я носила, — развела она руками, — можно по-другому сделать.
И распахнув дверь, Хорошая, не стесняясь, крикнула в голос:
— Эй вы! Ну да, ты, в рваной майке, и приятель твой с повязкой на глазу. Сюда давайте.
На пороге появились две крупных особи из породы непроспавшихся. Неубранные, вялые, заросшие щетиной — все их существование было преисполнено муки.
— Так, парни, — жизнерадостно сказала Хорошая, — берем тарелки и несем на столы. А я за это… иду искать аспирин. Да, помню, что обещала. Иду, говорю. Да иду уже!
Максимильян тогда только что с курятника вернулся. Застыл в окне, провожая парней понимающим взглядом, он что-то вроде солидарности к ним испытывал. В одной руке Максимильян держал корзину с дарами от курицы, а в другой — зеленый салат и ведро смородины.
Буржуя с ним не было.
— Ну, допустим, — вполголоса, стараясь не привлекать внимание остальных, домыслила Веро, — салат на грядке нарвал, а ягоды откуда?
— Сарай нашел, — так же тихо ответил Максимильян, — там, где Росомаха запасы для белок прячет. Но, скажи мне, кто так прячет…
— Так! Что встали? — подскочил Томми к Веро и проорал ей в самое ухо. — Быстро, быстро! Двигаемся, соображаем! Веро — яйца разбивает! Принчипесса — салат моет, Максимильян — к сковородкам!
— Я не могу, у меня дела, — как всегда, сказал Максимильян, поставил корзину с яйцами на подоконник, и исчез, прихватив ведро с ягодами.
Веро к этому была привычная, а вот для Томми это явилось откровением. И он все еще не мог поверить, когда Веро бросилась к окну и, перегнувшись через несчастный подоконник, закричала в спину брату:
— А куда ведро со смородой понес?! Еду, говорю, верни!
Но Максимильяна уже след простыл. А Томми все так же стоял, ошарашенный, и никак не мог совладать с собой.
Потом медленно обернулся в поисках того, на кого можно было обрушить свое негодование… Принчипесса как раз послушно салат мыла.
— Я только одного понять не могу, — в недоумении говорила она потом, тихо-тихо, чтобы Томми не услышал, — почему они всегда на меня орут? Робертино так просто жить не мог, если меня с утра не увидит. У него даже бифштексы горели, когда у меня выходной в его смену выпадал. Знаешь, о чем я всегда думала, когда в его безумные глаза смотрела? О том, как скажу ему однажды: давай, крутой парень, махнемся на денек — ты побегаешь с подносами вверх-вниз, а я твои макароны поварю.
— Почему же не сказала? — невольно улыбнулась Веро, втянув голову в плечи, чтобы Томми не раздражать.
— Ты что? — Принчипесса потянулась за миской для салата. — Жизнь… она дороже самолюбия.
…Потом все еще быстрее задвигалось, ускорилось и понеслось. Хорошая врывалась в кухню, сваливала грязную посуду у мойки, брала новые тарелки и мчалась обратно на улицу, парней кормить. Парни оказались прожорливые. Принчипесса едва успевала салат крошить. Веро торопилась, мыла сковородки, и только пена во все стороны летела. Томми это, честно говоря, не ценил — стоял гордо, делал омлет, но вид у него при этом был такой, будто он барана запекает. Чуть склонившись над сковородкой, Томми благоговейно ждал, пока омлет поднимется, станет пушистым, нежно-золотистого цвета. Что-то ласково ему нашептывал, покрывал корочкой сыра, украшал листиком петрушки… Веро как раз грохнулась у мойки, поскользнувшись на мокром полу, так ей тоже хотелось добрых слов услышать.
Томми это по-другому расценил. Принчипесса рядом мрачно сыр натирала.
— Ну кто так трет! Руки оторву! Иди салат нарви! Там у сарая растет! Веро, быстро сыр тереть!
Хорошая как раз принесла новую гору тарелок и тут же у мойки ее свалила.
— Томми! — закричала Веро. — У меня только две руки!!!
— Нет, не две! Ты еще за брата работаешь!!!
Шум воды перебивался звоном вилок, ложек, окриками Томми, который все время подгонял. У Веро затекла спина, от слез и мыла все пылало перед глазами, а потом вдруг наступило затишье. Веро с ненавистью бросила последнюю сковородку.
— Гав, гав, гав! — раздалось вдруг за окном.
Веро поняла, что если сейчас не вдохнет воздуха, то всю ярость обрушит на омлет, который только что Томми приготовил. А он даже не сразу разрешил этот омлет Хорошей унести, стоял и любовался на него, будто только что Мадонну изваял.
— Мне нужно пять минут! — бросилась Веро к подоконнику.
— Куда?! — завопил Томми, забыв об омлете.
Веро обернулась. Томми бежал к ней, раскинув руки, со взглядом олимпийца и волей к победе. И Веро поняла, что, если он ее настигнет, она будет мыть сковородки до конца своей жизни.
И тогда она забралась на подоконник, мысленно со всеми попрощалась и выпала из окна…
…Свалившись в траву, Веро свернулась как улитка и замерла, прислушиваясь к погоне. Оказалось, что лежать в зарослях петрушки было очень даже приятно. Теплые листья ласково щекотали лицо, птицы выводили нежные трели, как-то быстро накатилась летняя нега — захотелось вздремнуть и забыть о недомытой посуде. Но Веро крепко подозревала, что за свободу ей придется дорого заплатить, и, стараясь отсрочить платеж, она собрала всю волю, привстала и прерывистыми движениями отползла за угол дома. Немного пришла в себя. Села, прислонившись к теплой стене дома, и глубоко вздохнула. Закрыв глаза, впитывала в себя лучи солнца и мечтала о Максимильяне — попался бы он сейчас ей под руку, она бы душу отвела, слова бы выбирать не стала.
И вдруг снова послышался лай Буржуя. Веро прищурилась. Лай доносился из-за сарая. Ладно, если нет Максимильяна, сгодится и собака — ее сейчас все раздражают. Поднявшись на ноги, Веро тщательно отряхнула коленки. Жизнь понемногу обретала смысл.
Встав на цыпочки и незаметно подкравшись, Веро обошла дом и тихо выглянула из-за угла.
Буржуй стоял у сарая, на самом солнцепеке, на верхушке огромной, как пирамида, кучи песка. Песок под ним незаметно проваливался, и Буржуй, как корабль в пустыне, медленно уходил на дно. Лап уже не было видно, песок почти добрался до брюха, голову нагрело так, что Буржуй сам не понимал, как еще жив. Но, презрев все препятствия, пес не отступал — стоял, кровожадно задрав морду, и истошно лаял.
Веро, все так же на цыпочках, подкралась к собаке и тоже задрала голову. На крыше сарая сидела курица и, склонив набок голову, испуганно кудахтала. Веро поняла курицу без слов, ее пронзило острое чувство сострадания. Она примерилась, прыгнула и, упав в кучу песка, изловчилась схватить пса за задние лапы.
— Ты обалдел?! — рявкнула Веро и с удовольствием подтянула к себе Буржуя. — Тебя все ищут! Ты хотя бы