мятой сделай, хорошо? – и сбежала в ванную.
Марина приняла решение раньше, чем чашку на стол поставила: бежать! Скрыться до приезда родителей. Осталась всего одна неделя. У папы есть хороший знакомый дядя Боря из ФСБ. («Эх, вот бы мне знать его телефон или фамилию!») Папа ему дачу перестраивал, с тех пор он папу каждый год в гости на рыбалку приглашает. Папа ездит один, но домой привозит целое ведро рыбы: «гостинцы от дяди Бори». Он не откажется помочь, он всех выведет на чистую воду. А сейчас надо только продумать: во-первых, куда, во-вторых, как, чтобы не выследили, в-третьих, постараться скрыть весь этот ужас от Маши.
Контрастный душ сделал свое дело. Марину больше не трясло, голова работала четко.
«Это все подстроено под несчастный случай: машина, метро, ограбление. Теперь он хотел, чтобы вывеска ей на голову «случайно» упала, мы же под ней почти каждый день ходим. Только почему-то сам упал, и у нас теперь есть немного времени, пока заказчик не нашел нового киллера. Боже! Слова-то – как из боевика. Это, конечно, чья-то чудовищная ошибка: Машу с кем-то перепутали! Это же не может относиться к нам: «заказы», «разборки», «стрелки», «большие бабки», «паханы», «олигархи»…Стоп! Олигархи? Краснов!»
Да, но при чем же здесь Маша?! В пятницу Краснов-старший ее даже еще не знал. Вернее, не был знаком лично, но мог знать о ней. От кого? Да от Андрея. Ведь Андрей, как ни крути, – его сын. И они – совсем не чужие люди, нормально общаются, обмениваются подарками, у них какие-то тайны в прошлом. А она, Марина, может быть, для него значит не больше, чем очередная подруга – для отца. Ну и пусть катится, если так! Марине хватит гордости сделать вид, что «ночь, проведенная с Вами – не повод для знакомства».
«Правильно, что я с ним не стала советоваться». Но опять стало так гнусно на душе, как будто она зашла на цветущий луг, а это оказалось болото с трясиной. «Может, я и ошибаюсь. Прости, меня, Андрей, если ты – ни при чем, но я не могу рисковать сестрой!»
Марина выключила холодную воду и растерлась полотенцем докрасна. Вычеркнув Андрея из списка возможных помощников, она сразу нашла ответ на все свои вопросы. Куда? – К Галине Леонидовне на дачу. Как? – переодевшись до неузнаваемости. А Машу уговорить – раз плюнуть. И любимую красную куртку ни за что не наденет, а возьмет старую ветровку. На даче она от Галины Леонидовны ни на шаг не отойдет, будет опекать старушку. Кроме того, там все на виду, кругом люди, соседи.
Может, кое-кто и пережидает плохую погоду в Москве, но пенсионеры Никифоровы, Михал Михалыч и Валентина Сидоровна, всегда живут с апреля по октябрь, у них дом теплый, с печкой. А с середины июня им подбрасывали шестерых внучек. Марина вспомнила, как прошлым летом Михал Михалыч кликал их с речки. Из шестерых девочек только одну звали просто – Катей, у остальных были весьма сложные имена. Михалыч начинал уверенно:
– Катя!
Дальше – с запинками:
– Э-э…Изабелла! Э-э…Альбина! Как тебя? – Адель! То есть, тьфу ты, – Жизель! Э-э…Эвелина!…
В следующий раз все повторялось:
– Катя! Э-э…Изабелла! Э-э…Жизель! То есть, тьфу ты, – Адель!…Карина!…
Так Белых и не смогли разобраться, как же звали эту девочку: Адель или Жизель?
21
– Спасибо, Маша, чай – отличный, снова жить можно!
– На здоровье! И мне тоже легче стало.
– Да, нам-то хорошо, а вот Галина Леонидовна…– Марина нарочно откусила бутерброд с сыром, чтобы Маша успела спросить:
– А что с ней?
– Я тебе не успела рассказать, позавчера я ее застала с заплаканными глазами. У нее – настоящая депрессия. Я ей пообещала, что мы на дачу поедем, она хоть немного приободрилась. А вчера ты приболела, не до того было. А она, наверное, звонка ждет – не дождется.
– Так что же ты молчишь?! Надо собираться и ехать прямо сейчас, я совершенно здорова, и практика закончилась. И погода сегодня гораздо лучше.
– Маша, ты – молодец! Только… я подумала, а давай ее разыграем!
– Как?
– Как в театре. Сначала позвоним по телефону, что зайдем, а потом явимся к ней переодетыми. Она откроет – а там две побирушки: «Подайте, мы не местные!» Она немного испугается, а потом развеселится.
Всевозможные шутки и розыгрыши процветали в школьном театральном кружке, которым руководила Галина Леонидовна. Она даже учредила приз «за лучшую шутку сезона», который однажды досталась сестрам Белых. Марина играла Белоснежку, Маша – гнома, а Таня – злую мачеху. Шутку придумала Марина, а Маша помогла ей незаметно от всех заклеить половину передних зубов черной бумагой. На генеральной репетиции, когда гномы разбудили Белоснежку, она так «ослепительно» улыбнулась, что все попадали, где стояли.
– Здорово! Она, конечно, оценит. Но как же мы через двор пройдем?
– Ну, во-первых, не в лохмотьях же мы будем, а во-вторых, нас никто не узнает в таком виде: платки, юбки. Ты мой парик наденешь, глаза погуще подведешь, а я буду в темных очках, старых бабушкиных. Пойду, приготовлю костюмы, а ты сумку собери, не забудь продукты.
Марина отправилась в комнату родителей. «Скорей бы уж они приехали!» Зашла – и удивилась, как здесь пыльно и душно, а ведь неделю назад все протирала и мыла. Да еще и темно: опять солнце скрылось.
Раньше это была комната бабушки и дедушки, а родители жили в нынешней гостиной. Дедушку девочки едва помнили, он умер, когда Марине было три года. Бабушка пережила его на одиннадцать лет, все жаловалась на сердце, а умерла от инсульта. Эта была первая глубоко осознанная сестрами утрата близкого человека, тогда они обе захотели стать врачами, чтобы спасать людей. Вскоре стали делать ремонт и перестановку, и родители предложили девочкам-подросткам занять по отдельной комнате, но они выступили единым фронтом за большую просторную гостиную.
Марина быстро нашла в шкафу нужные вещи: парик, цветастые пляжные юбки, два платка, свою старую блузку и мамину «дачную» кофту. «Это все можно надеть поверх джинсов и водолазок, а куртки нести в пакетах. Теперь очки, они – на комоде в шкатулке». Старый комод и две деревянные резные шкатулки привез отец из Сибири на память о своем дедушке, который был столяром-краснодеревщиком. Московская бабушка Алла Михайловна ворчала, что это – хлам, но мама встала за комод горой, она очень уважала свою сибирскую родню. А потом это стало называться «антиквариат».
Марина привычно открыла правую шкатулку, но она оказалась пустой. В чем дело? Открыла вторую – вот пуговицы, ножницы, нитки, вот большие, в пол-лица, темные очки. «Странно, мама их переставила, что ли? А где же тогда письма?» Письма и открытки бабушки Ани всегда хранились здесь, целая пачка, штук 15, перетянутая