— Учитель, вы действительно можете это сделать? — брови Ингмара поползли вверх. После всех изменений юноша по-прежнему оставался с Ником, более истово налегая на науки, благо учитель не скупился на новые знания.
— Чушь, лекарства не сработают, слишком поздно. Хватит, остановись. Пора возвращаться и дать этому миру возможность жить собственным умом, мы и так много напортачили, — Мирэлле продолжала стоять на своем.
— Мир, накопитель уничтожит раковые клетки в считанные секунды. Если девочка еще жива, то я ее спасу. Время не терпит.
— Стой!
Нано-машины рассредоточились по телу измученной болезнью девочки. Он успел, поймал практически на последнем вдохе, но успел. Николас Саймон творил чудо, которого еще не видели жители этого мира: возвращал из мертвых. Любой врач со станции понял бы, что она еще жива, но уровень королевского лекаря не позволял услышать слабое сердцебиение без стетоскопа, девочку объявили умершей. И теперь она на глазах у всех присутствующих оживала, болезнь покидала тело настолько очевидно и быстро, что даже легкий румянец заиграл на бледных впалых щеках, и это был не румянец горячки.
— Она красива, не правда ли? Даже изможденная, даже на пороге смерти — все равно красива, — тихо проронил Ингмар, глядя как Саймон собирает накопитель.
— Я не знаю, никогда не задумывался над тем, что такое женская красота и как она выглядит, — пожал плечами Ник.
— У тебя никогда не было любимой женщины, детей?
— Детей у меня по факту быть не может, а вот женщины… хм, у меня их целых две, и одна из них за это "чудо" с меня шкуру спустит. Но это не те отношения, о которых ты подумал.
— А ты спасаешь только дочек королей? — Ингмар пристально посмотрел на учителя.
— Я и сам не знаю, просто… должен был спасти, что ли.
— Должен… только не всех, как я понимаю.
— К чему ты клонишь?
— Нет, ни к чему, просто подумалось.
— Мир! Беда! — Николас влетел в комнату Мирэлле без стука, ворвался ураганом и был впервые за все время по-настоящему испуган.
— Что случилось, что за пожар? — старпом выбралась из постели, в которой ей все еще хотелось оставаться, судя по зевкам и сонному виду.
— Накопитель исчез! — Саймона трясло. Звонкая пощечина моментально отрезвила, заставляя переключить внимание с паники на Мирэлле.
— Доигрался? Как это произошло?
— Он был на зарядке, и когда я вернулся его забрать, то…
— Ингмар! Вот мерзавец!
Мирэлле проверяла работу системы "Птица", когда Николас внезапно закашлялся. На губах капитана показалась кровь.
— Ник… ты… болен? — напарница, недоумевая, смотрела на Саймона. Даже без накопителя оставался высокий иммунитет к инфекциям.
— Он… отравил… меня?
— Прости, Ник, но у меня нет выбора, — решение Мирэлле приняла в долю секунды, и рубящий удар ребра ладони пришелся на затылок капитана. Тот рухнул без сознания. — Я это начала, мне и разгребать. У всего есть своя плата, даже у божественности. Похоже, пришла моя очередь платить по счетам.
Глава одиннадцатая
Каким-то неведомым чутьем Мирка поняла, что Пожиратель забирает не только девичьи души. Любые, лишь бы невинные. А что может быть невинней детства? Она столько плакала, что капли больше не помогали, и глаза из синих стали серыми. На подкраску волос и кожи не хватало времени, и вскоре темно-русую шевелюру разбавила седая прядь. Никто не обратил внимания на то, как изменилась стажер из библиотеки. Слишком многих изменила эта зима. Мирку прозвали "плакальщицей". Не покидая госпиталя сутками, она помогала врачам, как могла, забыв об отдыхе. И горько плакала над каждым умершим ребенком.
— Иногда смерть может быть благом, — слова мальчика все еще стояли в ее ушах. Мирка забирала тех, кто перешел черту, но тело все еще страдало. Облегчала путь, пусть на часы, но сокращая муки. И все же бесконечно сожалела о своих поступках, оплакивая каждого ушедшего и не прощая себе ни одного. И все сильней ненавидела проклятый камень.
— Надеюсь, ты наелся на сто лет вперед.
"Не сказал бы, что это еда".
— Да ну? Сам же говорил вечно, что голоден.
"Я не знаю, почему я это делаю, и называю так, как понятно тебе. У меня в этом неистребимая потребность".
— Ты что, пытаешься оправдаться?
"Нет, но я чувствую, что в этом мое предназначение. Того меня, который не был камнем".
— А кем ты был?
"Не знаю".
— Ничего, я узнаю. И найду способ тебя остановить.
"Как пожелаешь".
"Когда я стала такой? Когда мне стало дело до всех этих людей, до всех этих жизней? Разве раньше я не обманывала их, не отбирала их благосостояние? Я дочь воровки и убийцы, я выросла среди преступников и всегда была преступницей. Когда же это изменилось? Что я теперь такое?" — Мирка заливала совесть вином, вернувшись в библиотеку. Болезнь ушла, унеся с собой много жизней, но город выстоял. Постепенно все начало входить в прежнее русло по завету "живое тянется к живому".
— И тебя тоже коснулась эта зима, — мягкая ладонь легла на плечо Мирки, и та, обернувшись, узнала Сегила.
— А тебя где носило столько месяцев? — девушка не была настроена на вежливость.
— По твоему поручению был в горах, — библиотекарь опустился на табурет и выложил на стол нехитрую снедь, дополнив ее бутылкой вина. — Тебе поесть не мешает, вон как похудела.
— Я никаких поручений не давала тебе, Сегил, — отмахнулась девушка от еды, но за вином потянулась. Свое уже закончилось.
— Нет, сначала ты поешь, — бутылка вовремя перекочевала в руку мужчины, и Мирка лишь воздух схватила. — Не поручение, но ты же ищешь информацию о Пожирателе?
— Ты что-то нашел? — мгновенно оживилась девушка.
— Да.
Ветхая кибитка скрипела полозьями по снегу, вторую неделю везя Мирку вглубь страны, к подножию самых высоких гор, о которых знала девушка. Небольшая равнина, расположившаяся между двумя хребтами, незаметно успокаивала размеренным бегом лошадей. Укутавшись в одеяло и придвинувшись ближе к жаровне, Мирка читала, чтобы скоротать дорогу. Иногда отвлекалась на разговор с Сегилом, но чаще спала, восстанавливая потраченные за время эпидемии силы. Дневные перегоны, короткие ночевки. Слишком унылый и однообразный пейзаж по обочинам, чтобы отвлекаться на него. И лишь когда приблизились к предгорьям, Мирка оживилась, с любопытством рассматривая заснеженные хвойные леса.
— Даже тебя выбелил наш север, вон какая бледная стала без южного солнышка, — посмеивался Сегил. Девушка улыбалась. Она больше не нуждалась в маскировке, перемены во внешности были минимальны, всего лишь светлее стала, да волосы утратили медный оттенок: пройдя через такую зиму, какая была у Мирки, люди меняются сильней. Упрямый седой локон, свисавший на глаза, служил постоянным напоминанием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});