Потом что-то заставило его остановиться и замереть в неподвижности. Уши Конана настороженно ловили малейший звук, ноздри раздувались, вбирая едва уловимые запахи. Он услышал звяканье металла. А теперь к нему добавились и человеческие голоса.
Конан беззвучно скользнул вперед. Через сотню шагов тропа неожиданно повернула, и, выглянув между коленчатыми стволами, киммериец разглядел наконец, в чем дело.
Его глазам предстала небольшая поляна и два здоровенных желтых солдата, которые привязывали к дереву шафрановокожую девушку. Конан сразу обратил внимание, как резко отличались эти рослые мускулистые воины от большинства здешнего народа — невысокого, узкого в кости. Лакированные, составленные из металлических полосок доспехи и яркие шлемы придавали им зловещий и экзотический вид. У каждого на боку висел широкий кривой меч в деревянных лакированных ножнах. Лица солдат были зверски жестоки и оттого отвратительны.
Девушка отчаянно билась в их лапах и тщетно умоляла о чем-то. В юности Конан служил наемником в войске туранского короля и там научился неплохо понимать музыкальную, певучую кхитайскую речь. Послушав немного, он убедился, что почти ничего не забыл. И еще он приметил, что заплаканная пленница, черноглазая и по-восточному раскосая, была изумительно красива.
Солдаты между тем делали свое дело, не обращая внимания на ее жалобные мольбы. Конан почувствовал, как волной вздымается в нем ярость. На его глазах готовилось человеческое жертвоприношение — жестокий обычай, который он по мере сил искоренял у себя на Западе и который по-прежнему процветал на Востоке. Нет, подобного обращения с беззащитной девушкой он не мог допустить! Кровь Конана заклокотала. Диким буйволом вылетел он на поляну, держа в руках меч.
Треск зарослей, сокрушаемых киммерийцем, мигом достиг слуха кхитайских солдат. Обернувшись на шум, они в неподдельном изумлении вытаращили глаза. Потом выхватили мечи и изготовились встретить варвара с самодовольным спокойствием уверенных в себе бойцов. Они не произнесли ни слова, но девушка крикнула из-за их спин:
— Беги, благородный воин, беги! Не пытайся спасти меня! Это лучшие во всем Кхитае фехтовальщики из личной стражи Ях Чиенга...
Однако ненавистное имя врага лишь подлило масла в огонь. Свирепо сузив глаза, Конан бросился навстречу солдатам.
Может, они вправду слыли первыми рубаками во всем Кхитае, но перед лицом разгневанного Конана они больше напоминали несомую ветром солому. Они попросту не успевали уследить за мечом варвара, ткавшим в воздухе серебристый узор. Ложный выпад — и стремительный смертельный удар разрубил лакированные латы вместе с ключицей. Желтый солдат осел наземь; жизнь покинула его тело.
Второй зашипел по-змеиному и удвоил усилия, бросившись в яростную атаку. Конан не пожелал отступить. Мечи с лязгом встретились в воздухе. И кхитайская сталь не выдержала удара упругого, гибкого клинка, выкованного из несравненной химелийской руды лучшим кузнецом племени хиргули. Меч Конана вспорол нагрудник и вошел в сердце кхитайца.
Онемевшая от ужаса девушка широко раскрытыми глазами следила за схваткой. В первый миг, когда Конан только выскочил на поляну, она посчитала его одним из родственников или друзей, отважившихся ради нее на безумный поступок. Теперь она видела, что это был «ченг-ли» — светлокожий чужестранец из окутанных тайной земель, лежавших к западу от Великой Стены, далеко за пустыней Вухуань. Что он сделает с ней? Съест живьем, как уверяли легенды? Или сделает ее рабыней, за волосы оттащит в свою страну и до смертного часа заставит надрываться на непосильной работе, приковав на цепь в вонючем подвале?
Страх бесследно растаял, когда Конан подошел к ней и с дружелюбной усмешкой перерезал путы. И когда он окинул ее оценивающим взглядом, это не был взгляд удачливого завоевателя, рассматривающего рабыню. Свободный человек любовался женщиной, столь же свободной, как и он сам. Откровенное восхищение, читавшееся в его глазах, заставило ее порозоветь.
— Во имя Махи! — сказал он.— Мог ли я знать, что в этой желтой стране живут подобные женщины! Нет, надо было мне собраться сюда много лет назад...
Его акцент был ужасен, но девушка без труда разобрала, о чем он говорил. Она ответила:
— Белые чужеземцы редко приезжают в Кхитай. Поистине, твое прибытие и эта победа совершились по воле богов. Если бы не ты, они двое,— и девушка указала рукой на трупы солдат,— отправили бы меня прямо в пасть Ужасу, который Ях Чиенг поселил в джунглях.
— У меня свои счеты с этим лысым козлом,— проворчал Конан.— Так что я с удовольствием посчитаюсь с ним еще и за тебя. О каком ужасе джунглей ты говоришь?
— Никто из видевших его не пришел назад, чтобы рассказать. Люди говорят — великий волшебник вызвал к жизни чудовище из давно забытых эпох, из тех времен, когда огнедышащие звери населяли землю, содрогавшуюся от землетрясений. С помощью этого создания Ях Чиенг держит страну в унизительном страхе. Он часто требует человеческих жертв. Солдаты хватают самых талантливых мужчин и прекраснейших женщин, и чудовище набивает ими утробу.
— Да, неуютное соседство,— согласился Конан,— Знаешь, девочка, не то чтобы я так уж заранее трясся от ужаса перед этой образиной... но все же, по-моему, лучше бы как-нибудь разминуться с ней по дороге в Пайканг. Далеко ли твоя деревня?
Девушка не успела ответить: что-то тяжело затрещало в лесу, ходуном заходили стебли бамбука, и до слуха долетел хриплый рев. Со зловещей улыбкой Конан опустил руку на рукоять меча и стал ждать, напрягшись всем телом, словно тигр перед прыжком. Девушка в ужасе юркнула за его широкую спину.
И вот, оглашая поляну утробным, квакающим рыком, из зарослей выломилась на поляну гигантская туша. От кончика носа до шипа на хвосте было не менее сорока футов. Короткие кривые лапы оканчивались острыми загнутыми когтями. В огромной пасти торчали клыки, по сравнению с которыми клыки саблезубого тигра казались смешными и безобидными. По бокам головы бугрились могучие мускулы, приводившие в действие эту ужасную машину разрушения. Чешуйчатая шкура тошнотворно отливала свинцом, смрадное дыхание отравляло воздух запахом мертвечины.
Выбравшись на солнечный свет, чудовище заморгало и на мгновение остановилось.
— Лезь на дерево! Живо! — рявкнул Конан окаменевшей от ужаса кхитаянке,— Там ему тебя не достать!
Словно очнувшись, девушка проворно вскарабкалась наверх. Тем временем внимание киммерийца было приковано к исполинскому ящеру. Да, это был самый опасный соперник из всех, с какими ему когда-либо приходилось встречаться! Рыцари, закованные в броню, воины, размахивающие мечами, кровожадные хищники и отравители, крадущиеся в ночи,— чего они стоили по сравнению с живой боевой машиной, со всех ног мчавшейся прямо к нему!