Читать интересную книгу Евгенiй Дюрингъ. ЕВРЕЙСКIЙ ВОПРОСЪ - Евгений Дюринг

Когда iудеи образовали государство, у нихъ была книжная ученость теократiи, но не было никакой науки. Они ничего не усвоили себѣ и изъ науки иныхъ народовъ. Талмудъ и содержащiяся въ немъ слабыя попытки присвоить себѣ чужую мудрость, свидѣтельствуютъ также о такомъ безсилiи. Итакъ, iудеямъ недостаетъ не только силы творчества, но и способности къ воспрiятiю научныхъ творенiй другихъ народовъ. Во времена разсѣянiя ихъ между другими народами, тамъ, гдѣ ихъ что-либо побуждало къ воспрiятiю иного духа и дѣйcтвительной науки, дѣло это у нихъ никогда не шло на ладъ. Говорилось, что въ новыя, въ собственномъ смыслѣ слова научныя столѣтiя, у нихъ не было случая показать, каковы ихъ задатки. Но эта защита со стороны iудеевъ и ихъ друзей, если взвѣсить, положенiе дѣла, ведутъ совсѣмъ въ другую сторону. Развѣ въ тѣченiи цѣлаго ряда столѣтiй среди iудеевъ не было достаточнаго числа врачей, и развѣ не было у нихъ при этомъ случая содѣйствовать расширенiю естествознанiя, если бы только были у нихъ достаточныя для этого способности? Но развѣ, - припоминая только развитые науки со временъ Коперника, Кеплера, Галилея, Гюйгенса и тъ. дъ. развѣ былъ хоть одинъ iудей, которому мы были бы обязаны, въ эти знаменательные вѣка, хотя бы однимъ открытiемъ въ области естествознанiя Что касается истинной и серьозной науки ради науки, то здѣсь iудеи понынѣ ровно ничего не смыслятъ. Когда они занимаются наукою внѣшнимъ образомъ, то они лишь торгуютъ, насколько можно хорошо, мыслями другихъ, и всѣ ихъ занятiя наукою имѣютъ если и не прямо деловую цѣль, но зато всегда имѣютъ характеръ гешефта. Каковы они - врачи и адвокаты, таковы же они и учителя и профессора математики и другихъ отраслей учености, въ которыхъ запасы усвояемаго знанiя накоплены другими народами и истинными генiями. Среди iудеевъ мы не знаемъ ни единаго генiя, но, какъ крайнiе и исключительные случаи, иногда встрѣчаемъ талантливость, которая способна, развѣ, на то, чтобы торговлѣ чужими идеями придать фальшивую окраску собственнаго творчества. Но мы хотимъ прежде всего оценить способности iудеевъ не тамъ, гдѣ они оказались всего менѣе одаренными. Прежде всего мы поведемъ рѣчь не о наукѣ въ настоящемъ смыслѣ слова, а о томъ гермафродитѣ, который еще одною ногою оп ирается на религiю, а другою, съ виду, хочетъ стать на научный пьедесталъ, - я разумѣю то “ни-то-ни-сё”, которое обыкновенно называютъ философiей.

2. Единственный изъ iудеевъ, пользующейся въ исторiи философiи нѣкоторымъ уваженiемъ, и благодаря нѣкоторымъ, чертамъ своего характера, кажется, заслуживающiй упоминанiя, это - отвергнутый iудеями Спиноза. Именно я, въ моей “Критической Исторiи Философiи”, представилъ его и его сочиненiя въ возможно благопрiятномъ свѣтѣ, выдвинувъ на первое мѣсто его настроенiе. Также всегда будутъ высоко цѣнить его старанiя обуздать племенную склонность къ стяжанiю и къ сладострастiю, и еще болѣе будутъ цѣн ить прямоту, съ которою онъ сознается, что не могъ освободить себя отъ всяческихъ похотей. Итакъ, онъ былъ мудрецомъ, какого въ благопрiятнѣйшемъ случаѣ только и могло породить iудейство. Но дѣйствительная мудрость его состояла не въ томъ, что имъ предпринято было какъ iудеемъ, а въ томъ, что предпринялъ онъ, несмотря на то, что былъ iудей, и вопреки племеннымъ cклонноcтямъ. Это былъ отшельникъ, и своею независимостью, съ которою онъ охранялъ свои философскiя умозрѣнiя отъ посягательствъ синагоги и церкви, пожертвовавъ ради этого всѣми житейскими утѣхами, онъ въ извѣстной мѣрѣ расчистилъ путь свободному мышленiю. Но это не должно вводить насъ въ обманъ касательно внутренняго основного характера его произведенiй, каковой, строго говоря, не очень далеко уклоняется отъ главнаго предмета iудейскаго духа. То, что называютъ философiей Спинозы, въ сущности, просто есть религiя, и даже религiя съ спецiально iудейскою окраскою. Одно изъ главныхъ его произведенiй, изданное имъ еще при жизни, носитъ заглавiе “Теологико-политическаго Трактата”, и содержанiе его въ сильной степени отражаетъ черты iудейской теократiи. Но второе главное произведенiе, которое, спокойствiя ради, онъ издалъ не самъ, а завѣщалъ издать после своей смерти, и которое названо имъ “Этикой” - показываетъ еще яснее, что для iудея религiя - все, и что то, что онъ называлъ моралью, было просто однимъ изъ способовъ обрести нѣкотораго рода душевное спокойствiе погруженiемъ со своимъ Я во всепоглощающую и всепожирающую мысль о Богѣ. То обстоятельство, что Спиноза заимcтвуетъ у своихъ предшественниковъ по философiи техническiя выраженiя, которыя у него, какъ напръ., выраженiе субстанцiя, заступаютъ мѣсто Господа Бога его племени, - обстоятельство это не должно вводить насъ въ обманъ касательно ядра этого способа воззрѣнiя. Дажѣ, когда онъ при случаѣ говоритъ Богъ или Природа, это не дѣлаетъ его способа представленiя человѣчески-благороднѣе. Онъ и природу представляетъ себѣ также въ iудейcкомъ cвѣтѣ; и природа и человѣкъ вполнѣ расплываются у него въ единой субстанцiи, тъ.-е. въ томъ монократическомъ чемъ-то, которое, вмѣстѣ съ тѣмъ, всюду во всѣхъ вещахъ должно быть Мыслящимъ и тѣлесно Протяженнымъ. Едва ли что сильнѣе этихъ представленiй Спинозы о мiрѣ и о бытiи доказываетъ, какъ прочно укоренился въ iудеѣ религiозный способъ представленiя его племени. Даже тамъ, гдѣ по примѣру болѣе могучихъ и болѣе благородныхъ мыслителей другихъ народовъ, каковъ напръ. Джiордано Бруно, пытается Спиноза оформить нѣчто вродѣ Пантеизма, у него получается просто единосущiе iудейскаго Iеговы, которое стремится подчинить себѣ всѣ вещи и наложить на нихъ печать ихъ подчиненiя.

Я не могу здѣсь входить въ изслѣдованiе собственно моральныхъ камней преткновенiя, на которые наткнулся спекулятивный корабль Спинозы, ибо компасъ iудейской морали былъ здѣсь плохимъ путеводителемъ. По этому вопросу я отсылаю къ указаннымъ моимъ болѣе подробнымъ изcледованiямъ, здѣсь же, для примѣра, могу напомнить, что Спиноза съ отвращенiемъ говорилъ о состраданiи. Аффектъ состраданiя, какъ ощущенiе д`олжно вырвать съ корнемъ и заменить разумомъ. Это чудовищное жестокосердiе, противъ котораго выступалъ еще Христосъ какъ противъ одного изъ основныхъ качествъ iудеевъ ( 8 ). Философъ далеко отстаетъ здѣсь отъ основателя религiи, хотя оба были отпрысками одного и того же племени и боролись противъ тѣхъ же свойствъ. Мораль Спинозы, поскольку она имѣетъ въ виду лишь личное удовлетворенiе отшельника, не только носитъ на себѣ черты болѣе грубаго эгоизма, но и весь характеръ ея отличается, правда болѣе тонкимъ, эгоизмомъ. Она ничего не знаетъ о взаимности въ отношенiяхъ человѣка къ человѣку, и не хочетъ принимать въ расчетъ, что, вѣдь, есть и другiе. Ей довольно одного Я, и въ ней не найдемъ мы никакихъ слѣдовъ благороднаго сочувствiя человѣка къ человѣку или тѣхъ безкорыстныхъ побужденiй, которыхъ центръ тяжести лежалъ бы въ существованiи другого. Страсти, теорiя которыхъ является у Спинозы главнымъ предметомъ, отрицаются только эгоистически, а именно лишь постольку, поскольку онѣ докучаютъ моему Я и вызываютъ безпокойство. Похотямъ онъ желаетъ уступать постольку, поскольку это дозволяетъ здоровье. О другихъ приэтомъ онъ вовсе не думаетъ. Какъ его пониманiе права, такъ и его мiропредставленiе носятъ на себѣ черты просто на просто культа силы. Послѣднему вполнѣ отвѣчаетъ и полное отсутствiе идеала у Спинозы. Во всѣхъ вещахъ и формахъ онъ видитъ только дѣйствующую причинность и силу, но никакого болѣе благороднаго типа, слѣдуя которому онѣ образуются. Даже совершенство и радость суть у него просто выраженiя, обозначающiя лишь большую степень дѣйствительности и силы, а также означаютъ повышенное чувство силы. Кто же не разглядитъ во всемъ этомъ, если только онъ надлежащимъ образомъ изучилъ расу, кто не увидитъ здѣсь отраженiя, какъ въ зеркалѣ, исконнаго и все въ новыхъ формахъ выступающаго iудейскаго культа силы и ненасытнаго алканiя могущества! Вѣнцомъ зданiя является, кромѣ того, извращенiе Спинозою понятiя о моральномъ благѣ. Мы желаемъ чего-либо, думаетъ онъ, не потому, что оно хорошо, но мы называемъ его хорошимъ потому что желаемъ его. Такимъ образомъ, благо само-по-себѣ обращено въ нуль, и мѣрою всего сделана воля. И, въ самомъ дѣлѣ iудеи такъ и поступаютъ, даже никогда не читавши Спинозы. Что имъ подходитъ и чего они хотятъ, то у нихъ и хорошо; что имъ не подходитъ и чего они не хотятъ, то считается у нихъ зломъ. Пригодность для iудеевъ, - вотъ что нынѣ прямо служитъ у нихъ критерiемъ хорошаго и дурного, и философъ 17-го столѣтiя упомянутое общее положенiе, отвечающее этому отношенiю, почерпнулъ изъ глубинъ эгоистической натуры своего племени, у котораго больше похотей и алчности, нежели совести.