В пустыне сделалось прохладно, вернее, жгучая дневная жара сменилась приятным теплом. Луны изливали столько света, что Китти отчетливо видела голубоватые тени. Ей захотелось было вернуться в палатку, распустить волосы, наложить косметику, надеть более пристойную юбку. Но все это были глупости. Эдгар видел ее после того, как бешеный кабан распорол ей живот. Он видел ее густо залитой кровью и едва державшейся на ногах после боя с кровососом. Он видел, как она несколько раз умирала. Так что прихорашиваться не было никакого смысла, но она все равно часто так поступала.
Посмотрев по сторонам и убедившись, что поблизости больше никого нет, она направилась к посту часового. Можно было не сомневаться, что Эдгар ожидал, что она подойдет к нему, и ожидал уже давно. Тем не менее он не повернулся к ней, не отвел взгляда от темного простора пустыни. Подходя к посту, она уже издали разглядывала Эдгара. Ей было не так уж легко смотреть на него. Находясь в лагере, он обычно надевал простые черные брюки, простую черную рубашку и поношенные ботинки. Направляясь в город или на переговоры, часто добавлял к костюму куртку. Однотонность его обычной одежды нарушали яркие шейный платок или аккуратно сложенный носовой платочек в нагрудном кармане. Однако несмотря на приверженность обычаям того мира, который он знал в то время, когда жил в Чикаго, он утверждал, что не имеет ни малейшего желания вернуться туда. Ну а местным нравам он все же сделал одну большую уступку — ходил обвешанный оружием, как иные женщины — побрякушками.
Китти знала, что может простоять так, глядя на него, хоть всю ночь, а он так и не обернется к ней. Не пренебрежет своими обязанностями даже на секунду. Будет просто ждать… и если она не подойдет к нему во время его дежурства, утром он сам отправится к ней в палатку. Так что разговора все равно не избежать.
Эдгар служил единственной преградой между ними и всяким тварями, бродившими в темноте. Прибывшие всегда обносили свои стоянки благословенной оградой из разных металлов и, конечно, наговорным кругом. В результате единственным местом, где можно было проникнуть внутрь и наружу, оставались ворота, которые постоянно охраняли часовые. Иногда они останавливались в городах, в какой-нибудь гостинице, но, если приходилось гоняться за чем-нибудь опасным, Джек всегда требовал устраивать стоянки за пределами поселений. Им приходилось убивать самых разных чудовищ, причем далеко не всегда эти чудовища были животными. Разумом они не уступали людям — да что там говорить, частенько оказывались даже умнее людей, — и уж на то, чтобы использовать людей в качестве заложников или шпионов, ума у них хватило бы.
Если не считать ничем не проявлявших себя сейчас чудовищ и человека, стоявшего перед нею, пустыня, в которой она сейчас находилась, напоминала ей о городках, молниеносно возникавших при подозрении на богатое месторождение в тех краях, где она жила в 1870-е годы. Не то чтобы она воспринимала их как свой дом, но жизнь, которую она вела там, была куда как проще по сравнению с той, которую ей пришлось вести после переселения в Пустоземье. Там она танцевала и выманивала у дураков денежки за то, что несколько минут терпела их слюнявые объятия, или же изобретательно выкладывала карты за игорным столом. Здесь же обманчивый покой пустыни слишком уж часто нарушали рычание, визг и нечеловеческие вопли тварей, обитавших в окрестностях.
— Эдгар… — проговорила она.
— Кит, иногда ты страшно утомляешь меня. — Он не пытался подбирать слова; он никогда этого не делал. — О чем ты думала, когда отправилась в город на ночь глядя? Ведь отлично знаешь, что может случиться с теми, кто шляется в темноте.
— Я рассчитывала остаться там до утра, — негромко ответила она.
После этих слов он все-таки взглянул на нее, да так, что ей захотелось сжаться в комочек. Но вместо этого она гордо вздернула подбородок. Эдгар не был ей мужем и не имел права смотреть на нее так, будто она изменила ему. Но этого она, впрочем, не говорила ни самому Эдгару, ни кому-нибудь другому.
А он вновь уставился в пустыню.
— С кем-нибудь определенным? С Дэниелом?
Она вздохнула.
— Нет. Я всего лишь хотела… хотела выбраться отсюда, от всего этого. А тебе разве никогда не хочется просто взять и сбежать?
Эдгар пожал плечами.
— Я могу убивать всякую всячину, а иногда и с тобой удается иметь дело. Зачем мне что-то еще? Умирать всегда тяжело, и воскресать — тоже, но это не так уж страшно.
— В таком случае что плохого в том, что я ушла в одиночку? — Ей хотелось встать перед ним, заставить его смотреть на нее, но ни один из них не хотел, чтобы между ними начался скандал, который неминуемо взбудоражил бы лагерь. — Я поправилась бы. Что ни делай со мною, я все равно оживу.
— Расскажи это Мэри, или Патрику, или Дес…
— Они не были первыми, — перебила она, чувствуя, что закипает. — Что до нас с Джеком… Нас ничего не убивает. Все остальные приходят, а потом рано или поздно вы все умираете, а я остаюсь. Я? Я переживу весь этот ад.
— Кит, я пока не умер. Может быть, ты так же смертна, как и я, а может быть, я бессмертен, точно как и ты. Мы этого не узнаем, пока кто-нибудь из нас не умрет безвозвратно, — Эдгар наклонился и взял ее за руку. — В следующий раз, если не захочешь сказать мне, предупреди хотя бы Джека.
— Да знаю я… — Она осеклась; ей хотелось и руку вырвать, но еще больше хотелось, чтобы он притянул ее к себе. — Умоляю, не злись на Фрэнсиса. Он предупредил Джека, едва тот вернулся с патрулирования.
— Мог и мне сказать, — возразил Эдгар.
Она покачала головой.
— Тебя он боится.
— Ладно. — Эдгар выпустил ее руку и протянул ей кобуру. — Раз уж ты стоишь со мною на посту, то уж возьми оружие, будь любезна.
— Что касается Дэниела…
— Нет. — Эдгар на секунду повернулся к ней. — Если он вернется, то уйду я. Работать на Аджани, как он, я не стану, но и находиться здесь и видеть тебя с ним тоже не соглашусь.
— Я знаю, — прошептала она.
— Кит, я терпелив, куда терпеливей, чем хотелось бы, но ведь и я, и ты знаем, чего на самом деле ты хочешь.
— Я не могу.
Он рассмеялся (без малейшего намека на юмор).
— Нет, ты можешь. Ты не разлюбила меня, хоть мы и спим порознь.
Китти не могла лгать ему и поэтому просто промолчала.
— Кит, держись подальше от Дэниела, — сказал Эдгар. — Я могу простить многое, но всему есть пределы.
— Потому-то я и говорю: нет, — дрожащим голосом отозвалась она. И добавила после недолгого колебания: — Я не хочу, чтобы ты уходил.
— Неплохо для начала, — пробормотал Эдгар.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});