внимать - и, включившись в сценическое действие, в ответ следовало
благоговейно промолвить: аллилуйя!
- Церемонии обычно проводятся для 15-20 человек, - продолжал
неутомимый Карлос, - и Вы будете жить у дона Хосуе целую неделю. Там
есть домики на двух человек и на четырех. А купаться можно в речке, -
добавил он. - Если Вам потребуется privacy (ну да, он же американец, -
подумала я, - как же без прайвэси, каждый имеет на нее законное право, хоть
даже и в сельве), то там есть циновка, и купаться Вы сможете за ней. А
готовить Вам будет его жена, донья Лусия.
На следующем предложении он завел вверх глаза и изрек:
- Вам посчастливится с ней познакомиться.
Картина коллективных купаний за циновкой в речке особо меня не
затронула: в смысле, ничем не испугала и ничем не поразила: за циновкой,
так за циновкой, ну и бог с ней, с циновкой-то. Однако мой
североамериканский консьюмер не унимался, и из всего услышанного его
больше всего заинтересовало: а в чем же именно будет заключаться мое
счастье от знакомства с доньей Лусией?
- Она замечательная женщина, - с воодушевлением ответил Карлос. – Она и
ее муж занимаются этой работой потому, что хотят принести людям добро.
Он опять сделал паузу и многозначительно посмотрел на меня.
На такое тоже никогда не знаешь, как реагировать, поэтому наступило
глубокое, ничем непотревоженное молчание. Затянувшееся отсутствие
ожидаемой восторженной реакции почему-то его задело, и он спросил с
некоторым вызовом в голосе:
- А Вы что, не верите, что они стремятся делать добро?
Ну что тут скажешь... откуда же я знаю, к чему они стремятся, я их в жизни
не видела. Может, и стремятся, а может, и нет - я же не рентген. Но я точно
знала, что затеянное Карлосом интервью вело к нарастающему
внутреннему дискомфорту: наверное, он был такой активный, напористый и
деловитый потому, что тоже хотел делать добро.
По возможности я постаралась ответить ему мягко и доходчиво, хотя, с
другой стороны, какой вопрос, такой и ответ.
- Вообще-то, то, что я думаю, для Вас должно быть совершенно
несущественно. Почему? Потому что каждый оценивает происходящее
сквозь призму своей системы ценностей.
Тут бы мне и остановиться, но оратора уже занесло, как на крутом
повороте:
- И потому что каждый существует в своем субъективном мире и...
и дальше уже от движения юзом заскрипели тормоза.
- ... и эти индивидуальные субъективные миры, – продолжала я, - это еще
большой вопрос, как они связываются и взаимодействуют между собой. И
связываются ли вообще.
Уфф... на этом, слава богу, наконец, АБС сработала и удалось затормозить. Я
умолкла и вслушалась в то, что сказала.
Такое заявление было для меня самой тем более странным, что я
предпочитала обходить вышеобозначенный вопрос стороной, в смысле –
держаться от него подальше, потому что с ним на пару можно и в
настоящий, изготовленный по спецзаказу каменный мешок загреметь. В
смысле, если угодить в когтистые лапы солипсизма, то вырваться из них
непросто, если вообще возможно, потому что вопрос соллипсизма,
насколько мне известно, пока никому не удалось успешно решить.
К моему большому удивлению, вырвавшаяся непонятно откуда дикая тирада
его никак не смутила.
- Поверьте, что я очень хорошо понимаю, о чем Вы говорите, - немедленно
заверил он меня низким и доверительным голосом. – У меня самого
магистратура по философии.
Но несмотря на такую обнаружившуюся концептуальную философскую
близость, наша беседа явно не клеилась. Он сделал еще пару тщетных
попыток наладить контакт - я, со своей стороны, тоже пыталась cooperate,
насколько это было в моих силах, но все было напрасно. Тогда он поднялся,
неприязливо глянул на меня и напоследок сказал:
- А почему бы Вам не заглянуть в Yellow Pages? Там Вы наверняка найдете
именно того шамана, которого ищете.
На этой высокой ноте мы и расстались.
Один этот прощальный жест стоил больше, чем все, ранее сказанное им, и я
по достоинству оценила элегантную функциональность прощального
совета.
Однако было поздно. И я пошла спать.
17. УТРО В ВИФЛЕЕМЕ, ИКИТОС
А наутро отправилась на базар Икитоса – и ни на минуту об этом не
пожалела: более внушительного, масштабного и широкопрофильного базара
мне не приходилось видеть нигде - и никогда. Назывался он Белен - как Вы,
наверное, знаете или как догадались по названию этой главы, по-нашему, по-
русски это значит Вифлеем. Он состоял из двух частей – Белен Верхний и
Белен Нижний. Нижний Белен затопляется, когда уровень воды в Амазонке
поднимается, но сейчас был октябрь, и вода, наоборот, опустилась до самого
низкого уровня, и на обоих базарах шло кипучее взаимодействие продавцов
и покупателей.
Кроме ожидаемых и предсказуемых базарных товаров, я увидела там много
товаров нестандартных, и прямо скажем, просто дух захватывающих. На
ближайших ко мне столах-прилавках стояли, сидели, лежали или скакали
незнакомые мне даже по картинкам или фотографиям обитатели джунглей:
обезьянки крошечные и обезьянки совсем малютки - ростом с мою ладонь;
рядом с ними на смежных столах расположились цветастые птицы - перья у
них были такие яркие, что светились даже в свете солнца; еще дальше
заинтересованному покупателю предлагались змеи - уютно свернувшиеся в
бухточку и переливающейся геометрическими узорами чешуей.
По другую сторону от меня на прилавке лежал отрубленный хвост
крокодила - по нему можно было при желании реконструировать размер
самого крокодила в его первоначальный виде, то есть до состоявшейся
насильственной резекции – получалось, что изначально крокодил был ну о-
о-очень большой. Я его автоматически реконструировала на предмет
почему-то будоражившей меня мысли: а что, если лодка, на которой
плывешь, пойдет ко дну...
Еще дальше, на следующих прилавках поражало разнообразие разложенной
и предлагаемое к продаже рыбы. Я имею в виду, поражала не с чисто
гастрономической и утилитарной точки зрения, а с точки зрения тех
эстетических чудес, на которые способна природа по части внешнего
дизайна.
Такой был Белен Нижний.
Лечебными травами и растениями торговали в Белене Верхнем - там им был
полностью посвящен большой торговый ряд. Я с детства испытывала как
глубокий интерес, так и глубокое уважением к травам, наверное, мне это
передалось по наследству от бабушки и от родителей. Поэтому хоть
торговые ряды с животными джунглей и с рыбой Амазонки мне и
показались самыми экзотическими, но все же раздел базара с растениями
был самым интересным, хотя почти все растения были незнакомы. Но чего
только стоили одни их названия: коготь кота, нони, якон, сабила, ахо сача,
сача инти...
Справа и слева от прохода на торговых прилавках стояли и лежали мешки и
мешочки, баночки и пузырьки, бутылки и свертки; их доверху наполняли
семена и цветы, кора и листья, настойки и отвары. Помогали они, если
верить приставленным к ним и написанным от руки плакатикам, от всех
проблем, которые только существуют на свете - как физических, так и
метафизических. Вот здесь, например, продавались ароматные кусочки
древесины - для наглядности они дымились, испуская белый ароматный дым
и обещая защиту от ночных жалящих насекомых; чуть дальше вниманию
жаждущих предлагались приворотные зелья и настойка из 21 травы – первое
обещало сделать человека волшебно-притягательным, неотразимым и
любимым, а второе – непобедимо-здоровым, крепким и стройным на всю
оставшуюся жизнь. Да уж... чего там только не было.
Я подошла наугад к одному из ближайших столиков и спросила, знают ли
они шамана, занимающегося аяуаской. Продавцы энергично закивали
головой в знак согласия - мол, что за вопрос. Девушка вышла из-за прилавка,
быстро куда-то сходила и привела юношу. Тот, не задумываясь, тут же
написал адрес на обратной стороне желтой этикетки от бутылки с 21
травами и внятно разъяснил, как до указанного адреса добраться - и сказал,
что, не откладывая дело в долгий ящик, церемонию можно провести прямо
сегодня вечером - в нем сразу чувствовался серьезный опыт общения с
интересующимися аяуаской клиентами. Я поблагодарила юношу, взяла
бумажку с выданным адресом, засунула его в самый дальний карман
рюкзака, сказала adios рекламному агенту аяуаскового бизнеса и пошла
бродить по базару дальше.
За мной тут же увязалось двое местных юношей, которые все это время
сидели на ящиках возле продавщицы и бдительно прислушивались к нашей
беседе с юношей, разъяснявшего мне, как добраться до практикующего