гражданство и уже не опасаясь, что ее могут отправить обратно.
Хелен так часто рассказывает легенды и обо мне, что я и сама начала в них верить. Джимми якобы был моим первым и единственным мужем. Она познакомила меня с ним в Шанхае и была свидетельницей на нашей свадьбе. На большой, настоящей китайской свадьбе.
Сейчас никто не поверит, если я скажу, что Хелен мне не родня. Она вообще никак не связана со мной ни по крови, ни через брак. Она даже не была моей подругой. Иногда я с трудом выношу ее общество.
Я не согласна с ее мировоззрением и не в восторге от ее характера. И тем не менее мы ближе, чем сестры, объединены судьбой, связаны взаимными долгами. Я берегла ее тайны, а она — мои. И мы хранили друг другу такую верность, о которой в этой стране даже не слышали.
Представьте себе, как я разозлилась, когда на той самой кухне, после злополучного рыбного обеда, Хелен сказала мне, что решила раскрыть все мои секреты.
4. ДАЛЕКО ДАЛЁКО
Вот как она мне об этом сказала.
После рыбного обеда Генри отправился в гостиную смотреть телевизор и спать на диване. Хелен пошла на кухню, поставила воду для чая. А я сидела в столовой — ну, не в отдельной столовой, а в части кухни, отгороженной пластиковой ширмой. И Хелен, не видя меня, кричала так, будто разговаривала с другим континентом, хвастаясь, что Бао-Бао женится через три недели.
Бао-Бао то, Бао-Бао сё — только и было слышно. Она говорила прямо как ведущая в телевизоре: выиграйте то, выиграйте это. Каждую неделю у них одно и то же.
Ее сыну уже тридцать один год, а она все называет его малышом. Хотя, может, она и права. Ее Бао-Бао и есть малыш, такой избалованный и нетерпеливый, что даже автобуса дождаться не может. Однажды у него сломалась машина, и он позвонил мне, такой весь из себя милый и вежливый:
— Ах, тетушка, я так давно вас не видел! Ах, тетушка, как ваше здоровье? Хорошо, хорошо. Ах, тетушка, не могли бы вы одолжить мне вашу машину для очень важного собеседования о приеме на работу?
Когда три дня спустя он вернул мне автомобиль, я сразу же увидела, что он за человек, на бампере у меня появилась вмятина, в салоне валялись банки из-под кока-колы, а из бака исчез бензин. И ту работу он не получил.
Так что я не слушала, как Хелен хвалит Бао-Бао. Я вспоминала, как злилась из-за своей машины. Тогда я ничего им не сказала и от этого сейчас разозлилась по новой. Я сравнивала Бао-Бао с собственным сыном: Сэмюэль не сыплет вежливыми словами, чтобы убедить дать ему что-то взаймы. И ему не надо брать машину Хелен, чтобы ехать на собеседование. У него уже есть хорошая работа в Нью-Джерси, он старший администратор по пособиям, проверяет больничные и подсчитывает размер пособий, следя, чтобы люди не обманывали.
Хелен принесла наши чашки и чай, по-прежнему крича так, будто я не находилась с ней в одной комнате. Теперь она говорила о своей дочери.
— Я тебе говорила? Мэри звонила мне пару дней назад, сказала, что они с Дугом едут на Гавайи, опять! Уже в четвертый раз! Я говорю: «Ты же уже там все видела. Зачем тебе надо туда ехать снова?» А она говорит: «В Гавайи никто не ездит потому, что “надо”. Туда ездят именно потому, что люди совершенно свободны».
Хелен подала мне чашку.
— И я сказала ей: это что же за логика такая? Если я свободна и мне не надо ехать на Гавайи — я не еду.
Вот я хочу съездить в Китай — и тоже не еду. — Хелен посмеялась сама над своей шуткой. — Ох уж эта моя дочь! — сказала она. — Ой, я не говорила? Она позвонила снова, уже поздно вечером, вчера, после десяти. — И Хелен замахала руками, чтобы показать, как была недовольна. — Чуть не до смерти меня напугала. Я говорю ей: «Что случилось? Кто-то заболел? Автомобильная авария? Дуг потерял работу?» А она говорит: «Нет, нет. Просто захотелось позвонить», — улыбнулась она. — Ну и как ты думаешь? Зачем она позвонила? Догадайся.
— Она хорошая дочь, — ' сказала я.
Хелен покачала головой:
— На этот раз она сказала, что звонит просто так. Просто так! Вот уж странная причина для звонка.
Хелен подлила мне еще чаю.
— Ну, конечно, это была не ее идея, то есть не совсем ее. По телевизору шла реклама телефонной компании, и там была дочь, которая звонила матери просто так. И я спросила: «Теперь ты решила позвонить мне просто так? Междугородним? Тогда не говори много, это слишком дорого». А Мэри ответила: «Ничего, после восьми вечера звонок уже дешевле». Так вот, я и сказала ей: «Не дай себя одурачить. Мало ли что они говорят по телевизору. Может быть, дешевле, только если ты говоришь быстрее. Кто знает, что они там задумали». А она говорит: «Ах, мамочка! Цена не имеет значения». «Вух! — сказала я тогда. — Как это — не имеет значения? Ты что, хочешь выбросить десять долларов? Ну раз так, то не отдавай их телефонной компании. Отправь их лучше мне».
Я представила себе, как Хелен препирается с дочерью, тратя деньги на спор о лишних тратах. Она вообще ничего не соображает.
— Потом мне все-таки удалось ее убедить, и она повесила трубку, — вздохнула Хелен. Затем, посмотрев на меня, широко улыбнулась и опять перешла на китайский. — Это потому, что она все еще слушается меня. Мэри знает, что ее мать по-прежнему права. — Она шумно отхлебнула чаю. — Ну что, а ты не разговаривала с Перл на этой неделе? Она тоже звонит и тратит деньги на междугородные переговоры?
Я понимала, что Хелен не ждет ответа. Она и так знала, что мы с дочерью не часто общаемся. Перл не звонит мне просто так. Конечно, она звонит, когда нужно предупредить, что она привезет Тессу и Клео, чтобы я за ними присмотрела. Или попросить, чтобы я привезла китайскую начинку для индейки на день Благодарения. Или вот, на прошлой неделе Перл позвонила, чтобы сказать, что она с мужем и детьми не смогут у меня переночевать. То есть не она сама позвонила, а Фил. Но я знаю, что это она его надоумила. И что слушала по другому телефону наш разговор.
— Перл живет не так далеко, — напомнила я Хелен.
— Сан-Хосе — это