единственного попадания — с гарантией… Но вопли и нервные срывы уберечь от такого попадания всё равно не смогли бы.
Поэтому позже отец Кархо, Куркмас, приказал заделать иллюминаторы в жилых каютах листами фольги, термоваты и пластика. Так оказалось и спокойней и теплей.
Да и женщины теперь не вылезали с жилой палубы. Им это попросту запретили.
И вот грозовых туч уже просто нет. Поскольку солнечный свет не достигает земли, и испарения, а, следовательно, и обмена зарядами-потенциалами с поверхностью, не существует. Все тучи теперь — скорее, облака. Что поднялись выше пяти километров, и будто стоят там монолитной массой, кажется, никогда не сдвигающейся с насиженных мест.
И вокруг корабля — только молочно-пепельная мгла, медленно и раздумчиво, с чувством собственного достоинства, словно лава в жерле вулкана, переливающаяся из конца в конец необъятного Неба… Хотя все они с удовольствием отмечали, что основные направления господствующих ветров ещё сохраняются. Только их скорости упали в разы.
Что само по себе неплохо: они никуда и не спешат.
Остаётся просто ждать, когда их принесёт небесной рекой в какое-нибудь место, где есть хоть крохотный шанс чем-нибудь полезным разжиться, и «любоваться» на мутно-белёсую дымку, в которую превращается окружающее небо днём, и чернильную, словно космическая, тьму ночью, когда не видно ничего. Даже звёзд. Которые Кархо видывал только маленьким мальчиком. Когда они ещё жили на земле.
Земля… Н-да, он-то ещё помнит её. А молодёжь знает лишь по рассказам да фотографиям. И не верит рассказам стариков, вроде него да Голицына, что там можно было жить. Для них она превратилась во враждебную и неприветливую «территорию проведения операций». Иногда ещё и обороняемую. И куда они вынуждены высаживать десант.
Если так пойдёт дальше, придётся заменить знания о прошлом — просто верой.
В то, что они смогут вернуться. Чтобы просто — жить.
В, а, вернее — на. Земле обетованной…
— Машинное. Малый вперёд. — Кархо сменил трубку, — Внимание! Группа десантирования! Приготовиться к высадке! — сейчас-то, как он знал, в служебном отсеке все зашумели и засуетились, проверяя оружие и обмундирование. Техники, словно древнее божество, «оглаживают» и готовят старенькую лебёдку — от неё зависит почти всё!.. А он только всунул в ухо крошечный наушник, и придвинул ближе ко рту микрофончик на гибкой штанге.
Через пару минут они зависли точно над объектом.
— Машинное. Самый малый. Удерживать курсовую — ноль. Начинаем высадку. — он незаметно для вахтенного трижды сплюнул через плечо, — Внимание, группа десантирования. Спуск по готовности.
— Есть — спуск по готовности, товарищ полковник! — тон лейтенанта Кенжабаева как всегда несколько излишне чёткий и взбодрённый: наверняка ещё волнуется, мальчишка!
Он услышал, как в днище грузовой палубы открылся люк, и почти видел внутренним зрением, как лебёдка с первыми тремя бойцами на конце стального троса начала быстро вытравливать полудюймовую, обманчиво тонкую нить, призванную вновь связать корабль с до сих пор смертельно опасной поверхностью. Причём сейчас она была опасна не столько радиоактивной пылью, сколько выжившими вопреки всему, мутантами-животными. Насекомыми-гигантами. Предательскими, наполненными осколками стекла и ржавыми кусками железа, опасными для ног ямами-ловушками среди полусгнивших завалов дерева и щебня.
И, куда реже — людьми.
Сгруппировавшимися в плохо организованные, стихийно — то возникающие, то распадающиеся, банды. Дерущимися теперь за всё, за что можно было драться: бензин, жильё, еду, «охотничьи» угодья, инструменты… Двигатели.
Вот за что теперь любой член крохотного экипажа «Надежды» позволил бы отпилить себе левую руку. Двигатели. Благодаря которым сохраняется мобильность. А, значит, и возможность выжить, разведывая и обследуя всё новые и новые места для поиска всё того же: пищи, горючего, запчастей к технике.
Спуск тройки — пять метров в секунду. Медлить смысла нет: если кто там, внизу, и затаился, всё равно громадную сигару корабля заметил давно. Несмотря на зеркальную поверхность днища, её не заметит только слепой!
Когда до касания осталось несколько десятков метров, Кархо, переключивший центральный монитор на камеру старшего в тройке, скомандовал уменьшить плавно до трёх. Затем — и до одного.
— Есть контакт! Здесь, вроде, чисто! — голос Аскара Шаклибекова, бывшего сегодня главным в передовой тройке, звучал в наушнике бодро — похоже, сорокалетний прожжённый ветеран заметил что-то такое во время спуска, что неприятностей не предвидит!
Кархо услышал, как лейтенант Кенжабаев скомандовал:
— Сержант Шаклибеков! Закрепить крюк! Занять позиции и удерживать до подхода группы! Взвод! Начать спуск!
Кархо внутренне усмехнулся: молодец. Чётко. Сам сказал в переговорную трубку:
— Машинное! Полный стоп на лебёдку. — сам взглянул вбок, туда, где на вспомогательном мониторе шла картинка из трюма.
Видно было, как бойцы с роликовыми карабинами, закреплёнными на парашютном обвесе, торопились пристегнуться к тросу. Даже ему — прожжённому и ушлому, было жутковато глядеть, как чёрный силуэт за чёрным силуэтом скрывается в светлом проёме люка: чтоб за считанные секунды завершить не то — полёт, не то — прыжок. В неизвестное.
Впрочем — нет. Известное. Аскар не сказал бы, что внизу чисто, если б оставалась хоть доля сомнения.
— Товарищ полковник! Группа на месте!
— Вас понял. Следуйте обычной процедуре.
Лейтенант скомандовал бойцам:
— Салихов, Мусаев — у крюка. Остальные — разведка. Осмотреть все завалы. Если возникнет необходимость — стрелять без дополнительной команды. Затем — охрана. Периметр — триста метров! По окончании осмотра и занятии позиций — доложить.
— Есть, товарищ лейтенант. Есть, товарищ лейтенант.
— Капрал Исаев. Начать осмотр цистерн.
То, что спустившийся последним старик начнёт осматривать хранилище до того, как будет выставлено боевое охранение, сегодня не казалось излишней поспешностью. Были в тоне лейтенанта нотки, сказавшие Кархо, что опасаться зверья, шмелей-мутантов, или мародёров и бандитов, сегодня не нужно.
Спустя пять минут он получил рапорт: семнадцать человек заняли позиции по периметру заправки, перемещения «противника» не обнаружено.
«Противника»… Чёткие у них теперь для всего на свете определения.
Как показала практика, только введение воинской дисциплины и образа жизни, как на пограничной заставе у порога враждебно настроенного коварного государства, и позволило их крохотному «подразделению» выжить.
И даже немного увеличить численность этого самого подразделения. Татьянин второй, вроде, пошёл на поправку и весит уже не кило семьсот, как при рождении, а почти два, да и Сабина снова беременна… Будем надеяться на лучшее.
— Товарищ полковник, разрешите доложить. — Алибек Турсунбекович, которого он согласно Устава продолжал называть при всех «капралом Исаевым» — задыхался: похоже, вскрытие замков болгаркой опять отняло почти все силы. А карбид кончился — рабочие ацетиленовые горелки пришлось законсервировать, а запасные — просто выбросить.
— Докладывайте, капрал.
— В большой цистерне — примерно полтонны соляры. Ну, может, чуть больше. Кх-кх-х… (Простите.) В двух малых… Ну,