возвращаются к старым привязанностям. И иногда опаздывают. Что ещё могу сказать? Попробуйте заглянуть в морг. Русские все трупы свезли в больничный морг. Кого опознают, то отдают для захоронения. Может, найдёте… отдадите последний долг.
– Они точно погибли?
– Всё знают священники. И старые девы. Вам могли бы помочь Милли и Лилли, они держали кондитерскую на Мейн-стрит, знали всё обо всех и очень разумно использовали эти знания. Но их кондитерскую разгромили, так что я даже не знаю, живы ли они.
– Я вам очень благодарен, Кара. Что я могу для вас сделать?
Она улыбнулась.
– Мы в расчёте, Джонни. Я не в претензии, что семья не приняла меня. Незаконный ребёнок не нужен никому. Печально, но это так. Я пробивалась сама и что теперь в том, что мой брат, ваш отец, был Бредли, а я нет. Мир его праху, и праху нашего отца и вашего деда, Джонни, и вашей сестре, мир всем Бредли, и неважно, кто из них был Бредли по документам, а кто по сути. На остаток моих дней мне хватит остатка денег. Но, Джонни… не повторяйте ошибок, – она лукаво улыбнулась. – Найдите остальных своих детей и сделайте выбор. Когда ваше положение упрочится, усыновите, как сделал ваш дед, или оформите опекунство… сами посмотрите по обстоятельствам. Очень жаль, что вы опоздали, Джонни.
– Да, я опоздал, – глухо ответил Джонатан. – Мне надо идти, Кара.
– Если вы когда-нибудь заглянете ко мне, буду вам рада.
– Да, благодарю вас.
– Ваш друг больше не болеет?
– Нет, – Джонатан улыбнулся. – Вы отлично справились. Надеюсь, он не доставил вам тогда много хлопот.
– Что вспоминать, Джонни. Тяжело было первую неделю. Кормить с ложки, обмывать… а потом стало совсем несложно. И Джозеф, – она рассмеялась, – ни о чём не догадался. Хотя вернулся через два дня после вашего ухода. Я как раз успела пополнить запасы в ванной.
– Не догадался? – переспросил Джонатан.
– Прокуроры знают многое, хорошие прокуроры знают всё, а генеральный прокурор, – она даже хихикнула, – только то, что нужно. Он не задал мне ни одного вопроса, Джонни. Мир и его праху.
Джонатан задумчиво кивнул и встал. Встала и Каролина.
– Спасибо, Кара, я должен идти.
– Да, конечно. Но… не отчаивайтесь, Джонни. В этом мире всё возможно. Даже невозможное.
Он улыбнулся и поцеловал ей руку. Она коснулась старчески сухими губами его лба.
Держа шляпу в руках, Джонатан вышел и едва не натолкнулся на Фредди, сидящего на перилах веранды и задумчиво курившего. Джонатан кивнул ему, надел шляпу и пошёл к воротам. Фредди последовал за ним. Их провожали осторожными взглядами из-за занавесок.
В кабине Джонатан спросил.
– Ну?
– Контора Грэхема, святой отец Джордан, ещё есть какой-то священник для цветных, в конторе две… леди, их видели в квартире Джен после Хэллоуина. Куда?
– Пройдёмся по всем, – сразу решил Джонатан.
– Тогда начнём с конторы, – кивнул Фредди, включая мотор. – Вряд ли она работает, но, может, кое-что узнаем.
Город тих и безлюден. Похмелье. Ехать оказалось недалеко. Джексонвилл вообще невелик. Целые окна, не выщербленные стены… это вселяло надежду. Но внутри… распахнутые двери, на полу какие-то бумаги, и гулкая пустота. Они шли по коридору, заглядывая во все двери. Никого. На столах бумаги, картонные стаканчики, кое-где на полу пустые бутылки, ещё всякие мелочи.
Очередная дверь оказалась закрытой. Фредди пнул её, и они вошли в стандартную канцелярскую комнату. Судя по пишущим машинкам на каждом столе, здесь работали машинистки. И две женщины, собиравшие в пакеты содержимое ящиков из двух столов, смотрели на вошедших. Седая, высушенная с бесцветными плотно сжатыми губами удивлённо, а молоденькая румяная – испуганно.
– Добрый день, – Джонатан коснулся шляпы, а Фредди ограничился молчаливым кивком.
– Добрый день, – растерянно ответила молоденькая.
– Добрый день, джентльмены, – сухо сказала седая. – Что вам угодно?
– Мы разыскиваем Джен Малик, – улыбнулся Джонатан.
– Но… – начала молоденькая.
Седая остановила её взглядом и отчеканила:
– Мы не располагаем интересующей вас информацией.
– Где её стол? – спросил Фредди.
Седая молча указала ему на один из столов.
Машинка закрыта пыльным чехлом, бумаг нет. Фредди быстро выдвинул и осмотрел ящики. Пачка чистой бумаги, пачка копирки, нижний, где обычно хранят запасные туфли и сумочку, пуст, самый верхний, для канцелярской мелочёвки… пара старых обгрызенных ластиков, сломанный карандаш. Ни точилки, ни линейки и прочей мелочи. И записной книжки или блокнота тоже нет.
– Она уволилась? – спросил Джонатан, наблюдая за его работой.
– Она, – начала молоденькая, и опять седая перебила её.
– Контора закрыта, мы все уволены.
Джонатан сдвинул шляпу на затылок.
– Почему?
Они быстро переглянулись и снова уставились на него. Молоденькая вдруг ахнула и закрыла себе рот ладошкой, а глаза седой полыхнули таким холодным огнём ненависти, что Джонатан растерялся и от растерянности спросил слишком резко.
– Где Джен Малик?
– Нет, – седая строго посмотрела на молоденькую. – Молчите. Ничего не говорите им.
– Почему? – сдерживая себя, спросил Джонатан.
– Грех помогать палачу, – отрезала седая.
– Вы в это верите? – Фредди задвинул последний ящик и встал.
– Во что? Что это грех? – в её голосе прозвучала ирония. – Да, я уверена в этом.
– Согласен, – Фредди улыбнулся. – Но мы друзья Джен. Вы тоже дружили с ней. Так помогите нам.
– Нет, – она тоже улыбнулась, но её улыбка заставила Фредди нахмуриться. – Во второй раз это у вас не получится. Вы, – она повернулась к Джонатану, – я рада, что вы опоздали. Второй раз надругаться над ней вы не сможете.
– Где она? – тихо, с трудом не срываясь на крик и ругань, спросил Джонатан.
– Там, куда вы не дотянетесь.
– Если она в безопасности, то нас это устраивает, – заставил себя улыбнуться Джонатан.
– С каких пор СБ заботится о безопасности своих жертв? – седая явно не исчерпала запасов иронии.
– Вы можете думать всё, что вам угодно, – устало сказал Джонатан. – Но мы друзья Джен, и нас волнует её судьба и судьба её семьи.
– А вот это вас совсем не касается, – вставила молоденькая.
– Да, – кивнула седая. – Совершенно верно.
– Почему же? – прищурился Джонатан, решив использовать уже явно сложившееся мнение о его отношениях с Джен. – В конце концов, у меня тоже есть какие-то права.
– У вас нет никаких прав! Вы воспользовались ею для своих грязных целей, а теперь заявляете о правах?! Даже цинизму должен быть предел! Надругаться над святыми для каждой женщины чувствами, ставить эксперименты на живых людях, положить на ребёнка клеймо недоказанности, хотя вы-то отлично знали расу ребёнка, потому что это ваш ребёнок, а теперь, когда она наперекор всему сохранила дитя, вы имеете наглость явиться сюда добивать уцелевших! – Она вскинула голову. – Мне жаль, что вы избежали