в разговор Витюня, свесив кудлатую голову с верхней койки, — тоже забавная история...
Но в этот момент сейнер с такой силой и грохотом швырнуло в сторону, что застонали бимсы и шпангоуты. В один миг перелетели к правому борту туфли и сандалеты рыбаков, кепки и капелюха Зотыча. Крупными градинами застучали о пол кубрика костяшки домино.
— Неужто столкнулись? — вскрикнул кто-то из рыбаков.
И в следующий момент, кто в чем был, рыбаки летели вверх по трапу, на палубу.
Что-то кричали вахтенные, размахивая руками. По левому борту смутно вырисовывалась в тумане медленно удаляющаяся корма чужого сейнера. Капитан «чужака», выскочив из рубки, старался перекричать ревуны:
— Как там, ребята, сильно побило?
— Еще спрашивает, брашпиль недоделанный! — возмущался Витюня. — Не думает ли добавить...
Кацев, свесившись с фальшборта, светил карманным фонарем, тщательно исследуя вмятину. Ничего себе, поцелуйчик! Краска содрана подчистую на добрых полметра. Но трещины не было. «Чужак» зацепил сейнер кормой при развороте. Хорошо, что не врезался носом. Видимо, узрев впереди себя судно, рулевой как оглашенный, работал штурвалом.
— Что это вас носит в такую видимость? — кричал Осеев злым и хриплым спросонья голосом. На нем были лишь трусы и майка.
Капитан «чужака» старался что-то объяснить Осееву.
Где-то совсем рядом забасил теплоход. Оба сейнера ответили ему пронзительным воем сирен...
Глава седьмая
1
На рассвете к туману добавился моросящий дождь, усилилось волнение моря. Сейнер валяло с борта на борт, вытрясая из рыбаков души.
«Вот тебе и курорт, — думал Погожев, вытянувшись на койке. — Тут только от одних ревунов и сирен обалдеешь». А это столкновение с «чужаком». Еще вчера вечером, когда все треволнения были позади, Осеев сказал:
— Считай, что еще дешево отделались. Мог бы запросто пропороть борт и пустить ко дну.
Погожев почти всю ночь не спал: с одной стороны ревуны и качка, с другой — разве они застрахованы, что какое-нибудь другое судно не «боднет» их в борт?
Осторожно приоткрыв дверь, в каюту вошел Виктор. Не включая свет, он что-то шарил на столике.
— Да включай. Я все равно не сплю, — отозвался Погожев, с трудом удерживаясь на койке от очередного удара волны разгулявшегося моря.
— Вот дает штормяга! — сказал Погожев и опустился с койки.
— Еще как дает, — согласился Осеев. — Но туман редеет. Это уже хорошо. Утром перейдем в Ланжерон или в Хлебную гавань.
Но в Ланжерон они перешли только во второй половине дня. И стали на якорь напротив причалика для катеров пригородного сообщения.
За ночь погода окончательно успокоилась, и на следующий день с самого утра ничто не напоминало о тумане, дожде и шторме: небо было ясное, море приветливое, а пляж Ланжерона переполнен отдыхающими.
— Братцы, сегодня же воскресенье! — вдруг сделал открытие Витюня. — А я-то голову ломаю, чего это одесситы на берег повысыпали.
От ослепительного блеска моря, шумного пляжа и близости залитого солнцем города у рыбаков заныли сердца по берегу. Кое у кого из рыбаков водились в Одессе сердечные дела. Еще с прошлых путин. Даже всколыхнулось сердце, казалось бы, непоколебимого в этом деле Сени Кацева. Он щурил глаза, пощипывал усы и, чмокая крупными мясистыми губами, не спеша вспоминал о какой-то цыганке с Пересыпи:
— Вообще-то, она нэ цыганка. Так прозвали ее потому, что смуглая.
— Да помним мы ее, Сенечка, — перебил Кацева Витюня. — Она у тебя вся такая... синтетическая. И стройная, как швабра.
Сеня не обижался. Он вместе со всеми смеялся, не оставляя в покое усы.
Во время завтрака к Осееву подошел Зотыч и сказал, что неплохо бы пополнить запасы продуктов, пока стоят в Одессе.
— Сегодня как раз Привоз работает. — И, придвинувшись вплотную к Осееву, что-то добавил вполголоса.
— Ну-ну, смотри. Только чтоб все было честь по чести, — предупредил кэпбриг.
На ходу дожевывая завтрак, Витюня бросился в машинное отделение, завел «малыша». Витюня просто рвал и метал: у него на вечер выпадала вахта и ему до этого времени хотелось успеть хоть немного «урвать берега».
В кубриках и ходовой рубке жужжали электробритвы. Из чемоданчиков извлекались праздничные брюки и сорочки. Около единственного утюга собралась очередь.
Вахтенные завели стропы на корму и нос баркаса и спустили его на воду.
Сначала в баркас переправили пару раздутых хозяйственных сумок. Следом за сумками проследовали Зотыч И Леха. Потом Витюня и Климов. И под конец в баркас спустились Погожев, Осеев и Кацев.
— Понеслась душа в рай! — бодро затянул Витюня, подмигнул оставшимся на сейнере рыбакам и подналег на весла.
Хотя сумки были закрыты на замки-молнии, Погожев прекрасно знал, что они набиты крупной вяленой ставридой. Видимо, об этом и нашептывал Зотыч кэпбригу во время завтрака.
Продажа рыбы на базаре, конечно, не украшает рыбаков-колхозников. Но что поделаешь, если на камбузе кончились лук и капуста. А в кладовой-сушилке — запасы хлеба, кофе и сахара.
Правда, у Зотыча припрятаны кое-какие деньги, остаток от тех, что были отпущены бухгалтерией на «кумань». Но сколько этих денег! Зотыч придерживал их на крайний случай. А пока у рыбаков была в запасе рыбешка, в действие вступал закон политэкономии: товар — деньги, деньги — товар...
На берегу компания распалась на две группы: одна, во главе с Зотычем, взяла курс на Привоз, а Погожев, Осеев и Сеня Кацев решили поразмять ноги в парке.
— Смотрите у меня, «обезьяну не водить». И чтоб на сейнере быть вовремя, — предупредил Осеев. — Слышишь, Витюня, это тебя касается.
— За кого ты нас принимаешь, кэп, — театрально развел руками помощник механика, — мы парни железные.
Потом Осеев будет говорить, что еще в то время чувствовало его сердце недоброе. Может, сердце его и чувствовало, только это нисколько не помешало им завалиться в маленький ресторанчик на открытом воздухе. Хотя «завалиться», пожалуй, сказано будет не точно, так как перед этим битых полтора часа они безрезультатно толкались от дверей одного ресторанчика к дверям другого. Везде было полно народу. Наверняка не попали бы и сюда, не окажись буфетчицей старая знакомая...
Погожев, Осеев и Кацев сидели немного смущенные непривычной