В следующем, 1867 году, в связи с открытием новой Всемирной выставки, «Грейт Истерн» был снова переоборудован и отделан с небывалой роскошью — он превратился в настоящий пловучий дворец для предполагаемых заокеанских посетителей. Первый его рейс после ремонта превратился в настоящее событие.
В эту зиму Жюль Верн очень много работал. Кроме очередного романа из серии «Необыкновенные путешествия», он взялся за очень крупное предприятие: географ Теофиль Левалле, начавший большую работу по изданию огромной «Иллюстрированной географии Франции», умер в самом её разгаре, и Этцель предложил своему лучшему автору закончить книгу. Имя Жюля Верна было бы для неё лучшей рекламой, и поэтому он готов был платить щедро. Жюль долго колебался, прежде чем дал согласие: труд был тяжелый, ремесленный, но он сулил в будущем независимость. «Эта дополнительная работа даст Онорине несколько тысяч франков, необходимых для того, чтобы нанять новый дом и немного приодеться, — писал он отцу. — Мне же позволит совершить вместе с Полем путешествие на «Грейт Истерне», о котором я последнее время прожужжал тебе все уши…»
Поль Верн насчитывал за своими плечами уже двадцать лет плавания по морям. Океан стал его родиной, и он очень редко ступал на твердую землю и ещё реже мог видеться со своим братом. Неразлучные в детстве, братья много лет мечтали о том, чтобы как-нибудь провести свой отпуск вместе. И вот наконец, полные радости, как школьники, вырвавшиеся на каникулы, два брата, два «капитана Верна», стояли на набережной Ливерпуля, пытаясь что-либо рассмотреть сквозь утренний туман.
Маленький пароходик, предназначенный для перевозки пассажиров, принял наконец братьев на борт и ровно в семь утра отчалил от берега.
«Грейт Истерн» стоял на якорях почти в трех милях от Ливерпуля вверх по реке, — так рассказал об этой памятной встрече Жюль Верн. — С набережной Нью Принс его не было видно. Только когда мы обогнули берег в том месте, где река делает поворот, он появился перед нами. Казалось, что это был небольшой остров, наполовину окутанный туманом. Сначала мы увидели только носовую часть корабля, но когда пароход наш повернул, «Грейт Истерн» предстал перед нами во всю свою величину и поразил нас своей громадностью. Около него стояло три или четыре угольщика, которые ссыпали ему свой груз. Перед «Грейт Истерном» эти трехмачтовые суда казались небольшими баржами. Трубы их не доходили даже до первого ряда портов, а брам-стеньги не превышали его бортов. Гиганту ничего не стоило взять их в качестве паровых шлюпок. Тендер наш всё приближался к «Грейт Истерну» и наконец, подойдя к бак-борту корабля, остановился около широкого трапа, спускавшегося с него. Палуба тендера пришлась в уровень с ватерлинией «Грейт Истерна», на два метра поднимавшейся над водой вследствие его неполной нагрузки».
Заметки, беглые зарисовки и цифры заполнили записную книжку писателя. В первый день он сделал лишь самую лаконичную характеристику корабля:
Длина — больше двух гектометров (600 футов).
Тоннаж — 18 915.
Пассажиров–2186.
Мощность — 11 000 лошадиных сил.
Давление пара — 30 фунтов на квадратный дюйм.
Скорость — 13 узлов.
Мачт — 6.
Труб — 5.
Стоимость — 750 000 фунтов стерлингов.
Поль, для которого самое путешествие по морю было скучными буднями, ухаживал за красивыми пассажирками, организовывал веселые игры, эксцентрические концерты и танцы с переодеваниями, принимал участие в любительских спектаклях… Жюль же был озабочен поисками среди команды людей, принимавших участие в прокладке кабеля. Он хотел знать всё о жизни в морских глубинах, о течениях, проливах и тайфунах. Он добился интервью у самого Сайреса Филда, хотя трудно сказать, кто из двоих больше восхищался своим собеседником: создатель ли «Необыкновенных путешествий» или знаменитый автор «длинного кабеля» — как считают некоторые, прототип главного героя «Таинственного острова».
Вечерами писатель отправлялся на «бульвар» — так он шутливо именовал палубу. Он кичился, что, как истый парижанин, не мыслит жизни без бульваров, — и, опершись на поручни, глядел на безбрежное море…
«В воздухе чувствовался острый запах морокой воды, волны были покрыты пеной, в которой в виде радуги отражались переломленные лучи солнца. Внизу работал винт, свирепо разбивая волны своими сверкающими медными лопастями.
Море казалось беспредельной массой расплавленного изумруда. Бесконечный след корабля, беловатой полосой выделявшийся на поверхности моря, походил на громадную кружевную вуаль, наброшенную на голубой фон. Белокрылые чайки то и дело проносились над нами…»
Когда открылись американские берега, пассажиры стали ожидать лоцмана. Начались безумные пари американцев, возвращающихся на родину:
— Десять долларов за то, что лоцман женат!
— Двадцать, что он вдовец!
— Тридцать, что у него рыжие бакенбарды!
— Шестьдесят, что у него на носу бородавка!
— Сто долларов за то, что он вступит на палубу правой ногой!
— Держу пари, что он будет курить!
— У него будет трубка во рту!
— Нет, сигара!
— Нет! Да! Нет! — раздавалось со всех сторон.
Наконец столь нетерпеливо ожидаемый лоцман прибыл. Он был маленького роста и совсем не походил на моряка. На нем были черные брюки, коричневый сюртук с красной подкладкой и клеенчатая фуражка. В руках он держал большой дождевой зонтик.
Его встретили радостные приветствия выигравших и крики неудовольствия проигравших.
Оказалось, что лоцман был женат, что у него не было бородавки и что усы у него светлые. На палубу же он спрыгнул обеими ногами.
За его спиной — там, совсем рядом, — лежал Новый Свет.
Корабль ошвартовался у нью-йоркской набережной 9 апреля. Братья остановились в отеле «Пятое авеню». Им предстояло осмотреть Америку в одну неделю.
Дни эти пролетели, как феерия. Путешественники посетили Олбани, Рочестер и Буффало и пересекли канадскую границу. В общем, они сделали за эту неделю больше километров, чем многие нью-йоркские жители за всю жизнь. Они успели даже посмотреть в театре Финеаса Барнума сенсационную драму «Улицы Нью-Йорка». В четвертом акте её был изображен пожар, который тушили настоящие пожарные с применением парового насоса. «Этим, вероятно, и объясняется успех пьесы», — иронически записал Жюль Верн.
Но зато Ниагара привела его в восторг:
«Эта местность — одна из прекраснейших в целом мире; тут природа соединила всё, чтобы блеснуть своей красотой. На повороте Ниагара отличается удивительно разнообразными оттенками. Около острова вода покрыта белой пеной, похожей на снег; в центре водопада она зеленого цвета морской волны, что доказывает значительную глубину её в этом месте; около же канадского берега она имеет вид расплавленного золота. Внизу можно рассмотреть огромные льдины, похожие на чудовищ, в раскрытой пасти которых исчезает Ниагара. В полумиле от водопада река опять спокойна, и поверхность её покрыта льдом, не успевшим ещё растаять от первых лучей апрельского солнца».