— Другого шанса у тебя не будет. И постарайся не подвести меня, — Кореец говорил жестко и даже грубо, но эти слова встряхнули его и помогли сосредоточиться. Он выдохнул несколько раз, успокоил бьющееся в бешеном темпе сердце и вызвал в памяти все свои мысли, посетившие его в момент подготовки к первому удару. И тогда, когда он вспомнил презрительное лицо Корейца после неудачного удара, когда осознал, что не сможет вынести этого еще раз, он полностью отключил сознание от внешнего мира. И вновь перед глазами был не кирпич, а красный лист картона, заполнивший собой все, снова ушли куда-то звуки и запахи, он ощутил, что наступил нужный момент и ударил. Ударил резко и быстро, изо всех сил, четко зная, что он сломает руку, и будет ее ломать тысячи раз, лишь бы доказать самому себе, что он не испугался этого куска глупой глины, закаленной в огне.
Все было иначе после этого удара. Он не мог сказать, что зрение и остальные органы чувств вернулись в то же мгновение, первым ощущением была резкая боль в руке, которая пришла и ушла и странное ощущение, что все по-другому.
На этот раз обе подставки остались стоять, кирпич разломился на две неравные половинки и провалился между ними. Он машинально поднял одну половинку и удивился ее тяжести.
Переведя взгляд на руку, он увидел, что по ней течет кровь, все-таки он умудрился разодрать костяшки и задумчиво подул на нее.
Он удивленно перевел глаза на Корейца и удивился тому, что тот выглядел встревоженным и взволнованным.
— Все не так, — сказал он в замешательстве. — Тот в дребезги, а этот вот. Он не закончил предложение, в этот момент Кореец ощупал его руку и успокоено выдохнул:
— Все так. Все так, как и должно быть. Ты сделал это, брат.
Он не понял.
— А как же тот, первый? Разлетелся же на куски, — и он вопросительно посмотрел на Корейца.
Кореец успокоился. Было удивительно наблюдать гамму чувств на его всегда невозмутимом и спокойном лице.
— А с тем первым все тоже было так, — неожиданно улыбнулся Кореец.
— Было бы удивительно, если бы он разлетелся иначе. Если бы это случилось, я бы навсегда разуверился в напильнике, которым подпиливал этот самый кирпич утром.
— Я, знаешь ли, одного боялся, как бы не перепилить его сильней, чтобы он не разлетелся на части от того, что ты на него случайно чихнешь.
И они захохотали, и хохотали долго, и не могли остановиться. И ничто в этот момент не могло омрачить того счастья, которое переполняло его и искало выход наружу.
Кореец отсмеялся первым.
— Иного выхода у меня не было. Иначе был риск, что ты бы не смог преодолеть себя. Но ты смог. И в первый и во второй раз. Кореец вздохнул.
— Думаю, мне больше нечему тебя учить. Всему остальному ты сможешь научиться сам. Техника и какие-то особые приемы — это все не так важно. По сравнению с тем, что ты понял, и чему уже научился.
Кореец грустно усмехнулся и вздохнул:
— Ты просил меня научить тебя драться. Не уверен, что я научил тебя этому. Кажется, я учил тебя чему-то совсем другому, Бро. А драться… Драться ты научишься сам. Ты уже знаешь — как.
Он улыбнулся в ответ. — «Главное — то, что в голове, правильно?»
Глава 13
Они сидели на лавочке во дворе и молчали. Августовский день клонился к концу, дневная жара немного спала, но облегчения это не принесло. Нагревшаяся за день земля и асфальт с неохотой отдавали свой жар, трава скукожилась, даже жужжания насекомых не было слышно, только издалека доносился гул проезжавших по улице автобусов.
Но они не обращали внимания на жару. Дневная тренировка вымотала их, поэтому такой спокойный отдых был облегчением вне зависимости от температуры окружающего воздуха. Даже разговаривать почему-то не хотелось, каждый казалось был погружен в свои мысли.
Ему было грустно. С каждым днем, приближавшим расставание, внутри копилось какое-то странное, неизвестное ему раньше чувство и он выжимал из своего организма все больше и больше. Он уже сам не понимал, для чего это ему нужно, он давно забыл о том, что просто хотел научиться драться, вернее не забыл, эта мысль, это воспоминание были далеко и перестали быть важны для него. Ему жалко было тратить время на сон, он каждое утро стремился пораньше встать, поскорей увидеть Корейца и продлить каждый из оставшихся им дней насколько возможно. Он впитывал новые знания, как губка, но происходило это уже автоматически, как автоматически он делал многое из того, о чем не имел представления к началу летних каникул.
Столь внезапно приобретенный друг просто обязан был остаться рядом с ним, иногда засыпая, он грезил о том, как бы они могли учиться в одном классе, сидеть бок о бок за партой, веселиться на переменах и вместе собирать и склеивать новые модели самолетов. Засыпая, он почти верил в то, что это возможно и каждое утро приносило ему помимо радости еще и горькое чувство близящейся утраты.
— О чем задумался? — внезапно спросил его Кореец.
— Да ни о чем, — смущенно ответил он. Действительно, было очень сложно передать словами обрывки его мыслей и ощущений. — Просто отдыхаю, денек был напряженный.
— Да уж, — улыбнулся Кореец. — А я вот думаю о том, что скоро уезжать.
Он промолчал. Ответить ему было нечего, и он отвернулся в сторону. Все было неважно по сравнению с тем, что все хорошее, важное и значительное, случившееся с ним этим летом, близилось с концу.
— Скажи вот, за все время нашего знакомства, — вдруг перевел разговор Кореец, — ты не хотел, чтобы мы с тобой вдвоем встретились с твоими одноклассниками? Ну, с этими, про которых ты рассказывал? С теми, кому ты списывать не даешь?
Он усмехнулся.
— Конечно, хотел. Поначалу очень, можно сказать, даже мечтал. Представлял себе, как мы с ними случайно столкнемся, что потом будет.
Кореец молчал, заинтересованно глядя на него.
— А потом, потом просто перестал я об этом думать. Времени думать о них и возможной встрече просто не было, да и желание как-то пропало. Не стоят они того. Да и… — он запнулся.
— Что «да и»? — спросил Кореец.
— Я думаю, — сказал он немного нерешительно, — что было бы в этом что-то неправильное. Неправильное и ненужное.
— Почему?
— Потому что, — продолжил он, — тогда все это потеряло бы смысл. Ты бы мог меня ничему не учить. Вообще. Мы бы начали вместо этого отлавливать эту парочку, рано или поздно может и столкнулись бы. Ты бы им, наверное, объяснил бы, что так поступать, как они поступают, нехорошо. И все. На этом бы все закончилось. А что было бы потом… Да даже если б ты так им объяснил, что они на пушечный выстрел бы ко мне не подошли, думаешь, мне бы это так уж сильно помогло? Появились бы другие. Такие же, а может и еще хуже, чем эти. А если бы и не появились, я бы наверное жил и иногда нет-нет, да и вспомнил бы о том, что вот появился такой парень, — он усмехнулся, — старший брат — и накостылял им по шее. Как в «Томе Сойере». Читал? Главный герой там грозил старшим братом другому парню. Дескать, «придет мой старший брат и накостыляет тебе».