить в смерть друга и долго сидел на КП — ждал его возвращения. Но тот так и не вернулся… Тогда Николай поклялся отомстить за друга.
Сейчас, вспоминая о тех днях, Пысин ничего не сказал о том, как во время очередного ночного налета на корабль противника подожгли его самолет. И как он, посадив машину в кубанские плавни за линией фронта, несколько километров нес на себе раненого стрелка. Полз, отдыхал и опять полз, упрямо стиснув зубы, и только смотрел: жив ли товарищ? Так и донес его до своих, перейдя через четыре лимана. Потом Николай пересел на другой самолет и снова включился в бой. Он сам об этом ничего не говорил, предпочитая рассказывать о своих товарищах, об их нелегкой фронтовой жизни.
В сентябре месяце 1943 года началось освобождение Новороссийска. Был высажен морской десант. Перед авиацией была поставлена задача — помочь нашим морякам, обеспечить высадку десанта в порт Новороссийск.
…С рассветом поднялись с аэродрома наши штурмовики, их сопровождали истребители. Надо сделать все, чтобы катера с десантниками смогли прорваться к причалу Новороссийского порта. Немцы хотели прочно устроиться в Новороссийске. Со свойственной им обстоятельностью они возвели укрепления, особенно в прибрежной полосе, использовав колючую проволоку, выкопав траншеи с бетонными колпаками, установив мины. Первая и вторая линии окопов соединены ходами сообщения. Не забыты и убежища от бомбежек. Чуть поодаль снова доты, дзоты, ловушки и минные поля. Но не устояли сверхмощные укрепления перед моряками. Десантники прорвались в город, где каждое взятое ими здание становилось неприступной высотой. Гитлеровцы яростно сопротивлялись. Они стягивали подкрепления, окружая отдельные группы моряков. Надо помочь своим — подбросить боеприпасы и продовольствие. Наши самолеты идут на бреющем полете, идут под смертоносным дождем, сбрасывают вниз патроны, гранаты и продовольствие. Противник пускает в ход свою авиацию. Начинается бой. То один, то другой самолет, оставляя за собой длинный черный шлейф дыма, падает в море. Гибнут и наши. Тяжело терять товарищей и очень трудно снова и снова идти в бой. Но приходится. Невыспавшиеся, усталые летчики утратили привычное понятие — день, ночь…
17
Анапа… Вот здесь-то и встретился Пысин с Нельсоном Степаняном. Николай Васильевич еще раньше слышал о нем от товарищей. Говорили, что он очень простой, общительный и никогда не дает в обиду своих. Пысин, правда, представлял его другим, ему почему-то казалось, что Нельсон высокого роста, черноволосый. И когда он впервые увидел этого невысокого лысоватого человека, то даже не поверил, что это Степеням. Но скоро, услышав его громкий, заливчатый смех и характерную, с акцентом речь, понял, что именно таким он и должен быть.
Степанян был назначен командиром 47-го штурмового полка. Нельсон познакомился с летчиками — и особенно с новичками. После первого же боя, когда у новичков все смешалось и они с трудом, как маленькие дети, держась за «ручку» ведущего, вернулись на аэродром. Степанян собрал всех и долго с ними разговаривал. Он обратил внимание на их растерянность, подбодрил, признался, что и сам так же чувствовал себя в первом бою. Потом он всегда по душам беседовал с молодежью, а если было свободное время, то вылетал на «двухштурвалке» и в воздухе показывал, что и как надо делать.
Молодые летчики беспрекословно слушались своего командира. Им нравились его спокойная уверенность, его высокое мастерство. Они знали, что в Нельсоне Георгиевиче можно быть абсолютно уверенным, и поэтому всегда стремились пойти на боевое задание вместе с ним.
После вылетов Степанян производил разбор действий в воздухе, вместе с летчиками изучал не только свою авиационную технику, но и технику противника. Проверял, как летчики усвоили маршрут, анализировал подробности, помогал советом и личным примером. Вот за все это и любили Нельсона его ученики и бесконечно доверяли ему. Степанян всегда был хорошим педагогом еще тогда, когда он был инструктором в училище, и это умение наладить контакт и вызвать на откровенность, найти индивидуальный подход к каждому ни разу не подвело его.
Наверное, именно поэтому многие первоклассные летчики считают Степаняна своим учителем и гордятся, что воевали рядом с ним.
По существу, он был добр, и это знали все. И когда ему приходилось кого-нибудь распекать, выходило это как-то не обидно, по-дружески. Да и приходили к нему молодые летчики как к старшему другу.
— Товарищ командир, — говорили они, — опять я растерялся сегодня.
Степанян обычно всегда молчал минуту-другую, потом говорил:
— Растерялся, говоришь?
— Да, товарищ командир.
— Это хорошо.
— Что хорошо?
— А то, что ты сам знаешь свои недостатки, это уже хорошо. А техника — дело наживное. Садись, давай вместе подумаем, а чем