вы не беспокойтесь, я их знаю, - горячо заверил он меня.
И дальше говорит, что может провести меня в Тамшияку народными
тропами — теми, что пролегают по верху берега.
- Или даже, - добавляет он, - можно на мотобайке туда прокатиться, как раз
по дорожке, проложенной Фухимори.
Но пока он это все говорил, свершилось чудо. На реке показалась лодка,
идущая вверх, в Тамшияку – грузовая, но на данный момент грузы не
перевозящая и пустая. Ею правили двое юношей. Сеньора Линда
говорит,что я могу спокойно садиться в их лодку и плыть с ними дальше,
потому что она их лично знает.
Она машет им рукой, они машут нам в ответ и сразу пристают к берегу.
«Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят...». Ну чем вам не
Пушкин, Александр Сергеевич? Пусть масштаб другой, зато как
непосредственный участник событий, могу заверить, что по значимости
пушкам и пристани не уступает никак. Все члены гостеприимной семьи по
очереди целуют меня на прощание, я резво закидываю за спину Северное
Лицо (в смысле, мой рюкзак), сбегаю вниз по широким земляным
ступенькам и с радостью запрыгиваю в длинную и узкую лодку. Вот это
повезло!
Лодка сильно качается под ногами, а вместе с ней и я. Она низко сидит в
воде, так что если сесть на борт или - еще лучше - на нос, то запросто можно
опустить руку в воду, трогать ее и чертить в ней разбегающиеся лучами
линии. Это же совсем другой experience, чем плыть на металлическом
трехпалубном теплоходе, на котором я добиралась из Пукальпы до Икитоса -
и когда наблюдала могучие реки Укаяли, Мараньон и Амазонку издали и
сверху, с капитанского мостика.
Тут же мы сидели в лодке как в скорлупе грецкого ореха, а со всех сторон
нас мягко обтекала вода. В этой шаткой и на первый (но только на первый)
взгляд не очень надежной лодке все рядом – все можно потрогать и
понюхать. И к воде можно прикоснуться, и на берег можно смотреть, как и
положено, с почтением, снизу вверх.
Я вижу, что река месяц за месяцем, год за годом вымывает в нем землю, и
обнаженные витиеватые корни деревьев проплывают сейчас в воздухе,
прямо надо мной.
В вечернем воздухе обострились запахи деревьев и трав, и густой запах
свежей земли опустился к нам в лодку.
А сама река, такая близкая и такая далекая, кажется наделенной разумом —
только очень отличным от человеческого.
Мы сидим так низко в воде, что к нам по ошибке в лодку стремительно
запрыгивают рыбки. Юноша поднимает со дна и показывает мне плоскую
серебристую рыбку с неровными и острыми зубами: кончики ее зубов
походят на стальные иголки. Предусмотрительно сжав ей по бокам рот, он
засовывает мозолистый указательный палец ей в пасть. Продемонстрировав
свое бесстрашие, выпускает ее за борт.
Весь путь от Пангваны пятой до Тамшияку занял всего минут сорок - но
каких...
Зачарованная река, околдованные джунгли, вода, с мягким плеском
ударяющаяся о борта лодки. В эти недолгие минуты заката река предстает в
разительном контрасте с тем, как она являет себя днем. Днем она Золушка, а
вечером - принцесса. Обычно из-за мельчайших частичек почвы,
взвешенных в воде, Укаяли, Амазонка и Мараньон окрашены в
коричневатый цвет. Сейчас от заходящего солнца остался небольшой
светящийся оранжевый сегмент, и от него вся река засветилась чистым
серебром, словно прощальные лучи солнца заковали ее в блеск
расплавленной и сияющей амальгамы. В эти короткие минуты мне явилась
сказочная принцесса: для этого только и требовалось, чтобы одинокий
странник смиренно припал к ее стопам и затерялся у подножья ее берегов.
Потом сегмент заходящего солнца неумолимо сжимается в сияющую
розовую точку, а вслед за этим и она, и оставшийся от нее свет окончательно
растворяются в висящих над ними облаках.
Наступают тропические сумерки. Мы идем по центру реки, а у самого
берега в воде плещутся дети и чуть подальше от берега, ближе к нашей
лодке, расставлены сети - стоя по пояс в воде, мужчины выбирают оттуда
заблудившуюся в неводе рыбу.
Я вначале особо не задумывалась о том, что река – место не вполне
безопасное, хотя, вроде бы это и так понятно. Но деталями прониклась,
когда на «Эдуардо VII» штурман мне сказал, что в этой коричневой толще
воды много чего активно обитает. В том числе и пираньи, и крокодилы.
Сейчас, глядя на детей и мужчин, я невольно вспомнила и про хвост
крокодила на базаре в Белене, и про пираньас. Их я видела в колоритных
лавочках местных индейских сувениров в Пукальпе. Засушенные рыбки
были водружены на лакированные деревянные подставочки и предлагались
для продажи. Даже засушенные, они агрессивно ощеривали неприятно-
зубастый рот. Подбрюшье у них было красное, словно им так и не удалось
утаить кровь невинно загубленных жертв, и она предательски проступала
наружу.
- Да, - печально подумала я, - ну и что из того, что плаваю хорошо? Если
вдруг пойдем на дно (хотя с чего бы вдруг?), то непоседливые подводные
обитатели уравняют шансы спастись для плавать умеющих и не умеющих.
Но от мысли о хищных обитателях речных пространств, затаившихся в
непроницаемой толще коричневатой воды, меня отвлекли появившиеся в
паре метров от лодки два дельфина. Я снова с изумлением увидела, что они
действительно были розовые!
Мы явно привлекли их внимание, и они устроили для нас настоящее
представление: блестя мокрыми боками, они синхронно выпрыгивали из
воды и, взлетев в воздух, изгибались плавной дугой, прежде чем снова
упасть и мягко врезаться в темную воду. А потом один из них вдруг завис в
полете - в ореоле сверкающих и разлетающихся брызг, и тогда он – честное
слово! – на мгновение посмотрел на меня, и мы встретилась с ним глазами,
и тогда... тогда неумолимый бег времени замер.
В это мгновение я отчетливо увидела пограничную зону, в которой успела к
этому времени успешно завязнуть и затеряться - она была
заполнена сутолокой и мельтешением дней, но еще я увидела, что за
пограничной зоной и за демаркационной линией был другой, отличный мир,
и что он по своей сути - счастье и свобода, и что сейчас можно было сделать
один последний шаг, чтобы войти в новый мир, в незримый рай.
И пока я проверяла свою готовность пересечь демаркационную линию,
неведомый и безбрежный мир посылал мне в качества аванса это неземное
состояние — беспредельной гармонии и безграничного покоя.
19. ВЕЧЕР В ПУТИ, АМАЗОНКА
Рассудив таким образом, я сняла с длинного гвоздя, вбитого в перекладину
надо мной, рюкзак, быстренько отвязала от перекладин свой замечательный
гамак, уложила его в рюкзак, и изготовилась к десанту. Десантировалась не я
одна – со мной вместе высаживалась моя соседка по имени Линда – что
значит «красивая» - из всех моих соседей с ней я как раз успела особенно
сдружиться за последние полчаса пути.
А перед нами слева между тем уже вырисовывался причал: крутой берег
Амазонки, коричневый, метров пять высотой, с вырубленными в земле
широкими и крутыми ступеньками. Теперь и я по ним поднимусь и, миновав
зеленую завесу деревьев, увижу, что за ними скрывается и какая там жизнь
идет.
В октябре берег такой высокий потому, что уровень воды в реке обычно
сильно падает. Что, с одной стороны, сильно затрудняет навигацию больших
трехпалубных теплоходов: плавание в таких условиях может растянуться на
все семь дней вместо стандартных трех; но, с другой стороны, местным
жителям это резко снижает трудозатраты по рыбной ловле: ведь до рыбы на
дне в это время — если поближе к берегу держаться — просто рукой подать.
Мы c Линдой выгрузились из bote, поднялись на берег, прошли сквозь
густые деревья, росшие вдоль реки, и перед нами появилось два дома. В
одном моя спутница жила вместе со своей семьей, а во втором держала
магазинчик. Мы занесли в него продукты, привезенные из Икитоса, и она
незамедлительно познакомила меня со всей своей семьей, тут же показала
комнату, где я смогу сегодня заночевать («в случае чего», - загадочно сказала
она. В свете сказанного я немедленно задумалась: а в случае чего? Что,
предполагаются какие-то особые препятствия на моем пути?). После этого
Линда повела меня к курандеро-лекарю: он жил неподалеку.
Вдоль реки по берегу за деревьями вилась неширокая бетонная дорожка;
вдоль нее, на большом расстоянии друг от друга стояли деревянные дома,
крытые пальмовыми листьями. Отмахиваясь от жалящих насекомых
(противомоскитный спрей помогал, хотя с ограниченным успехом), мы
минут пятнадцать шли к дому Виктора Гарсии.