Читать интересную книгу Родина - Анна Караваева

«Быстро же вы помирились!» — хотела было сказать Катя, но опять почему-то не посмела: сила, которая объединяла этих двух людей, была так могуча, что хваленая «лосевская гордость» стояла перед ней, как слабенький кустик перед высокой корабельной рощей, которой видны и небо, и море, и дальние просторы.

Катя кашлянула и сказала совсем не то, что хотела:

— Работаете? Может быть, чаю хотите?

— Не откажемся, — рассеянно бросил Матвей. — Только поскорей, Катя!

— Нам сегодня же треба с технологом побалакать, — разъяснил Сакуленко. — Важное дело мы для фронта придумали, Катерина Ивановна!

Матвей вернулся домой поздно, усталый и довольный.

— Ух! Были мы и у технолога, и у начальника цеха, и у твоего папаши, все до тонкостей обговорили. Все наши планы одобрены, и вообще руководство ими сильно заинтересовано… Да ведь ежели каждый рабочий нашего цеха, глядя на наши рекорды и приняв наш метод, даст еще всего на десять или пятнадцать процентов больше, так ведь это значит: каждую неделю мы будем сдавать государству на сотни, а то и на тысячи тонн больше фронтовой продукции — и это сверх всяких повышенных планов! Что ты об этом скажешь, Катенька?

Тут только он заметил, что жена сидит в углу дивана, кутаясь в платок, тихая и молчаливая.

— Что я тебе скажу? — ответила она глухим голосом. — Тебе нынче и дома не сидится, ты со своим Сакуленко на край света поскачешь… Гордости в тебе…

Кузнец беззвучно засмеялся и неясно сжал в ладонях ее бледное лицо с обиженно вздрагивающими ресницами.

— Эх вы, Лосевы!.. Не та это гордость, Катенька, на ней далеко не уедешь. Только для себя гордиться — как сухой кусок жевать, света не видать.

За полчаса до начала смены Матвей оглядел площадку перед молотом, железный стол, где в строгом порядке были разложены большие и малые клещи, топорик, большой циркуль. Первый подручный Темлякова, Михаил Автономов, сказал сочным баском:

— Ну, Матвей Петрович, сегодня наши ребята прямо-таки рвутся в бой! Никому, говорят, даже Сакуленке, нас не перекрыть.

— Но, но… расхвастался! — остановил его Матвей.

— Да что ж, Матвей Петрович, я дело говорю: за эти деньки в предоктябрьском соревновании мы опыт немалый накопили. Меня вот, к примеру, возьми: мне хоть сейчас можно бригаду дать, я справлюсь. Или случись тебе заболеть, товарищ бригадир, я тебя без позора заменить могу.

— Ишь ты! — усмехнулся Матвей и словно только сейчас как следует рассмотрел Михаила. Давно ли этого парнишку с белесым хохолком на макушке звали просто «Мишаня» — и вот он выровнялся в рослого молодца. — Эко, вымахал! — признался Матвей. — Тебе который пошел?

— Двадцать четвертый, Матвей Петрович. Жизнь идет себе вперед.

Да, жизнь шагает вперед. В двадцать четыре года Матвей Темляков еще только поглядывал снизу вверх на чужое мастерство, а этот уже готов руководить бригадой!

Ковка началась стремительная, как рубка в бою. Матвей почти осязаемо чувствовал, как сберегается время и как оно обращается в металл.

— Давай! — кричал он гулко, зычно, свободно, на весь мир, и сигнальный колокол мостового крана торопливо отвечал ему: «Дин-дон, дин-дон, еду, беру, несу, даю-даю-у-у! Готовь еще-о, готовь еще-о-о!»

Матвей не заметил, как к его пятитонному молоту подошел Иван Степанович. До этого старик побывал на участке Сакуленко и вернулся оттуда задумчивый, но довольный. На участок зятя он пришел в самый разгар работы.

— Честь и место, Иван Степаныч! — произнес рядом чей-то знакомый голос, и старый мастер увидел Пластунова.

«И здесь поспел!» — изумился про себя Лосев.

Здороваясь, старик с шутливой ехидцей проговорил:

— Нынче, смотрю, опять нашей кузнечной специальностью заинтересовались, Дмитрий Никитич.

— Да ведь слухом земля полнится, Иван Степаныч. Говорят мне: сегодня у тяжелых молотов поединок разыгрывается — как же не пойти?

— А ведь ладно ребята работают, Дмитрий Никитич… а? — спросил Лосев, кивая на быстрые и четкие движения Матвея и его подручных.

Вся поза Ивана Степановича выражала, что ему бояться нечего и не за кого, даже совсем наоборот. Он стоял, скрестив на груди руки, строгий и величавый, как один из бессменных патриархов труда, а поколения, выпестованные им, показывали сейчас свою силу и мастерство.

Старик следил за Матвеем с привычно требовательным вниманием: «для чистоты совести» ему хотелось даже больше придираться к Матвею, чем к другим, — на то он и «свой, лосевского гнезда птица».

Топорик Матвея, вонзаясь в металл, как в покорную глину, мягко высекал угол, сначала малый, потом большой. Едва многопудовый слиток, разъятый надвое бешено искрящимся зигзагом угла, успевал скатиться на пол, как новая болванка, подхваченная клещами, уже вертелась на тесном ложе под разящей громадой молота.

Вокруг Ивана Степановича раздавались восклицания, шутки, замечания, — равнодушных наблюдателей здесь не было.

— А ведь трудно решить, кто из двоих лучше, — сказал в ухо старику Пластунов. — Мы с директором находим, что оба победители.

— Разве директор в цехе?

— Здесь. Заводу немалый выигрыш от такого поворота в работе наших тяжелых молотов.

— Оба лихие, да и умные, черти! — вслух произнес свою мысль Иван Степанович, как бы давая этим понять, что он согласен с парторгом.

— Уж можно сказать: удача, большая удача! Поздравляю вас, дорогой мастер! — словно мимоходом произнес Пластунов.

Лосев не заметил, как очутился против молота Сакуленко.

— Работают что надо, не подведут! — пробормотал он в усы, любуясь тем, как широкая фигура Сакуленко ритмично покачивалась в рыже-золотых отсветах раскаленного металла.

— Ловко робят, дьяволы! — любовно выругался Иван Степанович.

Он вспомнил, что говорил о Сакуленко совсем недавно. Однако думать об этом не хотелось, и старый мастер отправился по своим очередным делам.

Он обходил участки бригад, проверял, ворчал, советовал и все время чувствовал особо приятную молодцеватость в каждом своем шаге, движении, в мыслях. Привычная картина родного цеха с горячим дыханием печей и негаснущими зорями огненного металла сегодня виделась Ивану Степановичу как-то особенно четко и красиво.

Утром, когда Матвей вместе с Сакуленко вышли из проходной, Катя встретила их на улице.

— Что ты так задержался, Матвей? — спросила она, улыбаясь ему навстречу открытыми, лучистыми глазами.

Матвей переглянулся с Сакуленко.

— Сказать ей или сюрпризом преподнести?

— Да уж, коли начал, говори, — посоветовал Сакуленко. — Ведь все равно завтра, накануне праздника, все узнают.

— А что, что? — загорелась Катя.

Матвей сжал локоть жены и повел ее вдоль ограды сквера.

— Задержались мы, Катенька, в завкоме. Оба мы свои прежние рекорды перекрыли. Представь себе, наши фронтовые бригады дали по пятьдесят деталей каждая. Как ни бились мы, не могли друг дружку пересилить.

— Словом, нашла коса на камень, оба мы оказались крепкие! — засмеялся Сакуленко.

— Да, можешь нас поздравить, Катя: оба, как передовые бригадиры цеха, получим и знамя вместе и завтра вместе примем его. Вот так я встану и вот так — Сакуленко! — и Матвей, подойдя к краю асфальтовой панели, показал, в какой позе он будет завтра стоять на сцене заводского клуба. — Никифор Павлыч, поди сюда!

— Ну вот… ей-богу… — смутился Сакуленко, но, так же, как и Матвей, невольно приосанившись, стал рядом с ним.

— Хороша картина? — спросил Матвей, любуясь счастливым румяным лицом жены.

— Репетируете? — вдруг раздался позади сочный басок. Первый подручный, Михаил Автономов, шел прямо на них. — Желаю полного успеха!

— Будь здоров, Миша! — ответил Матвей и, проводив его задумчивым взглядом, спокойно улыбнулся Сакуленко. — Вот этот молодец, глядишь, не сегодня-завтра нас с тобой обставлять захочет.

— Что ж, получит бригаду и начнет наступать, — рассудительно поддержал Сакуленко.

— Как это наступать? На вас обоих? — взволновалась Катя.

Вместо ответа Матвей обнял ее плечи, и они пошли дальше. Перед ними далеко, серебристо курясь еще не растаявшими туманами, тянулись Уральские горы. Прорубаясь сквозь дремучие толщи лесов, островерхие их хребты синели, как богатырские шлемы из вороненой стали. Горы шли, возвышаясь к югу, как железное могучее войско, головные отряды которого шагали где-то в сияющей дали, уже недоступной глазу.

— Как высоко идут горы… — тихо сказала Катя.

Матвей так же тихо добавил:

— А дальше они еще выше!

ГЛАВА ПЯТАЯ

ВЕЧЕР В НОЯБРЕ

Снег шел весь день. К вечеру, когда читальня заводского клуба начала уже заполняться, в окна смотрел высокий яркосиний вечер, прорезанный белыми платами крыш.