— Хорошо. Хорошо, миссис Уизли, — горячо пообещала женщина, — я сделаю всё, что в моих силах.
— Спасибо тебе, — лихорадочно зашептала старая ведьма. — Спасибо за то, что умеешь простить. Понять. Я так долго этого не умела. Я потеряла столько лет… Потеряла столько лет из‑за своего упрямства, а теперь ее нет, моей маленькой девочки, — всхлипнув, закончила она.
У Гермионы в горле стоял горький комок, и затекла рука, крепко стиснутая в пальцах миссис Уизли, но она не смела освободиться, боясь обидеть несчастную женщину.
— Могу я… — неуверенно сказала вдруг Молли, будто о чем‑то вспомнив, — могу я спросить… еще одну вещь?
Гермиона с готовностью кивнула, и полубезумная женщина еще сильнее сжала ее руку, заговорив быстро и сбивчиво, путая нежелающие подчиняться слова:
— Ведь ты… Ты была ее подругой, ты должна знать, Гермиона. — Миссис Уизли доверительно заглянула в дрожащие карие глаза своей собеседницы. — Скажи мне, — она запнулась и отвела взгляд в сторону на покрывшуюся трещинами могилу прадеда, — скажи… От кого ждала ребенка моя девочка?
Гермиона смутилась и тоже поглядела в сторону.
— Это не мой секрет, миссис Уизли, — вздохнула она после паузы, задумчиво смотря через плечо старой женщины на чернеющий мраморный памятник. — Могу сказать вам одно. Джинни ждала ребенка от человека, которого любила больше всего на свете. И она была счастлива. Свои последние годы она прожила очень–очень счастливой…
ЧАСТЬ ПЯТАЯ: Семь лет до финала
Много утекло воды…
Минули четыре холодные зимы, четыре весны,
четыре новых удушливо–жарких лета
и даже часть пятой унылой осени…
Глава I: Она была…
Такое бывает с памятью, когда приходишь в места, где часто бывал когда‑то, а потом надолго перестал; или встречаешь кого‑то, с кем виделся постоянно, хотя, возможно, даже никогда не знал имени, — но тем не менее всё время сталкивался, а потом очень долго не видел. Проходят годы, расписанные бесконечностью событий, а память хранит воспоминание о том, давно минувшем и утерянном. Хранит таким, каким запечатлело: первозданным, неподвластным бессердечному и неизбежному влиянию лет.
Мы не видим, как ветшает фасад здания, в котором живем, или как перекашивается дом, мимо которого проходим каждый день — но стоит нам надолго уехать откуда‑то, а потом вернуться — и все эти изменения живо бросаются в глаза, больно ранят память несоответствиями.
Их за годы накапливается всегда так много… И заманивая нас в ловушки прошлого, время и память начинают свою жестокую игру: ловко перехватывают горло, ложатся на душу и умело выжимают слезы из глаз, а на сердце разливают жгучую тоску.
Берегитесь мест, где не были многие годы, берегитесь людей, которых давно не видели. Они почти всегда не несут с собой ничего, кроме болезненных разочарований.
Гермиона сидела на широкой лавке за обеденным столом в Большом зале старого замка Хогвартс. Выщербленная на поверхности кривобокая ворона говорила в пользу того, что это, скорее всего, стол Когтеврана. Сейчас было трудно судить — их все выставили вдоль стен так, что столы опоясали зал, полный разномастного народа.
Здесь не было студентов, и жужжание приглушенных голосов звучало как‑то неправильно, как и всё остальное, что окружало Гермиону.
Старый замок почти не изменился. Во всяком случае, он не обветшал. Но в жестокой игре этого безжалостного тандема — времени и памяти — по сути, не имеет значения то, каковы произошедшие перемены: тревожит и угнетает любой диссонанс с отложившимся в сознании образом.
Центральный проход, дорожка, по которой в сентябре торжественно идут еще не распределенные первокурсники, выложена новым плитняком; не было раньше в Большом зале этих статуй основателей по углам; пропал похожий на трон стул Дамблдора, который Гермиона помнила еще на своем седьмом курсе принадлежащим МакГонагалл.
Еще она заметила покрашенные в новый цвет перила Мраморной лестницы и аллею с молодыми деревцами, появившуюся у главного входа в замок. Из холла пропала статуя Пилар О’Хэзиртон–Бонс, знаменитой укротительницы драконов, которая неизменно оставалась в памяти Гермионы в дальнем углу за коридором, ведущим к кухне.
Всё это было грустно и странно. Но хуже всего — люди.
Ведьмы и волшебники, собравшиеся сегодня в Большом зале для того, чтобы отдать последнюю дань Минерве Метиде МакГонагалл, тоже пугающе изменились. Постарели, почти все.
Гермиона со странными чувствами взирала сейчас на собравшихся, большинство из которых не видела годы.
Как состарилась профессор Спраут! Такая непривычная в опрятной темной мантии и с аккуратно уложенными волосами, она сильно располнела с тех пор, как оставила должность преподавателя и покинула Хогвартс. Сошел постоянный загар, и Помона Спраут выглядела бледной и унылой — впрочем, сегодня все печально позабыли веселье.
Словно большая сумрачная круча, высился за одним из столов Хагрид — суровый великан с клочковатой бородой и опухшими красными глазами.
А вот коротышка Флитвик, казалось, вовсе не переменился. Зато старая провидица Сибилла Трелони спилась до неузнаваемости и давно перестала преподавать — прорицания в Хогвартсе вел теперь могучий кентавр Флоренц, а старая ведьма доживала свой век на вершине Северной башни, откуда спустилась сегодня впервые за несколько лет, чтобы проститься с бывшей коллегой.
Жалко было смотреть на старую женщину со взглядом невменяемой, разряженную, будто маггловская цыганка, иссушенную хересом и изможденную временем.
Сдал за последние годы Слизнорт: он уже почти не передвигался сам, с напускной величавостью восседая в огромном, под стать его габаритам, кресле на двух внушительных, но ловких когтистых лапах, которое чутко слушалось велений своего господина.
Сменившая Слизнорта на посту преподавателя зельеварения четыре года назад Шейла Пайрони тихо разговаривала в дальнем конце Большого зала с новым деканом Слизерина и уже восьмой год преподающей защиту от Темных искусств (после революции Лорд Волдеморт снял проклятье) гордой и величавой Брайаной Визельхаус.
Аврора Синистра, ныне декан Гриффиндора, беседовала с незнакомым Гермионе мужчиной, одним из многочисленных преподавателей прóклятого некогда предмета — но далеко не все бывшие профессора защиты от Темных искусств смогли прийти сегодня в старый замок. Хотя их здесь всё равно было довольно много.
Вообще в этот день в Большом зале присутствовало немало незнакомых дочери Волдеморта людей: бывшие преподаватели и персонал, ныне здравствующие и прибывшие проститься с почившей коллегой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});