Каюсь, я поначалу принял этот настрой на смущение банальным притворством, изобретательным девичьим кокетством, но нет, всё было по правде. И мои симпатии к сибирячке окрепли.
Было немного забавно наблюдать за собой, за невольными движениями мужского естества. Мне нравилось смотреть на Иверневу — поглядывать исподтишка или любоваться в открытую. Напрямую я не спрашивал, но, скорее всего, у девушки в роду числился кто-то из аборигенов, одаривший ее легчайшей раскосостью, умножавшей очарование.
Прекрасные черты Иверневой, с их великолепными излишествами, складывались в совершенство на контрасте. Не по росту большая грудь, слишком крутой изгиб бедер обретали гармонию, сочетаясь немыслимо тонкой талией. Наташа походила на мультяшных красоток с пышными формами, избыточными на бидструповский манер, только была настоящей, живой.
Я даже немного гордился своей волей — вот, мол, не поддаюсь чарам! Да только отгадка была не в мою пользу — девушка даже не пыталась меня соблазнить. Более того, она тщательно избегала неловких моментов и пикантных ситуаций. Я чувствовал, что нравлюсь ей, вот только Наташа старательно держалась на безопасной «пионерской» дистанции…
…Перечитав, я кликнул «мышей», отсылая письмо в Свердловск. Заверещал принтер. Наташа гибко поднялась, шагнула, наклонилась… Ну, вот что ты будешь делать!
И тут, в момент задумчивого созерцания стройных ножек, мой нос ощутил нездешние, знойные нотки «Опиума».
Ухмыльнувшись, я развалился в кресле:
— Можешь не подкрадываться — учуял твои духи!
Наташа обернулась, не разгибаясь, и быстренько выпрямилась, увидав на пороге Риту.
— И вовсе я не подкрадывалась, а вела наблюдения! За твоим моральным обликом, — независимо вздернув носик, женушка прошагала в кабинет. — Привет!
— Привет! — эхом отозвалась Наташа, и замерла, не зная, как себя вести.
— Знакомьтесь, — повел я рукой. — Наташа, стажерка. А эта студентка, комсомолка, спортсменка, и просто красавица — моя жена Рита.
— Ты мне тут зубки не заговаривай, — студентка, комсомолка, спортсменка изобразила строгость. — Видела я, как ты пялился!
— Не пялился, а любовался, — с достоинством возразил я. — Набирался впечатлений.
— Набрался? — съехидничала "просто красавица".
— Не до конца!
— Ой, да ну вас… — вспыхнула Ивернева, и спряталась за монитором.
— Вот такой он, Наташенька… — театрально вздохнула Рита, присаживаясь на подлокотник моего кресла. — Коварный!
— Я?! — возмутилось всё мое существо.
— А то кто же?
Я сграбастал девушку и пересадил на колени. Дивный ротик приоткрылся в наигранном возмущении, но мои губы запечатали его поцелуем.
— Вот… — выдохнула Рита спустя долгие секунды, и пробормотала: — Я же говорила… — она с нарочитым оживлением завертела головой: — А Даша где?
— А она уехала! — ответила Наташа, с умилением следившая за «сценой из семейной жизни». — Утром еще.
— А-а… — женушка заметно успокоилась, и вдруг прищурилась подозрительно. — Наташ, а чего у тебя глаза красные? Ты плакала? Этот негодяй довел тебя до слез?
— Нет-нет, что вы! — всполошилась Ивернева. — Миш… Михаил очень добрый, и… и вообще…
— Рита и Миша, — смилостивилась моя половинка. — Не хватало еще выкать… — она неожиданно замерла. — А-а… А ты где ночуешь, Наташ?
— Я?.. — Ивернева растерялась, синие глаза заметались. — У друзей…
— Не обманывай!
Стажерка сникла.
— На вокзале… — вытолкнула она. — На Ярославском…
— Наташенька! — я с укором посмотрел на Иверневу. — А мне ты могла сказать?
— Сам должен был догадаться! — отрезала Рита, и решительно заявила: — Наташ, собирайся!
— К-куда? — вытаращились синие озерки.
— К нам! Домой. Приютим. Да, Мишечка?
— Да, Риточка, — с удовольствием капитулировал я, и добавил со вздохом, в качестве самокритики: — И вправду, балбес…
— Поехали, Наташ! Балбесик нас довезет!
Рита вскочила, оправила платье и показала мне язык.
Вечер того же дня
Москва, улица Строителей
На улице стемнело. Чернота приникла к самым окнам, надышав завитки инея, искрившиеся в теплом свете люстры. Тихонько урчал холодильник, щелкала батарея, нагоняя волглый жар, а на плите скворчала картошечка, дожариваясь с лучком и колечками «Краковской». Даже прикрытая крышкой, тяжеленькая чугунная сковорода исходила наивкуснейшим духом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А из ванной доносились журчанье и плеск — Наташа дорвалась до водных процедур. В воображении легко рисовалось розовое, налитое тело, пахнущее чистотой и юной свежестью. Юной… Хм. Вообще-то, Ивернева старше меня на два года, но раскрывать свой истинный возраст лучше не буду…
— Хорошо? — улыбнулась Рита. Она сидела напротив, в белом махровом халате, и расчесывала мокрые волосы.
— Хорошо… — согласился я, с мягкой улыбкой взглядывая на законную супругу… Нет, этот статус Ритке не идет. Супруга… От этого слова тянет чем-то бытовушным, «тёточным». Подружка — так вроде неправильно, но точней по смыслу. — Они у тебя скоро до плеч отрастут.
— Ага! — с удовольствием согласилась подружка. — Я раньше всегда стриглась, а теперь буду ходить лохматая!
— Ходи, — улыбнулся я.
Настроение мое качалось на отметке «ясно». Состояние предвкушения… А много ли надо начальнику Центрального штаба НТТМ? Тарелочку вкусного яства… Ну, да, полную тарелочку, желательно с добавкой…
Посидим, поболтаем — и спать… Хотя сон накроет не сразу. Вон как Риткины глазки блестят. Знаю я этот блеск… Если вовремя не отвести взгляд, в глубине девичьих зрачков завьется темное пламя, опаляя жгучей чернотой.
— Глупо как-то… — пробормотала Рита, ежась. — Постоянно твержу про себя: «Всё же хорошо, лучше не бывает! Ты самая счастливая на свете!» А все равно, какая-то глухая, невнятная тревога одолевает…
— Не обращай внимания, — прижмурился я. — Бывает. Неприятный эффект воздействия энергии мозга на подкорку…
Нашу высокоученую беседу прервал громкий щелчок — из ванной выплыла донельзя довольная Наташа. В длинном халате, в войлочных тапках, с тюрбаном из полотенца на голове… Хоть статую с нее ваяй — «Полное блаженство».
— О-ох! — простонала Ивернева. — Спасибо! Намылась! Напарилась! Хорошо так!
Мы с Ритой разом улыбнулись, а затем я выделился:
— Ну, давайте, накладывайте скорей! Проторите путь к моему сердцу!
— Слушаюсь и повинуюсь! — шутливо поклонилась суженая.
Наверное, и минуты не прошло, а кухня погрузилась в торжественную тишину, перебиваемую звяканьем вилок, дополненным сочным хрустом — тещины огурчики, да мамина капустка поглощались молодыми организмами, как межзвездная материя затягивается черными дырами.
— А чего ты нам не налил? — возмутилась Рита на пятой минуте трапезы. — Мы тебя ублажили? Ублажили. Теперь твоя очередь!
Я резво вскочил, бросаясь к буфету. Початая бутылка токайского призывно хлопнула пробкой — и выдержанный хунгарикум расплескался по бокалам.
— Ну, за знакомство!
* * *
После третьей девчонки «захорошели». Разрумянились, голоски зазвучали выше и звончей, а я поставил кипятиться чайник.
— У вас так хорошо, так славно… — завздыхала Наташка. — Прямо завидую…
— Мне? — с хулиганской улыбкой уточнила Гарина. — Или ему?
— Обоим! — рассмеялась Ивернева.
— А у тебя кто-то есть?
— Не-а… — посмурнела гостья.
— Ну, и сибиряки пошли! — вознегодовала хозяйка во хмелю. — Столько красоты не замечать!
— Килограмм пятьдесят, — поддакнул я.
— Да нет… — промямлила Наташа. — Парни тут ни причем, это всё моя вина. Я же ведьма…
Рита вскинулась было, но я утишил ее, сжав коленку, и вкрадчиво поинтересовался:
— А подробней?
— Ну-у… — без охоты затянула Ивернева. — Был такой Гриша. Без мата говорить не мог. Стал на танцах приставать, да с такими оборотами… Ну-у… И онемел. Месяц мычал только… — она вдруг резко выпрямилась, беспокойно заглядывая в глаза. — А вы… верите мне?