«Такое не возможно, не возможно», — бьется в агонии загнанный разум, но через секунду я громко кричу, абсолютно потерявшись и запутавшись в происходящем.
Оказываюсь совершенно не здесь и не сейчас. Стенки ануса рефлекторно сжимаются в своем первом и диком оргазме, по моим щекам совершенно отчетливо текут слезы. Все внизу мокро, горит и пульсирует в жадном первобытном экстазе. Сразу за своим криком чувствую, как Ян кончает в попу, вызывая острые вспышки внутри. Растапливая меня лужей перед ним окончательно. Неспешно выскальзывает из меня, и со стыдом я чувствую, как по бедру стекает его сперма. Его след.
Прячу в подушках свое полыхающее лицо и обреченные слезы. Он так быстро сделал из меня безвольную игрушку в своих руках. Страстно желающую получить изрядную порцию наслаждения. Еще недавно я не имела ни малейшего понятия, что такое секс, а теперь похожа на охочую до него шлюху, выполняющую любую прихоть своего хозяина. Лишь бы он милостиво разрешил кончить.
Все тело подрагивает от стыда и до сих пор пробивающих насквозь спазмов, я подтягиваю под себя ноги и прячусь, избегая взгляда.
Но наказывать физически ему явно мало. Влажная от пота фигура нависает надо мной, обдает терпким мужским запахом. Точнее смешением запахов наших тел…
— Хочу прояснить кое-что, — сильная рука разворачивает меня. Смотрю прямо в его дьявольские глаза, ощущая, как щеки сильнее заливаются пунцовой краской. — Еще раз ты меня обманешь — и я от тебя мокрого места не оставлю. Настоящее наказание не предполагает, что наказуемый получает удовольствие от происходящего. Но я сжалился, потому что ты слишком слезно умоляла и с упоением отрабатывала.
Застываю на его словах, отказываясь верить в услышанное. Зачем он так?
Но жестокие слова продолжают жалить и втаптывать в землю, кроваво и беспощадно.
— Ты обыкновенная шлюха, которая решила нагло засунуть деньги в мой карман. Мне плевать на них, можешь расслабиться и тратить в свое удовольствие. Поимею твои дырки еще пару раз, и свалишь с моих радаров нахрен, поняла? Но если за это время ты еще хоть раз солжешь мне, я сотру тебя в порошок, и клеймо грязной шлюхи не покинет тебя, даже если ты решишь уехать на другой конец света. Не терплю, когда меня пытаются держать за лоха.
— О чем ты? Я не лгала… — обескураженно лепечу.
— Вчера я пробил тебя досконально. Вскрыл все базы, в которых ты только можешь быть. Ни ты, ни твоя единственная бабушка — не больны. Твоя лысая подруга и твой задрот тоже не страдают в плане здоровья. Никто из твоего окружения не болеет серьезней ангины. А значит, слезливую историю про спасение своей жизни заткни, блядь, в зародыше. И больше не пытайся меня разжалобить.
— Что? — оторопело спрашиваю, силясь понять, о чем он вообще. Что он несет?!
— Собери свои манатки и уматывай вон отсюда. Я позвоню, когда ты мне понадобишься.
С этими словами он встал и, не стесняясь наготы, спокойно направился в душ, оставив меня смотреть ему вслед с невероятно обалдевшим выражением лица.
Из-за слез ни черта не видно, я хватаю впопыхах свои вещи, натягиваю одежду прямо на свое грязное помеченное тело. Хватаю рюкзак и телефон, бегу прочь, вон из этого места, вытирая слезы.
Подожду такси снаружи, за забором. Лишь бы не дышать этим пустым безжизненным воздухом, не видеть этих удушающих стен.
Девять пропущенных звонков из клиники ставят меня в ступор. Спотыкаюсь и нелепо падаю на асфальт перед огромным фонтаном в центре разбитого парка. Жгучая обида и проклятые слезы усиливаются в стократ. Из коленки бежит кровь, но, не оглядываясь на особняк, я поднимаюсь и на непослушных ногах бреду дальше.
Открываю сообщение от врача: «Александра, перезвоните как можно скорее. Это срочно!».
Девять пропущенных звонков. Странное сообщение. Что, блядь, происходит?!
Глава 19
— Александра, вы слышите, что я вам сказал? — Врач, как там его, Борисович, сидит как положено, на уровне моих глаз, пока произносит новости. Мягко смотрит на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я уставилась на него застывшим остекленевшим взглядом. Силюсь понять, что он говорит. Чего? Ошибка? Такое вообще возможно?
— Мы приносим свои глубочайшие извинения, — продолжает.
Рядом с ним сидит заведующий отделением и главная медсестра. Их сочувствующие и полные раскаяния взгляды меня не трогают. Я буквально оцепенела.
— Понимаю, что вас сейчас обуревают двоякие чувства, — осторожно влезает заведующий. — Давайте сосредоточимся на положительном — вы абсолютно здоровы. Есть только обычные симптомы утомленности и упадка сил, но все это мелочи.
— Как такое возможно? — я вздрагиваю от собственного голоса и отмираю. — Вы понимаете, что я пережила? Как такое возможно в двадцать первом веке, в эру компьютеров и технологий?
— Мы все понимаем, и глубоко сожалеем. Увы, это просто самая нелепейшая из ошибок. В связи с тем, что в нашей городской клинике вводили новую компьютерную систему учета больных, все промежуточные результаты хранились в архиве на бумаге. Систему учета ввели довольно быстро, но медсестра, которая должна была прикрепить эти анализы, уволилась… новая, пришедшая спустя неделю, не получила никаких распоряжений. Ваши анализы всей пачкой вместе со снимками перепутали с почти однофамилицей, поэтому у нас были ложные сведения… ваши настоящие пришли чуть позже, попали в общую кучу неприкрепленного… — он продолжал журчать ручьем, рассказывая мне про бардак в больнице, и как его самого это злит. Тон ласковый и успокаивающий.
Я слушаю все это и думаю только обо одном: бред. Какой это бред. Как такое может произойти? Это просто невероятно…
«Вы хоть знаете, что я пережила?! Знаете, что мне пришлось сделать, чтобы раздобыть эту гребанную сумму?! Нарушить закон и совершить преступление!!! Знаете, как мне пришлось расплатиться?!» — ору в своей голове до хрипоты, разрываю связки до нехватки кислорода.
Но в реальном мире молчу, чувствуя, как все во мне сжимается и трескается.
«Ваша нелепая ошибка испортила мою жизнь!»
«Я вас всех ненавижу!!!»
— Может мы можем чем-то помочь? — возвращает из бушующих во мне проклятий участливый голос. — например, направить к хорошему психологу. Вы столько пережили за это время. Абсолютно бесплатно, естественно.
Начинаю истерично смеяться. Живот горит и надрывается от смеха, смотрю на их озадаченные лица и перехожу на громкий хохот, вперемешку со слезами. Врачи переглядываются, делают знак медсестре, и та подрывается к ящикам.
— Не нужно. — Моя истерика закончилась так же быстро, как и началась. — Все в порядке. Я буду жить. Не это ли самое главное?
— Все совершенно точно. Жаль, что вышло все вот так. Но ведь главная новость невероятно положительная!
В этом кабинете мне больше нечего делать. Как сомнамбула я поднимаюсь с жесткого стула и иду к выходу.
— Александра! — стою в пол-оборота, протягивая ручку к двери. На оклик доктора механически поворачиваюсь. — Вы в праве подать жалобу на все наше отделение, но я прошу вас — подумайте. Никто не будет разбираться с системой и человеческим фактором. Разбираться будут с конкретными людьми. Нас могут лишить лицензий. Прошу вас, просто не принимайте поспешных решений. Взвесьте все тщательно.
Меня это абсолютно не тревожит. Ну, в смысле, я и не думала писать никаких жалоб. Зачем мне это? Я тоже совершила кучу ошибок. Осознанных, а неслучайных. Но меня вдруг прошибает новая мысль.
— Та девушка, с которой вы меня перепутали… Вы обнадежили ее, сказали, что все в порядке? Ведь у нее в истории болезни сначала были мои результаты?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Врач молча кивает.
— Мы уже сказали ей правду. Она была здесь сегодня до вас. Не думайте об этом. — Взгляд врача хмурый и задумчивый. Он глубоко вздыхает, потирая очки. — Если хотите, снова можете сдать все анализы для уверенности. Но могу точно сказать, что в этом необходимости нет. Вы здоровы. Извините еще раз за все. И удачи.
Отстранено киваю и ухожу прочь.