добронравием и равным рассуждением угоден>.
На это Мефодий сказал: <он злодей и недоброхот нам всем.
Будучи на Москве, он бил челом великому государю, чтоб у нас в Киеве
быть московскому митрополиту, знатно из того, что нас перед
государем удает как бы неверными. Мы за его здоровье пить не станем>.
И другие духовные повторили то же вслед за епископом; некоторые, однако, выпили с мирянами, как видно побаиваясь.
Мефодий продолжал:
<Такого гетмана боярина нам не надобно. Он принял на себя
одного всю власть, самовольно старшин в колодки сажает и к
71
Москве отсылает, а здешним людям смерть не так страшна, как
московская отсылка. С мест полковников смещает, а новых
насылает без войскового приговору. Я чаю, заднепровские городы
под высокую руку его царского величества обратились бы, да
Бруховецкого боятся!>
Печерский архимандрит присовокупил:
- Его гетманского войска козаки наши монастырские
маетности между Белою-Церковью и Киевом разоряют и крестьян
грабят пуще неприятеля, а гетман, по нашему письму, не сыскивает
и не чинит нам обороны.
Полковник Дворецкий, еще прежде в Москве замышлявший
подставить ногу Бруховецкому, теперь подделывался к московскому
дьяку Фролову и вел с ним в этот день наедине беседу. Он хвалил
перед ним епископа Мефодия и духовенство, а гетмана злословил.
<Мефодий епископ, - говорил он, - посылал в Чигирин
уговаривать людей, чтоб вины свои принесли и учинились под
высокодержавною рукою великого государя. Тамошние жители к тому
склонны, да и Дорошенко говорил, что сам тому рад, да боится боярина
и гетмана: сделает его без головы, либо в Москву отошлет.
На другой день, 4-го мая, приехал Мефодий к Шереметеву it сказал: <боярин! вели крепить осады в Киеве и в других
малороссийских городах. Быть беде великой. Мне о том сказал чернец, которого я посылал в Полтаву>.
- Какой беде быть? - возразил Шереметев: - боярин и
гетман Иван Мартынович и старшины, и полковники и все козаки
великому государю верны, неотчего быть беде!
Епископ сказал:
- В Запорожье и в Полтаве шатость великая, а запорожцы
с полтавцами живут советно, словно муж с женою. Боярина и
гетмана все не любят: и полковники, и старшины, и козаки, и
духовенство, - за то не любят его, что учал делать своенравием: в Переяслав, Полтаву и Миргород выбрал полковников без поспо-
литой рады, по своей воле, а не по стародавним их правам; многих
знатных Козаков, по наносу, кто на кого что нанесет, без сыску
в Москву засылает.
Шереметев отвечал:
- Боярин и гетман все делает по вашим козацким правам; он учинен гетманом и обран всем Войском Запорожским, а только
его переменить - вам такого гетмана не выбрать. Разве такого
выберут козаки, что всех их жен и детей в Крым задаст! А что
боярин и гетман кому за вину наказание чинит, так это добро.
А хоть и в Москву кого пошлет, что ж? ведь у нашего великого
государя все делается милостивым рассмотрением. За это на
гетмана хулы наносить не за что!
Епископ Мефодий сказал на это:
72
- Да ведь это я говорю не от себя; так полковники и
старшины говорят: пусть бы был бы он гетманом у них, только бы
нравы свои отставил; а то лучше, говорят они, им смерть принять, чем их в Москву будут засылать.
И гетман тогда в письмах своих к Шереметеву, старался
очернить епископа. Он указывал на то, что сын Мефодия, прижитый в
то время, когда архиерей был священником, женился на дочери
какого-то Дубяги, которого сыновья служили при польском короле: <как бы от них-всех чегонибудь худого не учинилось>, замечал
воеводе гетман. Шереметев отвечал, что’за епископом не заметил еще
ничегр дурного, а если бы что-нибудь заметил, то написал бы
великому государю.
Так Шереметев замечательно ловко уклонялся и отвертывался, когда пытались запутать его в местные козни. Личность киевского
воеводы высказалась в эти дни еще в следующем случае. Мефодий
ходатайствовал у него за киевских мещан, которые просили
освободить их от военного постоя и предлагали воеводе <в почесть> сто
рублей, указывая при этом, что для ратных людей можно построить
избы в верхнем городе (замке) на счет государевой казны.
Шереметев не взял, но предоставил мещанам на эти деньги построить
избы. Мещане, чрез того же епископа, снова просили принять сто
рублей <в почесть> и пожертвовали другие сто на постройку изб.
Шереметев и на этот раз не взял себе ничего, но на все двести
рублей, предлагаемые мещанами, приказывал строить избы для
царских ратных и тем избавить мещанство от постоя в домах. Редкий
случай, чтоб московский воевода того времени отказался от посула.
IX
Рада у Дорошенка под Лисянкою. - Запорожцы
требуют вывода царских ратных людей из Кодака. -
Ответ Шереметева. - Тревога в левобережной
Украине от Дорошенка. - Недовольство
Бруховецким. - Беседа Бруховецкаго с царским
дьяком. - Прибытие в Украину воевод. - Внезапный
указ о прекращении военных действий. - Переговоры
о мире России с Польшей. - Нащокин. -
Покушение Дорошенка. - Переписчики. - Бунт
переяславских Козаков в Богушевской слободе, -=
Убийство полковника Ермолаенка. -: Нападение
Дорошенка и татар на левую сторону. - Татары под
Прилуками. - Дорошенко уводит татар на
поляков. - Поражение Маховскаго. - Разрыв
Дорошенка с Польшею. - Мысль о подданстве
Турции. - Омерзение к Бруховецкому в народе.
На правой стороне Днепра Дорошенко сначала заявлял себя
благожелателем польского короля. Вскоре он увидел, что с таким
настроением не приобретет народного признания за собою власти, 73
неправильно захваченной. Чтобы расположить к себе народ, надобно было, по народному желанию, самого себя объявить врагом
поляков, и вот, февраля 22-го, он собрал генеральную раду под Ли-
сянкою; на этой раде было присуждено потребовать от ляхов, чтобы
они вышли из Украины, а потом - заключить дружественный
договор с крымским ханом и просить его покровительства козакам.
По приговору этой рады, Дорошенко написал в Белую-Церковь
польскому коменданту, чтобы ляхи уходили в Польшу. Такое
требование не было исполнено: поляки в Белой-Церкви не чувствовали
себя настолько слабыми, чтобы послушаться первого приглашения-
напротив, после того они стали гонять на работу белоцерковских
мещан и поселян делать земляной город “и даже самих Козаков
посылали на работу. Дорошенко хотел залучить на свою сторону
Запорожскую Сечь, подущал запорожцев домогаться вывода царских
ратных людей из Кодака. Опасение попыток Дорошенка подчинить
своей власти левобережную Украину побудило московское
правительство обязывать приезжающих с правой стороны Днепра на
левую по торговым делам записываться и проживать в
малороссийских городах царской державы не иначе, как на устроенных для
того съезжих дворах, которыми заведовали приставленные от воевод
дворяне из великороссиян. Стали даже недружелюбно смотреть на
существование в Киеве школ. Царский указ того времени гласил, что лучше было бы школ в Киеве не заводить, но Шереметев писал, что нельзя переводить киевских школ в иное место, потому что
киевляне почтут себе то в великое .оскорбление. Тогда дозволено было
в этих школах учиться только подданным царя, из неприятельских
же сторон отнюдь никого не принимать.
Печальное положение правобережной Украины подвигало
жителей покидать свое отечество. За прошлогоднею войною во многих
селениях не сеяли и не пахали полей, с наступлением зимы
настала дороговизна и великая скудость. Поселяне толпами уходили
или в Запорожье, или на левую сторону Днепра и уже не
возвращались назад, а выискивали себе иное новоселье. В июне 1666
г. Бруховецкий доносил государю, что с правой стороны Днепра
бегут люди с семьями для поселения под высокою державою
московского государя, спасаясь от великого голода. <Хотя, -
выражался гетман, - властолюбцы не позволяют им переселяться, но
не могут удержать, потому что никому не хочется помирать
голодною смертью>. Переселенцы говорили, что им совершенно
невозможно жить на правой стороне Днепра, потому что поляки, хотя их было тогда там и немного, грабят, разоряют и ругаются