Читать интересную книгу Батарея - Богдан Сушинский

Выяснилось, что один его глазастый боец, выставленный в дозор в районе бывшей платформы несуществующего теперь железнодорожно-строительного полустанка, поздно вечером заметил, как из ближайшего оврага вынырнуло и, наверное, заметив дозорного, снова исчезло нечто, похожее на согбенную человеческую фигуру. Впрочем, это могло быть и какое-то животное, например, один из стаи волков, которую видели на днях неподалеку от Григорьевки и которая, очевидно, прибилась в эту приморскую степь, убегая от надвигающейся на нее линии фронта.

Пока боец трусовато соображал, стоит ли ему приближаться одному к этому оврагу, с шоссе на полевую дорогу съехал мотоцикл. К счастью, за рулем его сидел сержант Жодин, а пассажирские места занимали политрук и мичман Юраш. Как оказалось, машины с родными они отправили в сторону Николаева, не дожидаясь рассвета, – слишком уж водителям не хотелось оказаться утром на степной дороге мишенями для вражеских пилотов – и теперь возвращались на батарею.

Жодин порывался метнуть в овраг гранату, чтобы успокоить врага по-фронтовому, однако политрук резко воспротивился:

– Раз он уже здесь, надо брать живым. Когда еще такой «язык» подвернется?

– Брать – так брать, – согласился сержант и тут же ползком направился к ближайшему холмику, от которого до оврага уже было рукой подать. – Эй, румынешти, или кто ты там?! Предлагаю баш на баш: ты без боя сдаешься, а я без жадности угощаю тебя папироской!

Поняв, что он обнаружен и окружен в своем небольшом овраге, переодетый в красноармейскую форму диверсант поначалу попытался отстреливаться. Причем первая же пуля опасно вспахала вершину холмика, за которым залег Жодин.

– Вот видишь, дураша, – прокомментировал этот его выстрел сержант, – ты не только пулю зря потратил, но и права на «покурить» лишился! И вообще, с пистолетиком от нас не отстреляешься! Так что поговорим по душам?

Лазутчик не ответил, но после трех последующих выстрелов отчаяния крикнул, что готов сдаться.[15]

Доставлять его на батарею Лукаш благоразумно не решился: чем черт не шутит? Поэтому, пока Жодин ездил за комбатом, он устроил румынскому разведчику допрос в восточной караулке, в которую была переоборудована старая чабанская сторожка. Поначалу пленный представал слишком неразговорчивым, но, как только верзила Жодин хорошенько встряхнул его и пригрозил устроить «суд инквизиции», тут же разоткровенничался.

Как бы там ни было, а к моменту прибытия капитана политрук уже знал, что рядовой Боцу оказался одним из тех молдаван, кого румыны мобилизовали в свое войско в сороковом году, перед самым уходом из Молдавии. А поскольку вырос он в селе, в котором большинство жителей были русскими или украинцами, и по-русски говорил почти без акцента, то его наспех подготовили на каких-то курсах и определили в армейскую разведку. После выполнения этого задания ему обещали чин капрала.

– Значит, договариваемся так, – сурово произнес Гродов по-молдавски, появляясь в тускло освещенной электрической лампочкой караулке. Капитан был еще выше ростом и коренастее, нежели Жодин, поэтому явление этого великана произвело на тщедушного лазутчика просто-таки ошеломляющее впечатление. Судя по всему, он очень боялся, что его и в самом деле примутся жестоко избивать. – Ты говоришь, где скрываются остальные члены вашей разведывательно-диверсионной группы, а я отсылаю тебя в город как обычного пленного.

– Или тут же расстреляете, – едва слышно пробормотал разведчик.

– … А может, даже и как перебежчика. Ведь мог же ты, молдаванин, а не румын добровольно перейти к нам, поскольку мобилизовали тебя, человека, не являющегося королевским подданным, в румынскую армию насильственно?

– Если честно, я даже прикидывал: а не перейти ли к вам?

– Вот видишь: мысль все-таки была. И только в ней, да в правдивости твоей – спасение, поскольку шпионов у нас, по обыкновению, вешают. Расстрел еще нужно заслужить.

Боцу оценил, что морской офицер этот заговорил с ним хотя и сурово, но по-молдавски, и вполне уважительно. И то, что он предлагал, было путем к спасению. А тут еще Жодин вовремя возмутился:

– Да с какого бодуна вы уговаривать его стали, товарищ капитан?! Отдайте его мне, и через десять минут он у меня архангелом запоет.

– Ну что ты за зверь такой?! Тебе бы только почем зря человека калечить! – артистично возмутился Гродов. – Зачем ломать ребра пленному, если он и так готов рассказать обо всем, что знает? Итак, еще раз спрашиваю, рядовой Боцу: где скрывается твоя группа?

– Думаете, он был не один? – вполголоса усомнился Лукаш, которому и в голову не приходило, что перед ним не обычный армейский лазутчик, которого отправили, чтобы он разведал, где расположена батарея, а шпион.

Но вместо ответа Гродов взглянул на политрука с такой укоризной, что тот предпочел в дальнейшем в допрос не вмешиваться. Капитан уселся за стол, предложил стул пленному и со всей возможной жесткостью произнес:

– Не слышу ответа, солдат. Где остальные четверо диверсантов твоей группы? Правдивый ответ – и, как я сказал, ты уже даже не пленный, а молдаванин-перебежчик, да к тому же насильственно мобилизованный румынами.

– Меня послали одного.

– Одного тебя послали только для того, чтобы ты разведал, как охраняется наша батарея. Но в тыл тебя заслали в составе группы. Если я сейчас же не получу правдивого ответа, то уйду, но эти трое извергов, подобных которым свет не видывал, – решительным жестом указал на своих бойцов, – до самого утра будут отрабатывать на тебе приемы рукопашного боя, не задавая при этом ни единого вопроса. Ты понимаешь меня: ни единого вопроса? – все так же артистично взорвался Гродов. – Изверги – они и есть изверги.

– Но ведь я готов… – начал было разведчик, однако Дмитрий все так же резко прервал его:

– Да этим костоломам плевать на то, о чем ты там будешь блеять. Это для меня важно, чтобы ты все-таки заговорил, а для них важно, чтобы ты умолк, причем навеки. А тот мешок с костьми, который от тебя останется, я передам контрразведке, где только и ждут, когда же им в руки попадется хотя бы один полноценный румынский диверсант.

Пленный еще несколько мгновений помолчал, затем едва слышно произнес:

– Хорошо, я принимаю ваши прежние условия.

– Итак, где остальные четверо? Дальше отвечай на русском.

– Их не четверо, а пятеро.

– Понятно, мы имеем в своем тылу группу из шести диверсантов.

– Шестым оказался радист, заброшенный еще раньше, перед самым началом войны, на парашюте. Есть также проводник, из местных молдаван, который много лет добывал камень, а потому хорошо знает местные катакомбы. Заставили мы его, само собой…

– Ладно, с проводником мы потом разберемся. Кто командир группы?

– Какой-то капитан.

– Что значит: «какой-то капитан»? Мы ведь уже договорились, что у нас серьезный солдатский разговор.

– До того как войти в катакомбы, я его всего дважды видел. Ну, еще в самолете, когда нас из Тирасполя перебрасывали. Однако же ни в самолете, ни в подземных лабиринтах разговаривать с ним не приходилось. Он приказывал, я выполнял. Одно могу сказать: что он не обычный армейский разведчик, которого отправляют за линию фронта, чтобы добыть «языка».

– Каким же образом вы проникли в наш тыл? Все-таки большая группа, по степи…

– Так ведь по катакомбам мы и проникли, – пожал плечами пленный, удивляясь недогадливости русского офицера. – Вы что, решили, что мы только здесь, в тылу, спустились в катакомбы?

Гродов удивленно уставился сначала на политрука, а затем на старшину батареи. Уж мичман-то коренной, родом из этих мест. Нет, капитан, конечно, слышал, что где-то неподалеку есть катакомбы и что чуть ли не вся Одесса построена на подземельях, которые до сих пор не изучены и не нанесены на карту, при том что уводят на десятки километров от города. Другое дело, что до сих пор никак не увязывал их с действиями на фронтах.

– Если бы не ваша «дунайская командировка», – понял свою оплошность старшина, – я бы, понятное дело, ознакомил вас хотя бы с нашими местными катакомбами. У нас их тут «булдынскими» называют, однако есть еще – ближнемельницкие, что под самым центром города; молдаванские, слободские, большефонтанские, бугаевские, усатовские, кривобалковские… Причем знающие люди говорят, что почти все они между собою связаны… Вашему предшественнику я даже когда-то предлагал: а не пробиться ли нам к ближайшей катакомбе, чтобы доходить до нее прямо из орудийного каземата? Ведь на случай войны…

Поняв, что увлеклись, все разом перевели взгляды на пленного. Из его рассказа картина «заброски в тыл» вырисовывалась прямо-таки интригующей.

Оказывается, что кому-то там, в румынском или германском штабе, пришла в голову уникальная идея. На окраине одного из только что захваченных румынами степных сел был обнаружен небольшой вход в катакомбы, из тех, что на языке самих камнерезов называются «лисьими лазами». На каждом катакомбном участке есть несколько основных ходов, в которые могут въезжать вагонетки и даже подводы. Но при этом обязательно существует несколько «лисьих лазов», которые образовывались из-за провала грунта или в виде трещин в породе, а то и пробиты самими «катакомбниками». Обычно шахтеры используют их как аварийные выходы, а также для летнего прогрева участка катакомб и поступления туда свежего воздуха.