— Варгаш, добегите до католической церкви и разыщите отца Лео. Спросите его, не может ли он заглянуть ко мне.
— Разумеется, тайпэн. Когда ему прийти?
— Сейчас, как можно быстрее.
— Сейчас, тайпэн? Но уже время обе…
— Сейчас, клянусь Богом! — взорвался Малкольм, так велико было его отчаяние от того, что ему приходилось просить других о самых простых вещах, с которыми он и сам без труда справился бы до Токайдо — будь прокляты эти свиньи, будь проклята Токайдо — для меня это все равно что жизнь до и после Рождества Христова, с той лишь разницей, что сейчас кругом мрак, а не свет. — Сейчас же. Поторопитесь!
Варгаш с побледневшим лицом бросился вон. Ожидая его возвращения, Малкольм углубился в раздумье, стараясь найти способы переубедить Твита. Он отпустил разум на свободу, минуты медленно текли, и с каждой из них росла его ярость и крепла решимость.
— Отец Лео, тайпэн. — Варгаш ступил в сторону и закрыл дверь за собой.
Священник старался скрыть свою нервозность. Несколько раз он направлял сюда свои стопы, чтобы обсудить с сеньором обращение в католичество, но всякий раз останавливался, обещая себе пойти сюда завтра, но так и не решаясь на это, опасаясь совершить ошибку, чувствуя, что слова застревают в горле. В отчаянии он разыскал Андре Понсена, чтобы тот устроил ему встречу с тайпэном, и был поражен тем, как Понсен, а потом и лично сам французский министр, который редко с ним разговаривал, отреагировали на его просьбу, объявив ему, что подобная беседа была бы преждевременной, напомнив, что труд во славу Господа требовал терпения и осмотрительности, запретив ему на время искать встречи со Струаном.
— Доброе утро, — произнес Малкольм слабым голосом. Впервые кто-то из протестантских торговцев пригласил его в свой кабинет. Во всем протестантском мире отношение к католикам и католическим священникам было однозначно враждебным, их обвиняли в кровавых погромах и религиозных войнах, недавних и нестирающихся из памяти, напоминали им о железной узде, в которой католики держали всех вновь обращенных и те страны, где они устанавливали своё господство. Католики точно так же ненавидели протестантов и в соответствии со своей верой считали их еретиками.
— Благословение Господне да пребудет на вас, — осторожно пробормотал отец Лео. Перед тем как покинуть свой маленький домик, примыкавший к церкви, он наспех прочел молитву, чтобы причиной его вызова оказалась та, о которой он так долго и так усердно молился. — Да, сын мой?
— Пожалуйста, я хочу, чтобы вы обвенчали мисс Анжелику и меня. — Малкольм был поражен тем, что его голос звучал так спокойно, ужаснувшись вдруг, что он не только произносит эти слова, но и действительно послал за священником, ясно представляя себе при этом все последствия того, о чем попросил — с мамой случится удар, наши друзья, весь наш мир подумает, что я сошел с ума, взбесился…
— Хвала Создателю, — в экстазе выпалил на португальском отец Лео, глаза его закрылись, руки простерлись к небесам, — воистину чудесны пути Твои, Господи, благодарю Тебя, благодарю Тебя за то, что Ты ответил на мои молитвы, да буду я достоин милости Твоей!
— Что? — Малкольм недоуменно уставился на него.
— Ах, сеньор, сын мой, прошу, простите меня, — сказал он снова по-английски, — я лишь возблагодарил Господа за то, что Он в милости Своей явил вам свет.
— О, Шерри? — это все, что Малкольм нашелся сказать.
— Ах, благодарю вас, сын мой, но сначала не помолитесь ли вы со мной? — Священник тут же подошел ближе и преклонил колена, закрыл глаза и сложил руки в молитве. Смущенный искренностью этого человека, хотя и считая его молитвы бессмысленными, и в любом случае не в состоянии опуститься на колени, Малкольм остался в кресле, тоже закрыл глаза и прочел короткую молитву, уверенный, что Господь поймет эту мимолетную провинность, стараясь убедить себя, что это вполне нормально: заставить этого человека сделать то, что требуется.
То, что церемония, вероятно, не будет признана законной в его мире, не имело значения. Она будет законной для Анжелики. Она взойдет к нему на супружеское ложе с чистой совестью. И как только первоначальная буря негодования в Гонконге уляжется и его мать будет побеждена, или даже если не будет, став совершеннолетним в мае, он тут же устроит венчание по всем правилам, которое исправит любые мелкие неправильности.
Он приоткрыл глаза. Отец Лео самозабвенно бормотал что-то на своей латыни. Молитва тянулась и тянулась, и вслед за ней благословение. Окончив, отец Лео поднялся на ноги; маленькие глазки, похожие на кофейные зернышки, сверкали на смуглом лице с обвисшими щеками.
— Позвольте мне подать вам шерри, избавить вас от мучений, сеньор; в конце концов, теперь я и ваш слуга тоже, — радостно сказал он. — Как ваши раны? Как вы себя чувствуете?
— Неплохо. Теперь… — Малкольм не мог заставить себя назвать его «отец». — Теперь, касательно венчания, я ду…
— Оно свершится, сын мой, это будет чудесная церемония, я обещаю. — Сколь удивителен промысел Господень, думал отец Лео. Я не нарушил слово, данное французскому министру, Бог привел ко мне этого несчастного юношу. — Не волнуйтесь, сеньор, то, что вы обратились ко мне, есть воля Божья, и венчание пройдет ко Славе Его. — Отец Лео протянул ему полный бокал и наполнил такой же для себя, пролив немного вина. — За ваше будущее счастье и за милость Божью. — Он выпил, потом сел в кресло с таким дружелюбным видом — то самое кресло, которое его предшественник занял с таким содроганием, — что Малкольм почувствовал ещё большее беспокойство.
— Так. Ваша свадьба. Она будет самой лучшей, самой большой, невиданной, — заговорил священник. Его переполнял энтузиазм, слова теснились в горле, и настроение у Малкольма упало, ибо он хотел, чтобы эта временная церемония прошла тихо. — Нам обязательно понадобятся хор и орган, и новые облачения, и серебряные кубки для причастия, но прежде всех этих деталей, сын мой, нам нужно обсудить столько чудесных планов. Дети, например, теперь они будут спасены, они будут католиками и избегнут чистилища и вечных мук в геенне огненной! Малкольм прочистил горло.
— Да. Так вот, бракосочетание должно состояться на следующей неделе, вторник подходит лучше всего.
Отец Лео заморгал.
— Но ведь есть ещё ваше обращение в истинную веру, сын мой. Это требует времени, и вы…
— Я, ну, я не хочу обращаться, пока ещё нет, хотя согласен, согласен на то, чтобы дети были католиками. — Они получат подобающее воспитание и будут образованными, думал он, с каждой секундой все сильнее чувствуя дурноту. Они смогут сами сделать выбор, когда вырастут… Что за мысли лезут ко мне в голову? Ещё задолго до этого мы поженимся как положено, в нормальной церкви. — Пожалуйста, на следующей неделе, вторник, самый подходящий день.