их не догнал. Завтра отвези меня к мамочке Викусе. Я не хочу играть в твоём саду. Тут же нет моего дворца с башней, где я играю в царевну.
– Кто же твой царевич? – спросила Ландыш у дочери.
– Алёша. Он влезает в окошко, и мы убегаем. Башню он не ломает. Там же есть настоящая дверь. Папа Кук долго бежит за нами и страшно рычит. Он не догнал нас ни разу.
– Тебе бывает страшно? – поинтересовалась Ландыш.
– Да. Я кричу во весь голос. Один раз Алёша уронил меня в траву. Но Кук тоже упал от усталости, так что мы всё равно убежали.
– Он же мог тебя покалечить! – ужаснулась мать, – Алёшка и сам не взрослый, чтобы таскать на себе ребёнка, да ещё бегать с ним вприпрыжку.
– Он не «при пыжку»! – закапризничала Виталина, не поняв выражения матери. – Ты никогда не построишь мне дворца как Кук. И никто не спасёт меня из башни, раз её тут нет.
– В усадьбе Кука опасно детям играть одним. Там не только бродят бронзоволицые, но и змеи могут заползать в парк. А озеро, где дети купаются? Может, заберём её от Кука? Разве ему жалко чужого ребёнка? Разве Вика, загружённая домашней работой, следит за детьми?
– Нет там змей! – заорала Виталина. – Служители папы Кука добрые. Они меня стерегут. Я плавать умею. А у тебя нет озера. Нет парка, только колючий лес, где висят пауки на ниточках. Ты ругаешься за свои грядки с цветами, а у мамочки Викуси все цветы растут сами. Я могу их рвать и бросать. Меня за это не ругает никто.
– Весело у вас там, – сказал Радослав грустно.
– Да. А у вас плохо! – завершила девочка, засыпая у него на руках.
– Какая она противная, – сказала Ландыш, обидевшись на маленькую дочь. – Иногда мне кажется, что она действительно дочь Вики и Кука. Я настолько временами её не люблю…
– А я тебя не люблю, – отозвалась девочка, не открывая глаз. – Папа, а ты хороший, – обратилась она к Радославу. Желая с комфортом устроиться на его руках, елозя и брыкаясь так, что едва не выскочила, она потребовала, – Доскажи мне сказку, что было дальше? Когда мальчик Алёша пробрался в город колокольчиков?
– Ну ладно, – согласился он.
– Всех-то ты любишь, кроме меня, – возмутилась родная мамочка поведением дочери.
– Да, – согласилась та, окончательно открыв глаза и глядя на мать недружелюбно, – потому что ты кукушка!
– Сама ты – кукушонок горластый! – ответила мать, обижаясь ещё сильнее. – Кто научил такому? Вика?
– Мамочка Викуся меня любит, а ты нет. Я хочу к мамочке! – она опять задрыгала ногами.
– Я твоя мамочка! – злилась Ландыш, имея сильное желание отшлёпать капризулю.
– Ты мамка, – пренебрежительно заявила девчушка, скосив на неё глазки и надув губки-вишенки. Радослав положил девочку рядом с Ландыш.
– Как вовремя мы с тобою управились, – сказала мужу Ландыш, вдруг представив, что было бы, застань их ребёнок при том, при самом.
– Не хочу я с нею! – опять закричала Виталина, – я к Вике в постельку хочу!
– Обойдёшься! – грубо одёрнула её мать, – спи, где положили, а то на грядку отнесу к гусеницам.
– Они кусачие? – с опаской и доверием к её словам девочка натянула на себя плед. Сама Ландыш уже успела обрядиться в ночную сорочку.
– Не пугай ребёнка, – вставил своё слово отец. – Угрозами любви не добудешь.
– А чем? Если Вика её прикарманила, что я могу?
– Ты похожа на дядьку молоточка, который бил мальчиков в их золотом городке, – сказала Виталина матери.
– Да разве я тебя бью? – возмутилась Ландыш, – вот врушка! А ещё говорят, что дети никогда не врут.
– А я на кого похож? – спросил отец и лёг рядом с Ландыш, протягивая руку к дочери, чтобы её приласкать. Девочка ухватила его руку свой ручонкой и уткнулась в стену. Она лежала у стены, бурча уже неразборчиво и преодолевая сон.
– «Хорошо наше черепаховое небо. Хороши наши золотые солнышко и месяц с серебряными звёздами, да есть у нас, Алёша, беда. Есть у нас дядьки молоточки», – начал своё повествование Радослав. – Они нас догоняют и бьют по головам, чтобы мы звучали. Есть у нас и дядька Валик. Но он добрый и всё время спит. Только и делает, что с боку на бок переворачивается. А ещё есть у нас царевна Пружинка. Она живёт в тайном шатре, и к ней ходу никому нет. Спаси нас из нашего плена. Избавь от злых молоточков. Алёша посмотрел по сторонам. Из крошечных хрустальных окошечек глядели наружу мальчики – колокольчики, сидящие в своих домиках. Они были грустные, от того и музыка была печальная. Да ведь ты же, Виталина, помнишь, как всё вышло. Царевна Пружинка была сломана добрым Алёшей, и городок погиб. Солнышко и месяц закатились, домики попадали, колокольчики заиграли дребедень. Сказка окончилась. – Он тихо бормотал по инерции, уже зная, что девочка уснула, и засыпал сам под свою же сказку, бесконечно им повторяемую. Или он не знал других сказок, или именно эта сказка нравилась Виталине больше других. – Все мои дети любили отчего-то эту древнюю сказку, – сказал он Ландыш. – Хотел бы я знать, где скрывается царевна Пружинка этого сладостного мирка, в котором мы и живём с тобой, мой милый Ландыш с привкусом солёной воды.
– Почему я с привкусом солёной воды? – удивилась Ландыш.
– Наверное, от того, что ты выросла на берегу океана. А я всегда любил реки и озера. Прохладные и пресные, текучие и прозрачные, где жили призрачно-прекрасные русалки.
– А я не прекрасная? Я солёная страшилка… – Ландыш готова была расплакаться.
– Ты прекрасная. Но как всегда ты плохо понимаешь образную речь, – сказал он, обнимая её и целуя так, как и целуют капризных детей.
– Конечно. Я же недоразвитая.
– У меня такое чувство, Ландыш, что кроме нас в целой округе никого нет. Ты прислушайся, как тут тихо. Нечеловечески тихо и беззвучно. Собак нет, мяуканья кошачьего нет. Даже листья по ночам не шелестят, поскольку и ветра нет. Если царевна Пружинка спит в своём шатре, то некому завести музыкальную шкатулку. Что ты думаешь о той особе, которую Кук называет магиней Сиренью?
– Что я могу думать об особе, которую никогда не видела. Кипарис мне рассказывал о ней только в общих чертах. Она хотя и мать ему, любви к нему не питает. Она чёрствая, как я поняла. Он платит ей взаимностью. Не то чтобы не любит, тут сложнее, он обижен на неё. Но поскольку такая обида ему ни к чему, он её и загнал куда поглубже. А