1974
* * *
Течет с березы сок,струится сок из сосен.И день, и ночь в горах шумит поток.Пчела — с летка к цветкуи снова на леток...К закату лето. Скоро грянет осень...А я молчу, как будто занемог,как будто душу запер на замоки навсегда стихи писать забросил.
Что — дерево без сока и в бесплодье?Что — вешняя река без половодья?Что — без пыльцы летящая пчела?Как от сгоревшего костра зола,ненужно и мертво и то, и это...
Так что ж тогда молчанье для поэта?
1974
* * *
Сосна росла,сосна цвела,и вдруг,под самый дых,под корень,ей впилась пила —и нет ее в живых.Лежитпрямая как струна,до веточки обрублена.К чему, зачем теперь онабез времени загублена?Мне жаль ее.Печален взор...Но вижу:плотник кряжистыйумело взялся за топор —и бревна в стены вяжутся,и дом встаетсосне под стать,стоять ему столетие.Рождаться будут, вырастать,в нем дети, как соцветия...А если в срок или не в срокпогибнуть нам достанется —какой от нас посмертно проки что живым останется?
1974
* * *
Когда б я был один за то в ответе,без красных слов, костьми я смог бы лечь,чтобы зверье и птиц сберечьна этой обезумевшей планете...
1974
ИЗГНАНИЕ СОВЕСТИ
Такое может лишь приснитьсяв тиши удушливых ночей:по черной воле палачейнавек оторван Солженицынот кровной Родины своей.
Его бы с радостью казнили,сожгли, развеяли бы прах.Но всемогущее насильевнезапно замерло в бессилье:остановил насилье — страх!О нет, не пред своим народом:запуган он и безъязык.Века не знающий свободыпод этим мрачным небосводомвластям перечить не привык.Не раз прореженный жестокото ГПУ, то КГБ,по сути смелый и широкий,под хищным полицейским окомзамкнулся он в самом себе.
Его давил сапог тирана,под дых железный бил кулак,его сынов, согласно плану,безвинных гнали на закланьена тот архипелаг ГУЛАГ,где мучились не единицы,а полумертвых легион,нещадно битых, бледнолицых...И среди них был Солженицын,и так же горе мыкал он.
...И сын Руси надел вериги.Его клокочущие книги,сверкая, обнажили зло,насилья мерзкое обличьеи ужасающим оскал.И хлынул свет за пограничье.Пред миром, в жертвенном величье,писатель Солженицын встал.
За правду, за разоблаченьесуров верховный приговор,в печати — злобное гоненье,завыл в зверином исступленьеничтожных подхалимов хор.Был посрамленью и наветам«придворными» подвергнут он,и очернен, и оклеветан.Близка беда по всем приметам.Арест... конвой и... за кордон!
Изгнанье! Кары горше нету!Однако жив он, не убит,и имя честное над светомнеуходящею кометойкак символ совести горит.
И ни к чему в продажном станетеперь победно руки трут.Пора придет, и час настанет,неотвратимо суд нагрянет,не Божий — всенародный суд!Ублюдки под державной сенью!Вельможи! Холуи вельмож!О нет! Не будет вам спасенья,ответите за преступленья,и за насилье, и за ложь,за все заплатите сторицей!
Я быть пророком в том берусь:да возвратится Солженицынв свою любимую столицу,в свою воспрянувшую Русь!
1974
* * *
Сегодня, надеждой объятый,в предчувствии светлых свобод,встречаю я семьдесят пятыйвот-вот наступающий год.Все мною испытано в меру.Сверх меры познал я беду,я верю,я верю,я верю:все сбудется в новом году.Удача придет непременно,и будет душе веселей:я вырвусь из долгого плена,отпраздную свой юбилейпод небом высоким и синим,быть может, в далекой дали...
Я — сын Украины, России,но я — гражданин всей Земли.
1974
* * *
Хранят музеислепки руквеликих музыкантов.В них словно слышенсветлый звук,навеянный талантом.Но нет еще нигде покатех слепков руксвященных,какие держат мирвекатрудом обыкновенным.
1974
МАТЬ СОЛДАТСКАЯ
Епистимии Федоровне Степановой, крестьянке из Краснодарского края, потерявшей в Гражданскую и Отечественную войны девять сыновей.
Снег метет,.снег метет —завируха.Ветер песни поет,иль вызванивает лед,иль ошибка слуха?..Мало ли что чудитсяпутнику в пургу:будто рядом улица,кони на бегу...
Снег метет,снег метет —завируха...А по белой степи —белая старухав сумраке идет...
А зачем да куда?..Эх ты, горе-беда,ох, беда да горе,полумрак во взоре.Были молоды глаза,ясные, шустрые...Стали старыми глаза,мудрыми,грустными.
...Почему среди степи вьюжнойстаруха белая?Что ей нужно?Что здесь делает?Ей сидеть быв теплом доме,возле печкив полудреме,шерстяной чулоквязатьда тихонько напевать.Жить осталосьмалость — старость!А она, гляди,без устали,шагом меритпросторы русские,украинскиес-под Кубани —под стены берлинские..
Неогляден,необъятенсолдатский погост...Где родимыхземля приютила?Может, пять,может, сто,может, тысяча верстот могилык могиле?А старуха —на то онамать,чтоб погибших сыновнавещать...«То ль ненастно,то ли ясно,то ли холод,то ли зной,жизнь покудане угасла,я, сынок, всегда с тобой...».
Еле слышно шепчут губы,повторяют: «Я всегда...»Руки узловаты,грубыот крестьянского труда.От годов и от кручинына щекахлегли морщины.
Ну а сердце?..Сердце старухи:частые стуки,шумны и глухи.Страшными удараминещадно битое,кровью и слезамимыто-перемытое...Под кофтою грудивыдул суховей.А вскормили эти грудидевять сыновей.Были груди молоды,полные соков,и вскормилимолодцев —к соколу сокол!От Александра, старшего,до Саши, меньшого,спрашивай не спрашивай,не найдешь такого:ладные да сильные,брат похожна брата.Всех ихпокосиливойны проклятые.
...Необъятен,неогляденсолдатский погост.Где родимыхземля приютила?Может, пять,может, сто,может, тысяча верстот могилык могиле...А старуха,на то она мать,чтоб родимых сыновнавещать...Снег метет,снег метет —завируха...А по белой степибелая старухаидет,идет,идет...
1974
* * *
Как хорошо идти тропоюпрямой и твердой, как гранит.Как просто смешанным с толпоюшагать, куда вожак велит,сидеть в ненастье под навесом,пережидать буран в дому,болтать цитатами из прессыи не перечить никому.Зачем карабкаться к вершинетак, чтоб на коже пот и соль?К чему и по какой причинеделить чужую скорбь и боль?Зачем скалой стоять за правдуи без щита таранить ложь,а получить за то в наградупромеж лопаток мщенья нож?Но может быть еще похуже:зажмут, согнут тебя в дугу.
Так почему же, почему жебыть равнодушным не могу?Вознагражден я или проклят,что в сердце неуемный жар?Но не могу вдали с биноклемглядеть, как дом объял пожар.Себе не созидаю рая,а там — хоть не расти трава!..Я не желаю попугаемчужие повторять слова.Давно пошел шестой десяток,и поуняться бы мне честь!Но весь, от головы до пяток,каким я был, таков и есть,таким и до конца пребуду,покой лишь признаю во сне.
Бунтуй, душа моя,покуда,покуда кровь течет во мне.Дороги торноймне дороженавстречу солнцу крутизна.Иначесердце жить не может.Иная жизнь?К чему она?
1974