В стихотворении же, посвященном неверной, он попытался объяснить свое положение в более шутливой манере:
Неужто думаете вы,Что я слезами обливаюсь,Как бешеный кричу: увы!И от измены изменяюсь?Я — тот же атеист в любви,Как был и буду, уверяю;И чем рвать волосы свои,Я ваши — к вам же отсылаю.А чтоб впоследствии не бытьПеред наследником в ответе,Все ваши клятвы век любить —Ему послал по эстафете.Простите! Право, виноват!Но если б знали, как я радМоей отставке благодатной!Теперь спокойно ночи сплю,Спокойно ем, спокойно пьюИ посреди собратьи ратнойВновь славу и вино пою.Чем чахнуть от любви унылой,Ах, что здоровей может быть,Как подписать отставку милойИли отставку получить!
Так укрывал он от посторонних глаз жестокую обиду и тяжелую тоску, давившие сердце.
Милый образ изменницы мучил его долго, сильно… Ночами, когда обострялась душевная боль и чувствительней всего бывало одиночество, он зажигал свечу, хватался за перо, и тогда рождались совсем иные поэтические строки:
…Я одинок, — как цвет степей,Когда колеблемый грозой освирепелой.Он клонится к земле главой осиротелойИ блекнет средь цветущих дней!О боги, мне ль сносить измену надлежало!Как я любил!.. — В те красные лета,Когда к рассеянью все сердце увлекало,Везде одна мечта,Одно желание меня одушевляло,Все чувство бытия лишь ей принадлежало!
В Киеве опять шумели и звенели веселые контракты, по-прежнему собиралась вечерами молодежь танцевать у Раевских, но Денису Васильевичу было не до развлечений.
Мысли постепенно сосредоточивались на другом. Надо служить, взяться по-настоящему за работу над военными сомнениями, привести в порядок вчерне готовую рукопись «Опыт партизанской войны». Вот что даст забвение!
Денис Васильевич заторопился в свою дивизию, решив, однако ж, заехать сначала домой, повидаться с Сашенькой и Левушкой.
Мягкий, душевно отзывчивый Базиль, с которым так сроднился в последнее время, ехал вместе с ним. Базиль, произведенный в подполковники, переводился по собственной просьбе в Александрийский гусарский полк, входивший в состав бригады, которой командовал Денис Васильевич.
И вот спустя несколько дней, побывав в Москве, они катят на перекладных по старой Смоленской дороге. Погода морозная, солнечная, тихая. Искрится алмазами выпавший ночью легкий снежок. Привычной ровной рысью бегут лошади; поскрипывая полозьями, плавно скользит возок.
Базиль дремлет, уткнув лицо в широкий бобровый воротник. Денис Васильевич, приоткрыв дверцу, с любопытством глядит на проплывающие мимо заснеженные леса, поля и селения. Не прошло полных пяти лет, как он партизанил в этих местах. Здесь все тогда дышало опустошительной войной, дым пожарищ заволакивал небо, на месте иных деревень виднелись груды почерневших камней и кирпичей, всюду были разбросаны поломанные орудия, фуры, телеги и трупы в синих чужеземных мундирах, над которыми с беспокойным карканьем носились вороньи стаи. А сейчас ничто здесь о том времени не напоминало; в заново отстроенных селениях текла обычная мирная жизнь; струился легкий дымок из новых кирпичных труб, у оледенелых колодцев стояли и судачили бабы с ведрами, ребятишки шумно катались на салазках и вряд ли кто-нибудь знал и вспоминал, что освобождению этих мест от чужеземцев помогал и он, Денис Давыдов.
Неожиданно внимание его привлекла показавшаяся несколько в стороне от дороги господская усадьба, полускрытая мелким березовым лесочком. Что-то знакомое было в архитектурных очертаниях строений. Или ему так показалось?
— Эй, любезный! — крикнул он ямщику. — Не знаешь, чье поместье вон там, за березнячком?
Ямщик придержал лошадей, повернулся. В покрасневших слезящихся от холодного ветра глазах будто мелькнула какая-то смешинка.
— Как не знать, коли сам я из соседней деревни, — ответил он. — Поротый барин тут хозяйствует.
— Как фамилия-то? — не разобрав фразы, переспросил Давыдов.
— Фамилия-то ему будет Масленников, а народ поротым барином прозывает, — охотно пояснил ямщик. — Как война была, он вишь ты, с хранцами снюхался, а казаки наехали и постегали его малость…
«Вот оно что! — подумал Денис Васильевич. — Значит, Масленникову удалось избежать суда и он по-прежнему благоденствует… Любопытно бы сейчас завернуть к нему, посмотреть!»
Но мысль посетить поротого барина была мимолетной, она тут же и погасла. Стоит ли связываться с негодяем!
Денис Васильевич закрыл дверцу возка, запахнул шубу.
Ямщик взмахнул кнутом, присвистнул:
— Эй вы, залетные!
Кони рванулись и понеслись, взметая снежную пыль. Знакомая усадьба скрылась.
А если б он все-таки туда заехал?
Масленников чувствовал созданную позорной экзекуцией двусмысленность своего положения. Судейские чиновники начатое следствие об измене за известную мзду прекратили, но отношения с окрестными помещиками и в особенности с крестьянами сделались необычайно сложными.
Помещики не считали возможным продолжать знакомство человеком, составившим себе столь незавидную репутацию. Крестьяне перестали выказывать былую почтительность и покорность перед высеченным на их глазах барином, не скрывая при встрече с ним насмешливых взглядов.
Масленников жил в деревне безвыездно и одиноко. Он был вдов, сын служил в гвардии, дочь воспитывалась в одном из столичных пансионов. До войны алчный и жестокий Масленников лично управлял имением, выматывая из крестьян все силы и не расставался с плетью, пуская ее в ход при всяком случае. Теперь от подобных методов волей-неволей пришлось оказаться. Крестьян нельзя раздражать, они могли позволить какое-нибудь самоуправство, а хуже того, могли возбудить снова дело об измене помещика, и кто знает, чем бы это кончилось?
Более других внушали опасение возвратившиеся домой ратники ополчения и партизаны. Они постоянно, собирались вместе, о чем-то толковали, а коноводом у них по-прежнему был Терентий. При одном упоминании этого имени неутолимая злоба жгла сердце поротого барина, хорошо знавшего, кто сделал на него донос, привел в усадьбу казаков. Но страх, этот вечный спутник изменников и предателей, был сильнее злобы. Попробуй-ка тронуть ненавистного Терешку, тогда жди опять в гости Дениса Давыдова!
Масленников передал управление имением в руки бурмистрa и приказчиков, а сам стал незаметно, осторожно действовать за их спинами, стараясь как можно реже встречаться с крестьянами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});