Не знаю, сколько времени прошло, когда меня разбудил Киан.
— Лали.
Его холодный голос ни черта не остудил нервы.
Я попыталась ответить, но все не удавалось проснуться. И было так жарко, будто вот-вот расплавлюсь.
Он больше не звал. Подхватил на руки и куда-то понес. Когда по коже вдруг ударило резким порывом ледяного ветра, я вскрикнула и едва не задохнулась колючим воздухом. По глазам ударило ослепительным светом, а легкие запекло при попытке наполнить их. Я с трудом осознала, что лечу прямо в снег!
Секунда, вторая… Крик застыл в груди. Третья… Киан одним движением растер снег по коже. Четвертая — подхватил на руки и, закутав в плед, занес и захлопнул двери наружу.
— Что т-т-ты делаешь?! — вскричала, ошалев.
Но он не слушал. Вернул в комнату и, усадив на кровать, принялся растирать сначала в одеяле, потом укутал шерстяным пледом. Пока кожа не покраснела — не отстал.
— Пей жаропонижающее, — скомандовал сурово и куда-то ушел.
А я сгребла стакан с тумбочки и принялась жадно пить. Шоковая терапия сработала странным образом — я пришла в себя, а гипертермия пошла на спад.
Когда Киан вернулся, я уже передумала возмущаться.
Да и не было сил. Адреналин схлынул, оставив после себя дрожь и слабость.
— Садись, — подошел он к кровати. По комнате распространился пряный запах от чашки, с которой присел рядом. — Пей.
— Что это? — прошептала. Сил не было даже чтобы подать голос.
— Это то, чем лечат в моем мире таких как ты…
— От чего? — Руки дрожали, когда стиснула пальцами чашку.
— У тебя пять минут. Надо пить пока не остыло. — Не удостоил ответа, как обычно.
— Что это? — упрямилась я.
— Это «неро линеа», черная водоросль, — процедил он, злясь все больше. — Остынет — не подействует. А я могу не успеть снова нырнуть в океан за новой.
Я уставилась на него удивленно. Он нырял в ледяную воду ради меня вот за этим?
— Пей, — зарычал. Черты его лица заострились, черные глаза зло блеснули. Уговаривать он не умел, поэтому жутко бесился, что приходилось. Киан сейчас делал что-то непривычное для себя… и удивительное для меня.
Первый глоток обжег горло, и я закашлялась. Вкус оказался очень необычным — остро-сладким, обжигающим, выбивающим слезы. Но, на удивление, язык не обожгло. И я послушно принялась глотать, отмечая, что плечи Киана расслаблено опустились, хоть взгляд остался встревоженным и колючим. Он устало вздохнул и прикрыл глаза.
— Ты нырял в океан? — И я облизала горькие губы.
— Ты все допила? — приоткрыл глаза он.
Я демонстративно перевернула пустую чашку, надеясь на ответ, но он только взял ее из моих рук и вознамерился удалиться.
— Не уходи, — вырвалось у меня. — Ну… если нет дел и ты поел, выпил чаю, принял душ… — Слова дались мне тяжело, и я обессилено сгорбилась. Мысль о том, что он только что сдирал с меня мокрое белье, прокатилась горячей волной от солнечного сплетения в ноги, и стало вдруг уютно. И спокойно. И вообще как-то легко…
— Есть дела, — холодно сообщил. — Пей дальше свои лекарства и ложись в постель.
Когда он вышел, я хотела послушать отголоски пустоты, что осталась после его ухода, но глаза начали слипаться, и я быстро проглотила таблетки, запила водой… и отключилась, едва донеся голову до подушки.
***
Ночь прошла тяжело. Меня снова знобило и трясло, выматывала невозможность очнуться от болезненного забвения. Я только чувствовала, что Киан рядом, хоть почти не просыпалась, едва справляясь со слабостью. Только послушно открывала рот и глотала все, что он в меня вливал. Казалось, только он держал меня в реальности — его прикосновения и напряженное дыхание над ухом стали всем моим миром.
Я вдруг подумала, что надо ему сказать о ребенке. Если я не справлюсь, он должен узнать. И я пыталась ему об этом сказать, но каждый раз понимала — все сон. В одном он меня не понимал, хотя внимательно слушал. В другом — никак не среагировал и просто ушел. И я продолжала метаться по мокрой постели и стонать.
Только в какой-то момент меня поймали жесткие уверенные руки, и тело вжалось в чужое. Я слушала его сердце, дыхание и будто сама вспоминала, как дышать заново. Уткнулась носом в грудь, скользнула губами по коже, слушая одобрение в низком грудном рычании.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спи, — недовольно приказал хриплый уставший голос.
И агония с кошмарами закончилась. Стало тепло, спокойно и уютно, как было когда-то во сне. Где-то завывала вьюга, и я сильней жалась к теплу, чувствуя, как ожили чужие пальцы на шее — зарылись в волосы, скользнули по скуле вместе с горячим протяжным выдохом. Кажется, я слабо улыбнулась… и спокойно уснула…
…Проснулась в тепле, закутанная в чистую простынь. Ноздри дразнил знакомый терпкий запах.
— Давай просыпайся, — послышалось рядом.
Я приоткрыла глаза насколько смогла. Киан сидел рядом на кровати, уперевшись локтями в колени, и держал чашку.
— Ты все таки нырнул снова? — прохрипела я, приподнимаясь на локтях.
— Одного раза было достаточно, — вздохнул он устало. — Как себя чувствуешь?
Этот вопрос был настолько неожиданным от него, что я даже растерялась.
— Как… человек с шансом на завтра.
— Ты так и пациентам своим говоришь? — и он протянул мне чашку.
— Я не работала толком с пациентами — не успела, — поспешила я схватиться за ручку, чтобы он не обжег ладони. Понятия не имела, интересно ли ему, но мне не хотелось снова молчать или вступать в пикировки — не было сил. — Я занималась исследованиями, писала диссертации…
Он ничем не дал понять, что попытка продолжить разговор его раздражает. А я смотрела на его профиль… и хотела прикоснуться. Таким он казался сейчас холодным и далеким, но в то же время тем, к кому хотелось тянуться. От него зависела моя жизнь с самого первого шага в его сторону. И он ведь не подвел ни разу. Даже когда был далеко, все равно приходил во сне…
— Я видела тебя во сне все это время, — прошептала зачем-то.
Говорила ему ведь уже. Как и он мне. Но мы не слышим друг друга…
— Это был не сон. — Он смотрел перед собой, будто терпел меня рядом. — Я был с тобой… сегодня.
Еще и не понимаем то, что слышим.
— Не только сегодня.
Он перевел на меня взгляд, и я замерла, задержав дыхание. Как ему удавалось смотреть так пронзительно? А мне захотелось, чтобы отвернулся снова.
Я бы так и смотрела на него незаметно, как на огонь...
Но когда Киан отвел взгляд, стало холодно, несмотря на то, что очередной глоток его напитка привычно обжег. Кажется, я простила ему за эту ночь все. Он спасал меня, не бросил. И этот уставший взгляд говорил о том, что не позволил себе отдыха. А уж нырять на дно океана ради меня…
— Ты можешь отдохнуть. — Я попыталась стряхнуть напряжение, искрившее в воздухе, опустила плечи и прикрыв глаза. — Меня не нужно больше караулить.
— Попробуй работать с пациентами, а не диссертациями, — вдруг беззлобно заметил он. — Может, будешь знать, когда стоит караулить. — Мне показалось, или он не хотел уходить? — Есть хочешь?
В груди согласно заныло.
— Хочу. — Вышло ярче, чем планировала.
Он даже усмехнулся, но как-то по-новому — без ехидства.
— Допивай. Я принесу. Только… — он обернулся от двери и, мне показалось, смущенно добавил: — без изысков.
С каких это пор ему захотелось кормить меня изысканно? Я осталась с этим вопросом один на один. Захотелось взглянуть на себя в зеркало — что там его сподвигло на изыски? — но встать не получилось. Голова пошла кругом, ноги предательски задрожали, и я медленно опустилась на кровать. Пришлось пока смириться с тем, что дано, а это уже немало: я иду на поправку и не собираюсь больше умирать. Хотелось смыть с себя всю ночную борьбу за жизнь, но придется отложить.
Киан вернулся с подносом. Одна тарелка.
— А ты? — подняла на него взгляд, когда он поставил поднос на кровать.
Как дикий зверь — замер настороженно на вдох, будто я его приманиваю в какую-то западню.