она давно себя не чувствовала.
Вот за этим она и идёт. За обретением утраченного (почти!) спокойствия. За уверенностью в том, что то, что они наметили и претворяют в жизнь, ценой её терзаний, сомнений, и свободы, как нравственной, так и физической — необходимо.
Что непомерная Цена, которую она согласилась заплатить за то, чтоб лишь попробовать — не будет заплачена напрасно!
За надеждой на будущую жизнь своего народа.
Ну, и за самой собой. Прежней…
Она вошла, вход закрылся. Ощущая многотонные своды над головой, Ханна начала спуск по осклизлым и крошащимся под ногами, ступенькам. Свет ей был не нужен: она отлично чуяла всё вокруг «сенсорами сверхчувственного восприятии», как назвал бы их Тан. Как и почему они действуют, и где расположены органы, дающие им возможность работать, Ханна никогда не задумывалась. А Бабушка — не говорила.
В Привратницкой её уже ожидали.
Первый Жрец сильно постарел. Но время не испортило горделивой осанки и величественности ясного взора:
— Приветствую вас, Ваше Величество, Королева Подхолмья!
Добро пожаловать домой!
4. Уговор
Уговор на Руси — дороже денег.
Поговорка.
Отсюда, сверху, кузова напоминали разноцветные ракушки.
Только выброшенные не на пляж, и не морем. И — не хаотично разбросанные.
А целеустремлённо и методично разложенные чьей-то прихотливой рукой в определённом порядке: вдоль заросших низкими кустами и подлеском впадин-улиц, или на пустырях площадей и бывших автостоянок…
Впрочем, яркостью и сочностью окраски могли похвастаться лишь немногие: как знал Кархо, в-основном — иностранные. У которых антикоррозийное покрытие и лако-красочные слои отличались высоким качеством. Остальные подставляли взору по большей части только проржавевшие в той или иной степени крыши и борта.
То, что внутренняя начинка машин сгнила, и теперь дождям и снегу до сих пор упрямо противостояли лак и краска отличного — Ну ещё бы! «Враги — не дремлют!» — качества, вызывало уважение. К химикам-технологам и концернам-гигантам, произведшим всё это добро в конце прошлого века.
А вот к населению этих самых передовых в научно-технологическом плане стран, Кархо до сих пор испытывал неприязнь. Правда, не совсем логичную: самыми опасными для них были нападения не в Европе, а в Азии: особенно в этом плане отличились ОАЭ, Афганистан, и Узбекистан. Так что туда они больше — ни ногой!.. Он заставил себя прекратить сжимать губы в ниточку, и перевести взгляд вниз.
Руины-нагромождения из обрушившихся бетонных зданий чернели куда неприглядней, чем какая-никакая, а зелень вдоль улиц. Ударная волна, кислотные дожди и резкие перепады температуры первых лет не пощадили ни цемента, ни арматуры. Сквозь многометровые завалы превратившегося в песочно-гравийное крошево бетона растениям пробиться куда трудней, чем через асфальт. Да и наверняка остатки зданий всё ещё светились по ночам от радиации. Даже долго находиться рядом — до сих пор смертельно опасно.
Как, впрочем, и в большинстве разрушенных взрывами крупных городов. Незаросшими проплешинами чёрно-серых руин и до сих пор отблёскивающих кое-где осколками стекла только и выделявшимися среди тайги и лесов. Пока выделявшихся.
Но он знал: ещё десяток-другой лет, и тайга вновь поглотит то, что человечки-мурашики так долго и упорно отвоёвывали у неё. Чтобы жить… хорошо. Ну вот и пожили. Теперь планета достанется каким-нибудь разумным крысам, енотам, лемурам, павианам. Или индийским макакам!..
Нет, хватит: он приказал себе отключить пессимистическую «философию». Они — выживут. И снова всю землю чёртовыми «сапиенсами» заселят. Вон: у Адама с Евой ситуация была похуже… Ох, стар он становится — всё чаще эта самая философия лезет в голову!
Впрочем, как он знал — не ему одному.
Но ещё Кархо знал, что спускаться и пытаться найти что-либо полезное здесь для «Надежды» сейчас — глупо. Перед ними просто центр очередного города-призрака, с полностью сгнившими механизмами внутри разноцветных, и немного похожих отсюда ещё и на конфетки-драже «Эм-энд-эмс», кузовов. Бензин из проржавевших и растрескавшихся бензобаков, разумеется, тоже давно вытек за те циклы замерзания-оттаивания, что возродились в последние двадцать лет, когда привычный климат почти вернулся. К почти норме. (Если, конечно, назвать нормой вечную «не-то-осень-не-то-зиму».)
Всё ценное, что здесь можно найти и растащить, уже найдено и растащено. Обитателями окрестных сёл и пригородов. Отсидевшихся в бункерах-подвалах, или подполах-погребах, но потом… Он не сомневался: шансов, что кто-то до сих пор жив там, внизу — ноль целых …рен десятых. Но растащить — да, «вершки-сливки» растащили наверняка! Ещё в самом начале — тридцать с лишним лет назад.
Может, ближе к окраинам повезёт?
Как ни странно, но как показал их опыт, именно их реже всего прочёсывали мародёры, всегда почему-то в первую очередь рвавшиеся в Центр. Пока оставались в живых. И пока в гипермаркетах не попортились продукты и консервы. Одежда. Инструменты.
А вот ультрапродвинутая бытовая техника мирно оставалась на полках — кому она на … нужна без электричества?!..
Сейчас-то уже никто никуда здесь не рвётся.
Вот: судя по времени, они как раз должны подлетать к северному участку кольцевой дороги. Он сделал увеличение побольше: плевать на расход электричества — всё равно движки работают, потому что город осмотреть они так и так должны! Если где и искать — так только в таких местах!
Есть!
Телеобъективы бинокля показали характерную конфигурацию поросли кустарников, корни которых взломали когда-то заасфальтированную большую площадку у широкой ленты кольцевой, и более светлые тени — уже от только травы на месте врытых цистерн: ага!
Заправка!
— Вахтенный. Три румба влево. — он подвёл рот к раструбу переговорной трубки, — Машинное! Средний вперёд! — стало слышно, как в машинном, прямо под ногами, задвигались, заходили. Сейчас движкам придётся нелегко. Вы уж держитесь, милые…
Отягощённая ужасной инерцией громада неторопливо и, как когда-то казалось Кархо, величественно, начала разворот: поверхность в паре километров внизу сместилась, заправка словно двинулась к ним, и теперь нужно только правильно рассчитать, когда приказать дать задний, а затем и перевести на малый, чтоб зависнуть, противостоя ветру.
Впрочем, ветер сейчас, спустя годы после катастрофы, не слишком беспокоил. Установившаяся навечно облачность практически сгладила, свела на нет за последние двадцать лет погодные катаклизмы. И теперь ни циклоны, ни торнадо, ни даже грозы не угрожали «Надежде». А ведь вначале они жутко боялись именно молний: стоило появиться вдали грозовому фронту с иссиня-чёрными перинами туч, сверкающих изнутри всполохами и быстро бегущими разрядами, словно рождественская ёлка — игрой светодиодов, эта завораживающая величием картина заставляла женщин, глядящих в иллюминаторы, визжать, и, мешая вахтенным, бегать по палубам, а мужчин — играть желваками.
Потому что кораблю вполне хватило бы, как предупреждал Гаризанов Сергей Николаевич, главный инженер «Надежды»,