Не меньшей славой покрыто имя Мины — великолепного организатора и стратега партизанской войны, талантливого полководца, действия которого везде сопровождались неизменным успехом. Удостоенный кортесами в 1813 г. звания генерала, Мина в 1814 г. был вынужден бежать из Испании после неудачной попытки восстановить отмененную Фердинандом конституцию. Мина был одним из преданнейших деятелей революции 1820–1823 гг.
Война против Наполеона воспитала патриотические чувства и свободолюбие целой плеяды молодых офицеров, ставших впоследствии руководителями революции 1820–1823 гг. Самое яркое имя, выдвинутое этой революцией, имя, «которое всегда будет сопутствовать борьбе за свободу испанцев»[40] и которого никогда не забудет испанский народ, — имя Рафаэля Риэго.
Сопротивление испанского народа французскому вторжению явилось серьезным ударом по могуществу и славе Наполеона. Героическая защита Сарагосы, Валенсии, Кадикса и других городов, поражение французской армии при Байлене, непрерывная партизанская война и непрекращавшееся сопротивление испанского населения поколебали легенду о непобедимости армий Наполеона, вдохнули в покоренные народы Европы новую веру в свои силы, в возможность успеха в борьбе и победу над французами.
Придя в Россию и опять увидев перед собой опустевшие поля и села, сожженные города, французы тотчас же вспомнили Испанию. «Это была еще одна Испания, но далекая, бесплодная, бескрайняя, которая находилась на другом конце Европы»[41] — писал Сегюр. В России наполеоновские генералы поняли то, что едва начинало доходить до их сознания в Испании, а именно что пока Наполеон имел дело с королями, ему легко было одерживать победы, но когда пришлось столкнуться с народами, положение изменилось: их Наполеон победить не мог.
Е. Адамов
Гарибальдийская «тысяча» в Сицилии
В середине XIX века правительственный режим Неаполитанского королевства на материке и в Сицилии представлял собой худший образец разлагающегося феодально-абсолютистского строя. Это было одно из семи государств, на которые тогда была разделена Италия, находившаяся под гнетом австрийского государства. Метод управления государством в Неаполитанском королевстве сводился к устрашению и порабощению подданных. Полиция с ее бесчисленными шпионами и погромными бандами безнаказанно арестовывала и истязала кого хотела под любым предлогом и без всякого предлога. Английский посланник писал в 1858 г.: «Страх и коррупция, порожденные этим режимом, столь велики, что никто не доверяет своему соседу»[42].
Неаполитанский король Фердинанд II — «король-бомба», как называли его неаполитанцы, испытавшие на себе действие королевской артиллерии в 1848 г., — был вероломным, нагло невежественным, «кровожадным идиотом», воображавшим, что он постиг все тайны политической мудрости, освободившись благодаря иезуитскому воспитанию от «предрассудков» морали и законности.
Неаполитанские тюрьмы доводили своим режимом десятки тысяч пожизненно заключенных в них республиканцев и либералов самого умеренного толка до мучительной смерти или до последней степени человеческого падения, когда из пяти заключенных один кончал тем, что становился шпионом своих палачей. Генерал Филанджери, один из высших чинов королевской армии, убедившись, что армия, как и церковь, — это не более, как вспомогательный орган полиции, отказался от королевской службы и резюмировал опыт своей государственной службы словами: «Величайшее несчастье для честного человека родиться неаполитанцем».
Эта система злоупотреблений, нарушения законов охранялась покровительством австрийского правительства, державшего в своих руках Италию. Австрийцы утверждали, что в Ломбардии, которой они владели полностью, они защищают южную «естественную» границу Германии.
За Австрией стояла Германия.
«Под австрийским флагом — писал Энгельс в 1848 г., — немцы держат в рабстве Польшу, Богемию и Италию… На всем протяжении от Сиракуз до Триента и от Генуи до Венеции немцев ненавидят как презренных ландскнехтов деспотизма… Тот, кому воочию пришлось видеть, какая смертельная ненависть, какая жажда кровавой и совершенно справедливой мести царит в Италии против „тедески“, уже по одному этому должен сам смертельно ненавидеть Австрию…»[43]
Французский император Наполеон III, выступавший в войне 1859 г. на стороне итальянского королевства Пьемонт после побед над Австрией, был больше всего озабочен тем, чтобы не допустить победы разраставшегося объединительного движения в Италии. Во главе этого народного движения стоял Джузеппе Гарибальди. Наполеон III сделал все, чтобы оставить «Австрию сидеть на шее Италии почти так же прочно, как прежде»[44], заключив виллафранкскую сделку с Австрией о создании итальянской конфедерации под главенством папы.
Гарибальди в кампанию 1859 г., когда Франция в союзе с Пьемонтом воевала против Австрии, был генералом пьемонтской армии. Он командовал корпусом Альпийских стрелков, состоящим из добровольцев. Оставленный союзниками без артиллерии и кавалерии, не имея оружия для партизан, присоединившихся к нему, без всякой поддержки среди врагов, в 5 раз, а потом в 10 раз превосходящих его числом, он дважды разбил австрийцев у Варезе, выгнал австрийского маршала с 8 батальонами, артиллерией и уланами из Комо, заставил отступить весь 1-й австрийский корпус, опережая на 11 дней движение французских войск, прорываясь в глубокий тыл австрийцев. Ни лучшие австрийские генералы, ни предательства Наполеона и Кавура не могли помешать Гарибальди и его волонтерам: они одерживали победу за победой и не знали поражений. «Гарибальдийская легенда» овладела сердцами во всей северной Италии; уроженцы ее по окончании кампании 1859 г. последовали за своим вождем в армию, организованную Гарибальди в средней Италии. Они составили подавляющее большинство в отряде, получившем название «Тысячи» и сыгравшем решающую роль в объединительном движении итальянского народа.
Убежденные республиканцы, в том числе и маццинисты, составляли основу гарибальдийских «егерей», или «стрелков» (Cacciatori dei Alpi). Доктор Бертани организовал медицинскую часть Альпийских стрелков; он же был одним из главных организаторов сицилийской экспедиции «Тысячи». Медичи, «молодой ветеран 1849 г.», был одним из командиров «Тысячи». Нино Биксио, чудом отделавшийся только ранами в кампанию 1849 г., участвовал как в ломбардской, так и в сицилийской кампаниях. В первую он командовал батальоном, в последнюю его называли «вторым в „Тысяче“». Маццинисты Бронцети, Сакки, Корфино и многие другие ветераны Римской и Венецианской республик с радостью приняли командные должности у Гарибальди в 1859, а затем и в 1860 гг.
Гарибальди был военным вождем демократического национально-освободительного движения. В его автобиографии при упоминании о критическом, решающем моменте каждого сражения встречается неизменная фраза: «Надо было победить». «Либо победа, либо смерть», — говорил он в такие моменты на поле сражения. Все его мысли, планы, чувства, стремления концентрировались на победе: победа во что бы то ни стало над жестоким, подлым, хищным врагом, в котором он видел воплощение всего, что уродовало, калечило, отравляло страстно любимую им родину.
Надо было победить Австрию, наполеоновскую интервенцию, папство, неаполитанско-бурбонский деспотизм и вождя пьемонтской буржуазии — Кавура. Поэтому Гарибальди полюбил войну как единственное средство спасти страдающую родину, защитить измученный народ, завоевать свободу. «Я не солдат, — говорил он впоследствии итальянцам, подносившим ему шпагу в Лондоне в 1864 г., — и я не люблю солдатского ремесла. Я видел мой отчий дом, наполненный разбойниками, и схватился за оружие, чтобы их выгнать… Я работник, происхожу от работников и горжусь этим!»[45]
Значение ломбардской кампании 1859 г. (во время войны Франции и Пьемонта против Австрии) для сицилийской кампании велико не только тем, что сейчас же после нее Гарибальди явился в Сицилию, как долгожданный вождь, увенчанный лаврами, непобедимый; кампания 1859 г. создала кадры волонтеров, уверенных в себе и в своем вожде, скрепленных неразрывной связью с ним и между собой.
Гарибальди положил в основу боевого воспитания своих волонтеров твердые правила, от которых отступления не было. Приказ, отданный «Тысяче» на борту «Пьемонта», по пути в Сицилию 10 мая 1860 г., гласил:
«Альпийские стрелки должны помнить, что первые приказы, при вступлении в славную кампанию 59 года, предписывали как можно меньше стрелять днем и не стрелять ночью. Основной чертой характера отважного стрелка должны быть хладнокровие и быстрота удара».
«Стреляя в неприятеля, надо убивать его потому, что стрелять, не поражая его, значит ободрять врага и внушать ему неуважение к нам. Поэтому надо быть скупым на выстрелы и пользоваться, когда бой начался, более верным средством — штыком»[46].