— Как ты? — спрашиваю я, откинувшись на сиденье.
Кажется, до сих пор отходняки ловлю.
Вита в угол забивается, от меня подальше, и напряжённо сопит.
— Чувствую себя грязной.
— Душ примешь, и пройдет.
— Ты не понимаешь, о чём я.
— Всё я понимаю. Выйдем на улицу, потом поговорим.
Она хмыкает и задумчиво смотрит в окно.
Я предупредил перед тем, как кончить. Пытался за локоть её поднять, но Вита упрямилась. Испачкал ей грудь и шею. На губы попало тоже. Хорошо, что в тумбе нашлась нераспечатанная упаковка салфеток.
К дому Виты мы за двадцать минут приезжаем, полноценно разговаривать мешает водитель. Выходим на улицу, неловко молчим. В сумочке Виты десятый раз звонит телефон. Он давит на нервы. Причём очень сильно.
— Может, ответишь? — спрашиваю, прищурившись.
— Потом.
— Давай я с ним поговорю.
— Ни в коем случае! — Вита отшатывается, назад отступает. Боится.
— Тебе всё равно нужно с ним расстаться. Я ускорю этот процесс.
— А если я не хочу?
— Что значит «не хочу»?
Внутри всё кипеть начинает, бурлить. От мысли, что она будет с мальчиком своим, грудную клетку будто бетонной плитой расплющивает.
Закурив, глубоко затягиваюсь. Наблюдаю, как Вита ищет ключи, роняет их на асфальт, поднимает. К подъезду пятится.
— Приказывать будешь своим подчинённым, — продолжает провинциалочка. — С твоим появлением в моей жизни не изменится ровным счётом ничего. Как бы ты ни настаивал.
— Я всё сказал, Вита. Ты его бросишь. Иначе это сделаю я. Вместо тебя.
— Два года назад ты заявил, что нам не по пути! Я пошла своей дорогой, ты — своей. Наш брак — это временно, честное слово. Пусть только опека Майю вернёт! Я в квартире ремонт сделаю, деньги на чёрный день есть! Подкоплю немного и кровать куплю, стол. Место выделю! В августе на море с Серёжей поеду! И будет у меня всё хорошо.
— Ты полчаса назад со мной в приватной комнате была. Кончала, в рот брала. А теперь на море собираешься?
Вита делает глубокий вдох, кривит лицо, будто ей неприятно меня видеть.
— Сволочь ты, Самсонов! Я ведь тебя просто пожалела…
Глава 16
Вита
— Вставай, Вита, хватит дрыхнуть, — доносится до меня будто сквозь пелену голос бабушки. — Как у нас говорят…
— Да-да, помню. Кто рано встаёт, тому бог подаёт.
— Вот именно. Шесть утра на часах.
— И я могла поспать ещё как минимум тридцать минут!
Отрываю голову от подушки, на ватных ногах бреду в ванную комнату. Отвечаю раздражённо, даже слишком. Бабуля этого не заслуживает. Она вообще не виновата, что у меня настроение паскудное. Только я одна.
Закрываюсь на щеколду и умываю лицо, пытаясь в себя прийти.
Всю прошлую ночь я почти не спала — от силы часа на два вздремнула, но уже под утро. Слишком много мыслей крутилось в голове. Разных, хороших и плохих, но последних всё же больше.
Первым делом, когда домой ворвалась, отдышаться пыталась. Потому что бежала по лестничным пролётам так быстро, будто гнался за мной кто. На все замки заперлась! В квартире было темно, я специально не включала свет, чтобы бабулю не разбудить.
На носочках прошла на кухню, отодвинула штору. И Кирилла увидела. Сердце болезненно сжалось, затем ускоренно забилось. Он много курил и на окна смотрел. Внимательно, долго. Душу в клочья рвал. Его таксист поторапливал, а он продлевал и продлевал заказ. Мне вдохнуть было больно, а выдохнуть — и вовсе нереально.
С места сдвинуться не могла — смотрела на Кирилла. На его высокую фигуру, широкие плечи, на крепкие руки, которыми он меня к себе прижимал. И слезами захлёбывалась. Ведь больно ему сделала, как только могла, а он почему-то стоял и стоял. Зачем? Для чего? Я специально сказала о жалости, чтобы обрубить всё, что было между нами сегодня. В том дурацком клубе, в приватной комнате. Думаю, у меня получилось. После такого презирать начинают, но никак не дарят цветы и уж точно не просят начать отношения заново.
Потом меня осенило, почему Кирилл стоит. Включила свет на кухне, медленно сползла по стене. Я вся пахла им. Волосы, кожа, одежда. Голова кружилась от этого запаха. Запаха его удовольствия. От терпкого солоноватого вкуса, что остался на губах. Меня трясло от эмоций, когда ласкала его член, в себя вбирала. Рядом с этим мужчиной всё, буквально всё выходило из-под контроля.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Клянусь, когда я в клуб ехала, то понятия не имела, чем вечер закончится. Мы общались и подшучивали друг над другом. Впервые за долгое время вели себя непринуждённо. Казалось, это хорошо даже. Впереди совместная опека — нужно как-то налаживать контакт. А потом я разозлилась на Кирилла за смену фамилии. Он, как всегда, всё решил по-своему, не спросив.
Вышла на танцпол, ввязалась в скандал. Кирилл отвёл меня в приват-комнату, и я от наслаждения потерялась. Его близость, запах, настойчивость окутывали. Пленяли.
Думала, шрамы на его груди отрезвят хотя бы немного, но не тут-то было. Да, смотреть было сложно. Казалось, что с самой кожу сдирают заживо. Медленно, мучительно. Самсонов рубашку застегнул и стал меня ласкать. Я позабыла обо всём на свете. О том, где мы, что с нами было. О Серёже и девушке Кирилла. И о нашей Фасолине, которую потеряла.
Услышав в спальне шорох, испугалась, что бабулю разбудила. Поднялась с пола, свет выключила и убедилась в том, что Кирилл всё же уехал. Я была права. Несмотря на мои слова, он ждал, пока дам сигнал, что со мной всё хорошо и я дома.
— Вот, блинчики тебе приготовила на утро. С вареньем клубничным, — произносит бабушка, когда я выхожу из ванной на кухню.
Впереди сложная смена, надо взять себя в руки. Освежающий душ не совсем помог — одна надежда на кофе.
— Спасибо, бабуль. Ты извини, что голос повысила. Я… немного нервная в последнее время.
— Я заметила. Не хочешь рассказать, что случилось?
Я мнусь. По-хорошему, часть правды нужно сказать бабуле. Потому что вскоре мне предстоит переезд. Если, конечно, после вчерашнего Кирилл не передумает со мной связываться.
— Бабуль, с опекой сестры согласился помочь один очень хороший человек. Он… я… мы поженились, в общем.
— Как поженились? Когда? — Бабушка хватается за сердце и оседает на табуретку.
— Ты только не волнуйся, ладно? А то я рассказывать ничего не буду…
Бабушка кивает, тяжело дышит. Страшно становится, что её удар хватит.
— А как же гости, белое платье, фата? Я бы наряд тебе пошила, что ж ты сразу не сказала!
— Этот брак фиктивный, — терпеливо поясняю я, хотя понимаю: будет сложно.
— Фиктивный… Что это? Как это?
— Ненастоящий, одним словом. Для того чтобы опека убедилась: нам можно вернуть Майю. Мой муж, он… состоятельный, понимаешь? У него и дом, и квартира, и машина. И заработок гораздо выше среднего. Это имеет огромное значение.
— А дальше что?
— Дальше я сделаю ремонт в квартире. Начну с первой же зарплаты. Чуть позже на развод подам. Всё хорошо будет, бабуль.
На несколько секунд на кухне воцаряется напряжённая тишина.
— А мужу твоему какой толк от брака с тобой? — недоверчиво щурится бабушка.
Я быстро с места встаю и чашку мою в раковине. Пульс при этом зашкаливает.
— Говорю же: он хороший очень…
На работу добираюсь долго. С трудом втискиваюсь в переполненную маршрутку, затем в метро спускаюсь. Ноги оттоптаны, от ровной укладки не осталось и следа. На телефоне светятся сообщения от Серёжи, и я начинаю ненавидеть себя ещё больше. Разве можно было с ним так поступить? Он однозначно не заслуживает измены и вранья. Нужно набраться смелости и обо всём ему рассказать. Возможно, Серёжа ухватится за шанс остаться в Вене. Быть может, навсегда. Я была единственным человеком, который тянул его на родину.
— Сегодня просто праздник какой-то! — восклицает Катя, встречая меня в сестринской. — Галина Николаевна ушла на больничный!