Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Регрессии Катерины охватывали тысячелетия. Каждый раз, когда она входила в гипнотический транс, я не представлял, где проявятся связи ее жизней. От доисторических пещер до Древнего Египта и далее — в новом времени: она везде побывала. И за всеми ее жизнями с любовью наблюдали Учителя, те, кто находится вне времени. В сегодняшнем сеансе она оказалась в двадцатом веке, но не в жизни Катерины.
«Я вижу фюзеляж и взлетно-посадочную полосу», — прошептала она тихо.
«Вы знаете, где это находится?»
«Я не вижу… Эльзас?» Затем она уточнила: «Эльзас».
«Во Франции?»
«Я не знаю, просто Эльзас… Я вижу имя Вон Маркс [именно так она произнесла]. Что-то вроде коричневого шлема или шляпы… шлем с защитными очками. Отряд уничтожен. Кажется, это удаленный район. Я не думаю, что поблизости есть какой-то город».
«Что вы делаете?»
«Я помогаю ухаживать за ранеными. Их уносят».
«Взгляните на себя. Опишите себя. Посмотрите вниз и скажите, во что вы одеты».
«На мне куртка. У меня светлые волосы, голубые глаза. Моя куртка очень грязная. Много раненных».
«Вы обучались работе с ранеными?»
«Нет».
«Вы здесь живете или выросли здесь? Где вы живете?»
«Я не знаю».
«Сколько вам, примерно, лет?»
«Тридцать пять». Самой Катерине было двадцать девять, и у нее были светло-коричневые, а не голубые глаза. Я продолжал задавать вопросы.
«Кто вы? Есть ли какая-то надпись на вашей куртке?»
«На куртке есть нашивки. Я пилот… какой-то пилот».
«Вы управляете самолетами?»
«Да, приходится».
«Кто вынуждает вас летать?»
«Я служу. Это моя работа — летать».
«Вы бомбы то же сбрасываете?»
«Я не люблю войну. Я чувствую, что убивать — неправильно, но я должен выполнять свой долг».
«Вернитесь к предыдущей сцене, к самолету, бомбежкам и войне. Это более поздний период, война началась. Англичане и американцы сбрасывают бомбы недалеко от вас. Вернитесь. Вы снова видите самолет?»
«Да».
«Вы испытываете те же чувства в отношении долга, убийства и войны?»
«Да, мы умрем ни за что».
«Что?»
«Мы умрем ни за что», — прошептала она громче.
«Ни за что? Почему ни за что? Разве это не дело чести? Разве вы не защищаете родную землю и своих близких?»
«Мы умрем, защищая идеи кучки людей».
«Все равно, это ведь лидеры вашей страны? Они могут ошибаться…». Она поспешно перебила меня: «Они не лидеры. Если бы они были лидерами, то не занимались бы внутренней борьбой… в правительстве».
«Некоторые называют их сумасшедшими. Вам это понятно?»
«Должно быть, мы все безумцы, если подчиняемся им, выполняем их приказы… убивать людей. И убивать себя…»
«У вас остались какие-то друзья?»
«Да, некоторые еще живы».
«Есть ли среди них особенно близкие вам? В вашем экипаже? Живы ли еще ваши стрелок и навигатор?»
«Я их не вижу, но мой самолет не был сбит».
«Вы снова полетите на своем самолете?»
«Да, мы должны спешить, чтобы вывести оставшийся самолет со взлетно-посадочной, полосы… до их возвращения».
«Отправьтесь в свой самолет».
«Я не хочу», — она так сказала, будто могла выбирать.
«Но вы должны поднять самолет».
«Это настолько бессмысленно…»
«Что за профессия была у вас до войны? Вы помните? Чем занимался Эрик?»
«Я был заместителем командира… маленького самолета, грузового самолета».
«Значит, вы и тогда были пилотом?»
«Да».
«Из-за этого вы подолгу отлучались из дома?»
Она ответила очень тихо и задумчиво: «Да».
«Переместитесь вперед во времени, — скомандовал я, — к своему следующему полету. Вы можете это сделать?»
«Следующего полета нет».
«С вами что-то случилось?»
«Да», — ее дыхание участилось, и она пришла в возбуждение. Она переместилась вперед, в день своей смерти.
«Что происходит?»
«Я бегу из огня. Моя команда в огне».
«Вы выжили?»
«Никто не выжил… никто не выживает на войне. Я умираю!»
Ее дыхание стало тяжелым. «Кровь! Кровь повсюду! Я чувствую боль в груди. Я ранен в грудь… и ноги… и шею. Так больно…» Она была в агонии, но вскоре ее дыхание замедлилось и нормализовалось, лицо расслабилось и обрело безмятежное выражение. Я узнал спокойствие переходного состояния.
«Похоже, вы чувствуете себя более комфортно. Все закончилось?» Помолчав, она очень тихо ответила: «Я лечу… прочь от своего тела. У меня нет тела. Я опять в форме духа».
«Хорошо. Отдохните. У вас была трудная жизнь. Вы прошли через тяжелую смерть. Вам требуется отдых. Восстановите себя. Чему вас научила эта жизнь?»
«Я кое-что поняла о ненависти… бессмысленном убийстве… неверно мотивированной ненависти… о людях, которые ненавидят, которые сами не знают, почему. Нас толкает к этому… зло, когда мы находимся в физическом состоянии…»
«Есть ли чувство долга, более высокого, чем долг перед страной? Что-то, что могло бы удержать вас от убийства? Даже если вы выполняете приказ? Чувство долга перед собой?»
«Да…» — Катерина не стала уточнять.
«Вы сейчас кого-то ждете?»
«Да… Я ожидаю перехода в состояние обновления. Я должна ждать. Они придут за мной… они придут…»
«Хорошо. Я бы хотел поговорить с ними, когда они придут».
Мы ждали несколько минут. Затем внезапно ее голос стал громким и низким, и заговорил уже не Учитель-поэт, а первоначальный Учитель Духа.
«Вы были правы, заключив, что это подходящее средство для тех, кто находится в физическом состоянии. Вы должны удалить страхи из их умов. Наличие страха приводит к пустой трате энергии. Он удерживает их от осуществления того, для чего они были посланы. Находите знаки в окружающих людях. Их [людей] сначала нужно поместить на уровень… очень, очень глубоко, чтобы они уже не могли ощутить своего тела. Вот тогда вы сможете достучаться до них. На поверхности… проявляются лишь беспокойства. Раскрыть их вы должны в глубине их души, где создаются идеи.
Энергия… все есть энергия. Столько тратится впустую. Горы… внутри гор спокойно; в центре — спокойно. А беспокойства — снаружи. Люди могут видеть лишь то, что снаружи, но вы можете пойти гораздо глубже. Вам придется увидеть вулкан. Чтобы это сделать, вам нужно проникнуть глубоко внутрь.
Находиться в физическом состоянии — ненормально. Естественно находиться в духовном состоянии. Когда вас отправляют назад, это подобно тому, как если быть посланным к чему-то, чего мы не знаем. На это уходит много времени. В духовном мире