Я прислонил дверь к проему (хотя и понимал, что никого это не обманет – даже издали видно, что она именно прислонена, а не закрыта), и начались мои блуждания по замку-в-скале. Темный Властитель загородные хоромы себе отгрохал – зашибись, не хуже Весеннего дворца в Танхале! А может, их еще до него отгрохали, я не знаю.
Здесь были и кесу, и люди, что облегчало мою задачу. Одного из людей я оглушил и раздел, натянул до самых глаз его вязаную шапочку, прикрыл лицо шарфом и надел куртку с поднятым капюшоном – словно только что снаружи, с холода. Его оружие я тоже позаимствовал.
Мне удалось отыскать здешнюю тюрьму – в подвале, естественно. Там снова кричали, но уже не Дэнис, голос был ниже и грубее. Двери стальные, с зарешеченными окошками, в пустом коридоре стоял у стены металлический бак, прикрытый грязной окровавленной тряпкой. Я приподнял тряпку, и меня прошиб холодный пот: свежие кости с остатками мяса, фрагмент чьей-то грудной клетки, кисть руки с короткими волосатыми пальцами и грязью под ногтями, на безымянном – печатка из потемневшего серебра, с эмблемой лесной пехоты.
Из оцепенения меня вывел шаркающий звук шагов. По коридору тащился долговязый понурый старик в рабочей спецовке, с ведром и шваброй.
– Как чувствовал, что этим кончится… – пробормотал он дребезжащим голосом, когда я навел на него пистолет.
– Где Дэнис Кенао?
– Какой Дэнис Кенао?
– Один из тех двух парней, которых привезли вчера вечером. Ему на вид около восемнадцати, зеленые глаза, темные волосы. Что с ним сделали?
– А, этот… Слышал о нем… Так он же не здесь!
– А где?
– Наверху. У Весеннего господина.
– Он живой? Что с ним?
– Знать не знаю. Я убираюсь тока здесь, внизу. Они сейчас кушают, а мне потом за ними прибирать.
– За пленными? – уточнил я.
– За кесу. Пистолета я твоего испугался… Я тута на такое насмотрелся, что пушкой меня не запугаешь. Во, глянь! – он показал на бак. – Знаешь, чего там внутри?
– Уже видел. Отведи меня туда, где держат Дэниса Кенао, тогда останешься жив.
– Иди, если хочешь, сам на мою работу! По-твоему, я до пенсии доживу?
– Точно не доживешь, потому что я тебя сейчас пристрелю.
По-моему, он был немного сумасшедший, и это не удивительно – насмотревшись на такое, недолго свихнуться. Мы поднялись из мрачных нижних коридоров в ярко освещенные верхние, где я уже побывал. Стены там отделаны полированным мрамором, в арочных нишах много интересного: статуи, вазы, сростки кристаллов, покрытые лаком раковины, панцири и скелеты неведомых тварей, но мне было не до того, чтобы все это рассматривать. Попадавшиеся навстречу кесу не удостаивали нас вниманием, зато один хмырь привязался: куда мы прем в это время суток с ведром и шваброй?
– Вот начальник, – показал на меня мой проводник. – Он те все популярно объяснит!
– На генеральную уборку! – огрызнулся я, вспомнив Доротею. – Понял?
Черноусый хмырь злобно ощерился и хотел дать мне по зубам, но я его нокаутировал и запихнул в стенную нишу рядом с недобро оскалившимся скелетом какого-то птицеящера.
– Молодец, хорошо придумал! – хихикнул старикан. – А то его там никто не увидит!
Мы добрались до коридора, где стены и сводчатый потолок из темно-красного камня, а пол выложен черной мраморной плиткой. Тускло сверкали позолоченные дверные ручки, в воздухе витал горьковатый древесный аромат.
– Только по голове не бей, – попросил уборщик. – Она у меня и так не того… Это покои самого Властителя. На кухне болтали, тот парень где-то здесь.
Я попытался приоткрыть одну дверь, другую, третью. За четвертой полумрак, в большом камине пылал огонь – опьяняющий древесный аромат исходил оттуда. Повсюду лежали кесейские ковры, ветвистая бронзовая люстра отбрасывала на потолок причудливую тень. Из ламп светилась только пара переливчатых алмазных бра по обе стороны от широченного ложа, на котором растянулся ничком, уткнувшись лицом в сгиб локтя, обнаженный до пояса темноволосый человек. На его правой лопатке что-то чернело, и я вначале решил, что это ожог. В углу на яшмовом столике стояли вазы с деликатесными плодами и сладостями, початая бутылка дорогого десертного вина, два хрустальных бокала.
Я крадучись подошел к постели, сомневаясь, Дэнис ли это. Вроде бы похож, но ведь он же арестован за оскорбление верховной власти, а эта роскошная комната не особенно смахивает на тюрьму.
Все-таки Дэнис. И на правой лопатке у него не ожог, как я подумал вначале, а большая, с ладонь, татуировка – ошеломляюще красивая черная с серебром орхидея или что-то в этом роде, причем сделали ее так ловко, что незатейливая „СМ!“ под ней полностью спрятана.
– Дэнис! – позвал я шепотом.
Он с тихим стоном повернулся и открыл глаза. И тут же поморщился – видимо, ему было больно.
– Залман? Тебе разрешили прийти ко мне?
– Я сам себе разрешил. Мне показалось, я слышал твой голос, и я высадил дверь комнаты, где меня заперли. Это кричал ты?
– Да… Не смог выдержать молча. Меня привязали к кушетке, и Властитель специально приказал мастеру по татуировкам работать так, чтобы боль была невыносимой. Ты видел, что там?
– Декоративная наколка поверх „Смерти Мерсмону!“ Цветок. Пошли, у нас мало времени. Где твоя остальная одежда?
– Не знаю. У меня все забрали.
На нем были только джинсы. Я повернулся к уборщику – тот, пока мы разговаривали, подкрался к столику и отщипывал одну за другой огромные сизые виноградины от лежавшей в серебряной вазе кисти.
– Давай сюда свою куртку и ботинки.
– У меня все грязное, – пробубнил старик, блаженно жмурясь, с набитым ртом. По его щетинистому подбородку тек виноградный сок. – Рабочее спецмундирование…
– Давай, живо. Дэнис, тебе придется надеть его одежду. По дороге раздобудем что-нибудь получше.
– Татуировка – это еще не все, что он со мной сделал… – голос Дэниса пресекся, словно он готов был разрыдаться.
Я оглядел его: переломов и ран не видно, разве что несколько штук кровоподтеков, в том числе на шее. Ничего серьезного.
– Дэнис, мы отсюда уходим, удираем, смываемся, рвем когти! Понял?
Он кивнул. Безропотно надел заскорузлые, в застарелых пятнах крови, ботинки и потрепанную спецовку уборщика, только снова поморщился, когда грубая ткань соприкоснулась с воспаленной кожей на правой лопатке. Двигался он так, словно ему было больно, и я забеспокоился, что у него внутри что-то отбито, но, когда спросил об этом, он ответил:
– Ничего, – с таким испуганным выражением, словно он скорей согласится умереть, чем сознается в полученных травмах.
Не было времени выяснять, в чем дело.
– Съестные припасы берем с собой.
Никаких сумок в поле зрения не оказалось, поэтому я вытряхнул подушку из наволочки и сгреб туда со столика деликатесы. Уборщик в последний момент успел выхватить кисточку черного винограда и увенчанное шоколадной розой пирожное.
– Не жмотничайте, ребята! Вы парни молодые, у вас вся жисть впереди, а я такого отродясь не едал – кто же мне даст! А теперича сподобился попробовать…
– Поставить тебе фингал? – предложил я. – Для оправдания, чтобы придирок от начальства не было.
– Не, не надо. Мне и так ничё не будет – я ценный специалист по уборке помещений! А кого они еще найдут на такую работу? Никого. Чтоб за ними убирать, надо быть наполовину психом, потому что нормальный человек тут не выдержит, но только наполовину, иначе что-нибудь напортачишь, а где они другого наполовину психа возьмут? Страшнее, чем здеся, нигде не бывало… Хотя, нет, ребята, вру, вру. В Танхале я полтора года в школьной столовке работал, вот там было хуже… Здесь людей жрут, зато хоть булками с изюмом не кидаются!
Пока он, нервно гримасничая, тараторил, я разодрал на полосы простыню и связал его. Потом снял со стены два висевших крест-накрест кесейских клинка с серебряной насечкой.
– Идем?
В одной руке я держал пистолет, в другой меч, а Дэнис нес наволочку с продуктами и второй меч.
– Наверное, тревогу уже подняли, – шепнул я, когда вышли в коридор. – Угоним грыбеля и уедем верхом. Убивать кесу нежелательно, лучше не давать им поводов для мести. Надо снять с кого-нибудь по дороге теплую одежду и обувь.
Нас перехватили в сводчатом зале с огромным розовым ковром на полу.
– Не стрелять, взять их живыми! – крикнула Лайя, стоявшая на галерее.
На ней была черная кожаная туника, на запястьях и лодыжках массивные браслеты с переливающимися алмазами. Глаза багрово горели на треугольном, с мелкими чертами, сером лице. В ней было что-то кошачье. Я только сейчас заметил, до чего она похожа на Хэтэсси.
– Бросить оружие…! – рявкнул черноусый хмырь, с которым я уже успел пообщаться в коридоре.