Они по-родственному обнялись, расцеловались.
— Мне дядя Василий Львович и Вяземский вас хорошо обрисовали, — продолжал Пушкин. — И среди гусар в Царском Селе много ваших знакомых… Николай Раевский, Чаадаев про вас часто рассказывают…
Жуковский, вмешавшись в разговор, добавил:
— А рассказы гусар о твоих партизанских подвигах Александра на стихи даже вдохновили.
Пушкин недовольно покосился на Василия Андреевича. Стихи о наездниках-партизанах в самом деле были начаты, но они еще не закончены, многое требовало переделки, читать их никак не хотелось. Однако Денис Васильевич так настойчиво упрашивал, что не хватило духу отказаться. Чего доброго, заподозрят в жеманстве, а этого Пушкин терпеть не мог! Он выпил бокал вина и без особого настроения начал:
Уж полем всадники спешат,Дубравы кров покинув зыбкий,Коней ласкают и смирятИ с гордой шепчутся улыбкой;Сердца их радостью горят,Огнем пылают гневны очи;Лишь ты, воинственный поэт,Уныл, как сумрак полуночи,И бледен, как осенний свет…
Прочитав еще несколько строк, Пушкин приостановился, наморщил лоб:
— Нет, дальше не помню… и, право, все это не более как черновой набросок…
Жуковский, подперев голову руками, сидел, о чем-то задумавшись. Давыдов, видимо польщенный стихами, крутил черный ус и благодушно улыбался.
Пушкин скользнул по ним быстрым взглядом, и какая-то озорная мысль внезапно оживила смуглое его лицо.
— Я прочитаю другие стихи… Слушайте!
По-мальчишески резво, со смехом он вскочил на стул, тряхнул курчавой головой. И вдруг звонкие строки залетного давыдовского гусарского послания взорвали устоявшуюся тишину дворцовых апартаментов:
Бурцов, ёра, забияка,Собутыльник дорогой!Ради бога и… аракаПосети домишко мой…
Денис Васильевич знал, что его нигде не печатавшаяся гусарщина давно в тысячах списков расходится по всей стране, знал, что эти стихи известны и в лицее, но все же неожиданное пылкое выступление Пушкина удивило и взволновало. Слушая выразительную декламацию, он чувствовал, что Пушкин не просто хорошо изучил стихи, а впитал их в себя, ему, видимо, по душе пришелся чуждый обычных поэтических условностей слог, каким стихи были написаны. Та же особенная восторженность, с какой стихи читались, свидетельствовала, как прельщала и манила Пушкина гусарская жизнь. Денису Васильевичу этот юноша становился все милей и ближе…
Жуковский, напротив, поведением Александра был недоволен. Ну, пристойно ли воспитанному юноше забираться без всякого стеснения на стулья и устраивать в дворцовой квартире какую-то казарму? А к тому же благонамеренного и тишайшего автора сладкозвучных и нежных стихов всегда коробил простонародный, казавшийся грубым и развязным язык Давыдовской гусарщины. Василий Андреевич тихонько подошел к двери и незаметно сдвинул плотней тяжелые портьеры, на всякий случай…
А Пушкин, разгоряченный вином и стихами, явно расшаливался. Соскочив со стула, без всякой учтивости бросился на шею к Давыдову, объявил:
— Денис Васильевич, я иду в гусары! Это решено! Примите меня под свою команду!
— За мною дело не станет, дружок, но что скажут почтенные твои родители? — сдержанно ответил Давыдов. — Лицей, кажется, готовит вас не для военной службы…
— Что за ветреность такая, Александр? — сердитым тоном произнес Жуковский. — Не ты ли сам утверждал недавно, что служение музам предпочитаешь всякому иному занятию и навсегда останешься поэтом?
— А разве нельзя служить музам и вместе с тем быть гусаром? — задористо возразил Пушкин. — Вот вам первый пример — Денис Васильевич… А наш русский Буфлер — поэт и гусар Батюшков?
Довод был более чем убедителен, но Жуковский сдаваться не хотел.
— Не забудь, однако ж, и про Федора Глинку, — намекнул он, зная, как неодобрительно относится Александр к стихам этого офицера.
Пушкин, не раздумывая, легко и весело ответил неожиданным экспромтом:
…Я шлюсь на русского БуфлераИ на Дениса храбреца,Но не на Глинку офицера.Довольно плоского певца,Не нужно мне его примера…
Давыдов громко рассмеялся. Что за дьявольский талант у этого бесенка!
На губах Жуковского тоже появилась невольная улыбка, но сейчас же и угасла. Василий Андреевич любил Пушкина, видел в нем надежду российской поэзии, именно поэтому испытывал в последнее время большое беспокойство за поведение Александра.
Сегодняшние шалости сами по себе были вполне извинительны, но они находились в прямой связи с другими, более серьезными и опасными. Вероятно, под влиянием вольнолюбивых царскосельских гусар слишком быстро зрели у Александра враждебные существующему порядку мысли и стремления. Совсем недавно произошел такой случай. Сестра государя выходила замуж за принца Вильгельма Оранского. Старику поэту Нелединскому поручили в честь этого торжества сочинить куплеты, но он не справился и по совету Карамзина обратился к Пушкину. Польщенный просьбой известного поэта, Александр пишет куплеты, их кладут на музыку, с успехом исполняют во дворце. Императрица посылает в награду автору золотые часы. И что же? Александр, не желая иметь царского подарка, саркастически усмехается и демонстративно разбивает часы о каблук сапога. Хорошо, что удалось кое-как замять историю, однако можно ли после этого оставаться спокойным за дальнейшую судьбу молодого поэта?
Василий Андреевич, будучи уверен в том, что Давыдов, несомненно, осудит подобный поступок и, может быть, они вместе хоть немного урезонят Александра, рассказал про этот случай.
Денис Васильевич встревожился:
— Как же так, Саша? Можно ли быть столь неблагоразумным? Если государь об этом узнал бы… Подумай-ка, чем такие вещи кончаются?
Пушкин стоял с опущенной головой, грыз по привычке ногти, неровно и прерывисто дышал.
Жуковский назидательно заметил:
— Ну, что? Разве я не то же самое говорил тебе, Александр? Ты еще молод, чтоб осуждать веками установленные порядки и позволять себе якобинские выходки…
Пушкин приподнял голову. Его лицо странно изменилось, словно осунулось. В потемневших глазах холодный режущий блеск, и губы слегка дрожат. А голос тверд и решителен:
— Я ненавижу деспотизм и рабство. Я не рожден забавить царей… Я стыжусь лишь того, что написал придворные куплеты… Но это более никогда, никогда не повторится!
И, круто повернувшись, он быстро вышел из комнаты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});