же помещение на первом этаже, с выкрашенной в розовый цвет дверью, в центральной части Соуэлл-Бэй. Самой Колетт за семьдесят, как и Крючкотворщицам, но она отказывается уходить на пенсию и уступать салон молодым стилистам, которых нанимала на протяжении многих лет.
К счастью. Хотя Тову трудно назвать тщеславной женщиной, эту роскошь она себе позволяет. И никому другому она бы не доверила уложить ее волосы именно так, как надо. Несколько минут назад она наблюдала, как Колетт подстригает колючки Барб своими ловкими и бережными руками. Колетт действительно лучший парикмахер в округе.
– Това, дорогая. Как твои дела?
Барб наклоняется к ней настолько, насколько позволяет шлемообразная сушилка, слишком сильно выделяя голосом слово “дела”. Как будто заранее пресекая любую попытку Товы притвориться, что у нее все хорошо. Барбара всегда чувствует, когда ей привирают, и этой ее чертой Това не может не восхищаться.
Но еще Това гордится тем, что ей самой фальшь не свойственна. Она честно отвечает:
– Все в порядке.
– Ларс был хорошим человеком.
Барб снимает очки, оставляя их болтаться на шее на цепочке из бисера, и вытирает слезящиеся глаза уголком носового платка. Това борется с желанием усмехнуться. Она не в первый раз наблюдает, как Барбара норовит навязаться в чужую беду. Барб видела Ларса от силы несколько раз, в те ранние годы, когда они с Товой еще не начали отдаляться друг от друга.
– Он ушел без страданий, – говорит Това с уверенным видом, не уточняя, что это информация из третьих рук. Но женщина в “Чартер-Виллидж” крепко стиснула ее ладонь, сказав, что в конце Ларс не чувствовал боли.
– Это благословение – уйти без страданий, – говорит Барб, прижимая руки к груди.
– И условия там были неплохие.
– Да? – Барб склоняет голову. Это для нее новость. Това не рассказывала Крючкотворщицам о своей поездке в Беллингем, и, похоже, в кои-то веки Итан Мак хоть о чем-то умолчал, пока пробивал продукты в магазине.
– Да, я ездила за его вещами. Правда, их оказалось не так уж и много. Но это место чистое и ухоженное.
– Где он жил?
– “Чартер-Виллидж”. В Беллингеме.
– О! – Барб снова надевает очки и листает журнал, лежащий у нее на коленях. – Это не оно?
Она показывает занимающую целый разворот рекламу: фотография внушительной территории “Чартер-Виллидж” с неестественно зеленой лужайкой под безоблачным небом.
– Да, это оно.
Барб придвигает журнал ближе к носу и щурится, вглядываясь в мелкий шрифт.
– Смотри! Тут написано, что у них есть бассейн с морской водой. И кинотеатр.
– Правда? – Това не смотрит.
– И спа-салон!
– Там оказалось, конечно, роскошнее, чем я ожидала, – соглашается Това.
Вздохнув, Барб с пренебрежением захлопывает журнал.
– И тем не менее. Моя Энди никогда бы не отдала меня в дом…
– Конечно, нет. – Това кивает, ее губы складываются то ли в улыбку, то ли в гримасу.
Барб обмахивается журналом. Под сушилками становится жарко.
– Ну да.
Това берет с низкого столика рядом с сушилкой потрепанный номер “Ридерз дайджест” и делает вид, что читает оглавление. Естественно, она знает о бассейне с морской водой, кинотеатре и спа-салоне. Брошюра, которую она взяла из “Чартер-Виллидж”, лежит у нее дома на журнальном столике. Она прочитала ее по меньшей мере трижды.
– Идешь, Това? – доносится с другого конца салона жизнерадостный голос Колетт. Това поднимает свой космический шлем, берет сумку и вежливо прощается с Барбарой Вандерхуф, прежде чем отправиться доводить прическу до ума.
* * *
Этим вечером в кабинете Терри горит свет. Това просовывает голову в дверь, чтобы поздороваться.
– Привет, Това! – Терри машет ей рукой, приглашая войти.
На столе поверх стопки бумаг стоит белая коробка из-под еды навынос, а торчащие, как антенны, палочки воткнуты в жареный рис с овощами из единственного китайского ресторана в округе, который, как известно Тове, находится в Элланде. Это такая же коробка, как и та, что выманила осьминога из аквариума.
– Добрый вечер, Терри. – Това кивает.
– Присаживайтесь, – говорит он, указывая на стул напротив своего стола. Протягивает ей печенье с предсказанием в прозрачной обертке: – Не хотите? Мне всегда дают как минимум два, а иногда три или четыре. Не знаю, скольких людей, по их мнению, я мог бы накормить одной порцией жареного риса.
Това улыбается, но не садится, оставаясь в дверях.
– Вы очень добры, но нет, спасибо.
– Как знаете.
Он пожимает плечами, бросая печенье на захламленный стол. При виде этого стола – сваленные как попало вещи и разбросанные бумаги – у Товы всегда начинают чесаться руки. Когда она придет сюда позже со своей тележкой, то вытряхнет мусор из корзины и подметет пол. Время от времени она еще и проводит метелкой из перьев по трем рамкам, висящим на стене за столом. Маленькая дочь Терри на качелях на детской площадке. Терри, который обнимает за плечи пожилую женщину, свою мать, – темно-коричневая кожа, копна черных кудрей и такая же широкая улыбка, как у него. Невидимый ветерок приподнимает развевающийся рукав мантии Терри, а с уголка его шапочки свисает пурпурно-золотая кисточка. Рядом с фотографией висит диплом: степень бакалавра естественных наук, summa cum laude[3], в области морской биологии, присужденная Терренсу Бейли из Вашингтонского университета.
Такой фотографии на каминной полке у Товы нет. Эрик поступил бы в университет осенью, если бы той летней ночи никогда не было.
Терри берет палочки и подхватывает ими рис плавным, отработанным движением, и оно кажется Тове удивительно естественным для мальчика, который, как она знает, вырос на рыбацкой лодке на Ямайке. Молодые люди так легко все схватывают. Прожевав и проглотив, он говорит:
– Соболезную насчет вашего брата.
– Спасибо, – тихо говорит Това.
Терри вытирает пальцы о тонкую салфетку из того же ресторана.
– Итан рассказал.
– Ничего страшного, – отвечает Това. Должно быть, Итану трудно придумывать темы для разговора, пока он пробивает продукты. Видит бог, она бы возненавидела такую работу, когда приходится болтать весь день напролет.
– В любом случае я рад, что мы пересеклись, Това. Я хочу попросить об одолжении.
– Да? – Това поднимает глаза, радуясь, что он быстро сменил тему. Наконец хоть кто-то не пытается часами разглагольствовать о ее потере.
– Не могли бы вы сегодня протереть окна на фасаде? Только изнутри.
– Конечно, – отвечает она и добавляет: – С удовольствием.
Она говорит серьезно. На широких окнах в вестибюле всегда скапливается грязь, и прямо сейчас ничто не принесло бы ей большей радости, чем сбрызнуть их и тереть тряпкой по стеклу, пока не исчезнут все до единого пятна и разводы.
– Я бы хотел, чтобы фасад выглядел красиво, когда в выходные сюда придут толпы. – Терри с измученным видом проводит рукой по