положил, те сами полезли. Вы ж видели, что они с нами… с нашими делали.
– Есть следствие, есть суд. И то, что вы придумали…
– Это я придумал, – быстро сказал Крис, – они не при чём.
– Так, – начал было Эд, но Крис бешеным взглядом заставил его замолчать.
– Сказал, что я один, значит, всё.
– Нельзя, Крис, – снова, но уже чуть мягче повторил Аристов.
– Значит, что ж… – уныло вздохнул Майкл.
И несколько минул все молчали.
– Ладно, – сказал наконец Крис. – Сделаем, что сможем. Доктор Юра, вы его будете смотреть? – Аристов кивнул. – К вам приведём?
– Нет, я приду. Он где, в твоей комнате?
– Да, я один живу, он не помешает никому.
– Вот у тебя его и посмотрю.
– Хорошо, – Крис встал. – Извините, что помешали вам.
– Ничего, – улыбнулся Аристов.
Парни быстро расставили стулья по местам, попрощались кивками и ушли.
Графство Эйр
Округ Гатрингс
Джексонвилл
До Джексонвилла они добрались без особых приключений и довольно быстро. Пару раз их останавливали русские патрули, но отпускали, убедившись в отсутствии оружия и посмотрев справки.
В городе было тихо. Фредди выругался вполголоса – тишина ему не понравилась – и повёл машину по их летнему маршруту. Джонатан кивнул. Конечно, надо проверить, как у парней дома, а Эндрю жил ближе. Вот и поворот, здесь Эндрю тогда попросил остановиться и пошёл к этому дому. Фредди остановил машину точно у висящей на одной петле калитки. Дом сразу видно, что разорён. Но они всё-таки решили посмотреть. Всё мало-мальски ценное уже явно растащили. Кухня, крохотная гостиная, такая же спальня, чудом втиснутая фанерная выгородка, в которой еле помещалась узкая койка и два стула. На полу какие-то тряпки, обломки. Фредди носком сапога поддел полосатую рубашку. Эндрю носил её на выпасе, она совсем выцвела и расползалась под иглой. Грабители ею побрезговали.
– Громили и грабили, – негромко сказал Джонатан.
Фредди кивнул, но уточнил:
– Сначала грабили.
И вдруг одним бесшумным прыжком ловко выскочил в окно. Через несколько секунд он вернулся, волоча за шиворот бледного до синевы перепуганного мужчину. Тот лепетал что-то нечленораздельное, но, заработав от Фредди оплеуху, заговорил немного понятнее.
Он сосед, а они, значитца, когда началось, так ничего, живёт и живёт пусть себе, а если он расу потерял, то в Цветном бы уж лучше было и ему, и всем, а он же наглый, а они ничего, а эти, когда пришли, так на Хэллоуин положено, а они так ничего, а она-то, ну, коли дура старая, так что с неё возьмёшь, шутка ж, а она поверила, что всерьёз, и копыта откинула, так много ли старухе надо, её-то толком и не били, ну, говорили ж ей, чтобы согнала, ну, куда он без расы, мы-то белые, а так-то всё тихо было, ну, а на Хэллоуин так уж положено, ну, а добру-то чего пропадать, таких-то, ну, кто расу потерял, говорят, сразу кончали, без сортировки, а мы-то ничего такого, да и добро-то всё бросовое…
Фредди встряхнул его за шиворот.
– Ты что взял?
Глаза мужчины предательски забегали по сторонам. Джонатан сунул руку за борт куртки, и мужчина опять зачастил:
– Да у него, голодранца, и не было ничего, что имел, на себе носил, а так-то у него и взять было нечего, да его шмотьё и с доплатой не нужно, что зарабатывал, то и прожирал, конфеты всё трескал, а так если он где и спёр чего, так это ж, понятное дело, для полиции приберечь, чтоб не пропало, заявить оно, конечно, да хлопотно, а так-то и в дом такое не понесёшь, больно страшно, а добро если в дело пойдёт, так это ж не в грех, а его-то, понятное дело, он же задиристый, всё нос драл, расу потерял, а соблюдать себя не хотел, ну, так если оно нужно, а краденому всегда хозяин сыщется…
Фредди отбросил его от себя.
– Н-ну!
– Ща, ща принесу, я ж понимаю всё…
Мужчина чуть ли не ползком выбрался из разорённой комнаты и тут же – видно, прятал недалеко – вернулся. Подал Фредди пояс в серебряных заклёпках, с серебряной пряжкой и ножнами. Фредди до половины вытащил из ножен холодно блестящее лезвие и посмотрел на мужчину. Вернее, на то место, где тот только что стоял.
– Ш-шакалы, – пробормотал Джонатан.
Фредди молча кивнул, тщательно свернул пояс и пошёл к выходу.
В кабине он сунул пояс под сиденье к их укладкам.
– К Эркину, Джонни.
– Знаю, – Джонатан рванул грузовичок с места.
Хотя трупы были убраны, кровавые лужи где засыпаны песком, а где смыты, и пожарища уже не дымили, но они ясно видели эти следы и достаточно ясно представляли, что же здесь разыгралось на Хэллоуин.
Ворота во двор Эркина были закрыты. Джонатан, как и тогда, остановил машину за углом, и они пошли. Калитка распахнулась от лёгкого пинка – притворена, а не заперта. Эркин тогда вошёл в эту дверь. Сарай напротив распахнут и пуст. Фредди толкнул дверь. Узкая крутая лестница, несколько ступенек поменяли совсем недавно, ещё не потемнели. Поднимаясь, услышали наверху какой-то шум и пошли совсем тихо. Уже всё понятно, но надо выяснить до конца.
Джонатан бесшумно открыл дверь, и они увидели разорённую, разгромленную квартиру. А шумела толстая старуха, перебиравшая какие-то тряпки в засыпанной перьями и клочьями ваты комнате. Она была так занята, что заметила Джонатана и Фредди, только потянувшись к лежащей на полу детской рубашечке и увидев рядом с ней сапоги Фредди. Ойкнула и с неожиданным проворством отскочила к окну.
– Хочется покричать? – ласково спросил Фредди.
– Нет, что вы, – Элма Маури быстро оправилась от растерянности. – Я же вижу, что передо мной джентльмены. Это выморочное имущество.
– Вы уверены в этом?
– Ну, разумеется. И, в конце концов, я имею на это право.
– Вот как?
– Да. За сотрудничество мне положена половина.
– И вы её уже забрали? – тихо спросил Фредди.
– Что вы, мистер, – вздохнула Элма. – Где мне с моими ногами угнаться за молодыми. Её и увести не успели, как, – она обвела рукой разорённую комнату. – Про сарай я даже не говорю. Дрова, керосин, картошка… Даже замки вынули во всех дверях. Конечно, я понимаю, это всё мелочь, но в наше время… – Она вдруг поперхнулась, потрясённо глядя на Джонатана. – Но… но, мистер, я же не знала, никто не знал. Почему Джен не сказала? Она всегда молчала.
– Где она? – резко спросил Джонатан.
– Её увели, как всех сомнительных, на сортировку, – Элма развела руками. – Но уж это вина Джен, я понимаю, она хранила это в тайне, но ведь речь о жизни…