рассказывал, что вестника забрал вуо-тон.
Бьен бросила на него острый взгляд.
– Всего лишь слухи, – успокоил ее Рук. – Но я не хотел подкреплять их, бегая туда-сюда.
– Еще один довод против расписной кожи.
Едва она отняла наспех свернутый тампон, рана наполнилась кровью и гноем. Бьен откупорила квей, пропитала напитком ткань и прижала ее к разодранной коже. Вестник забился – квей обжигал открытую рану еще сильней, чем жег язык, – и выкрикнул несколько слов.
Бьен подняла глаза на Рука:
– Что это было?
– Не знаю. Он весь день пытался что-то сказать. – Рук выглянул в ночь за узким оконцем: на сотне крыш горели огни жертвоприношений, большие и малые. – Я говорил с Уеном: такие вестники, не меньше десятка, объявились по всему городу.
– Знаю. – Бьен еще раз промыла рану квеем и отставила кувшин. – Пока ждала тебя, наслушалась. Толкуют, одну такую перехватили зеленые рубашки, не дав людям совсем ее растерзать. Но и та умерла прежде, чем верховные жрецы приступили к допросу.
– Что, надо думать, рассердило верховных жрецов.
– Меньше, чем богохульники-чужестранцы в городе.
– Это у нас называется богохульством?
Бьен оглянулась на него:
– «Придет Первый, подобный тем, кого вы чтите, но сильней и быстрее»? Да, у нас это так и называется.
Гладкий тростник был уже готов: разрезан вдоль сердцевины на длинные плоские полосы. Бьен взяла одну, прижала влажной мясистой стороной к разодранной коже вестника. Его счастье, если квей и тростник не дадут ране закиснуть. Бьен работала уверенно и проворно. Залепив рану листьями, она промокнула ее окровавленной рубашкой и замотала все свежей.
– Твой пояс, – потребовала она, протянув руку. – Ты усади его, а я закреплю повязку.
Стянув с себя пояс, Рук передал его Бьен и обхватил вестника за плечи. Он действовал как мог бережно, но когда приподнял раненого, у того вырвался бессловесный звериный вой, продолжавшийся несколько ударов сердца, – пока Рук не зажал ему рот ладонью. Бьен ловко накинула петлю пояса на повязку и крепко затянула. Вестник корчился, но Рук поддерживал его, пока она не закончила, а потом мягко опустил на постель.
Вестник пробормотал что-то и затих на запятнанных простынях.
Рук еще минуту его разглядывал, затем обернулся к Бьен:
– Что люди говорят о Банях?
– Винят Аннур.
– Аннур? – нахмурился Рук.
– Это такая огромная империя. К северу от нас. Лет двести владела Домбангом…
Он пропустил ехидство мимо ушей.
– Зачем им нападать на Бани?
– Их гигантская птица: кеппрал, кетрель или как их там…
– В городе вечно толкуют о кеттралах, – покачал головой Рук. – Стоит облачку закрыть луну, кто-нибудь вопит, что Аннур возвращается.
– Ну да. Но это «облачко» оказалось весьма убедительным. У верховных жрецов остались извлеченные из руин обугленные останки, их выставили на Арене всем напоказ.
– Ты их видела?
Она уставилась на него, как на полоумного:
– Я тебя, засранца, искала. А если бы и не искала, я, сам знаешь, на Арену не хожу. Зато ходил Чуи. И еще кое-кто. Говорят, когти длиной с весло.
– А еще атаки были?
– Только на Бани, – покачала головой Бьен. – Сгорели почти дотла.
– Пленников жрецы захватили?
– Одного. Объявили, что его казнят на ступенях Кораблекрушения завтра на рассвете. – Лицо ее сурово застыло. – Если бы не ждала тебя, пошла бы посидеть с ним эту ночь.
– Я рад, что не пошла. Доброта в этом городе стала опасной игрой.
– Это не игра, – ответила она. – Какие бы преступления он ни совершил, сейчас он наверняка в ужасе.
Рук предпочел уклониться от спора.
– Тот был в таком же ошейнике? – Он указал на странную змею, обвившую шею вестника.
– Не слышала такого, – мотнула головой Бьен. – Но ведь не бывает подобных совпадений? Аннурцы сжигают Пурпурные бани, и тут же, на следующее утро, объявляются эти голые придурки, толкующие о наступлении войска.
– Какое там войско? Горстка солдат подпалила Бани.
– Бани служили главной казармой зеленых рубашек.
– Все равно выглядит как-то бестолково. Аннурцы завоевали мир благодаря тщательному планированию, а не случайным поджогам.
– Может, они отчаялись. Или что-то у них пошло не по плану.
– Может, и так, – кивнул он.
Бьен собралась ответить, но тут вестник дернулся, попытался сесть, упал навзничь, но сумел схватить ее за запястье. И открыл глаза, остекленелые, но властные.
– Готовьтесь! – простонал он.
Бьен глянула на Рука и снова на вестника.
– К чему готовиться?
– Владыка. Вы должны идти с ним, с его людьми, в его войске.
– Что за владыка? – тряхнул головой Рук.
– Первый. Я вам говорил. Я, как мед, вливал вам в уши истину, а вы не желали слышать.
Руку его слова не казались медом. В них чудились шипы и зазубрины угроз.
Лоб вестника взмок. Сейчас он выглядел еще белее, чем утром на мосту.
– Нет, мы слышали, – ответил Рук. – Великая святая цель и все такое прочее. Но кто он такой?
– Наш источник и очиститель. Тот, кто явится, чтобы сломать вас и сложить сызнова.
– Вот за такие разговоры, – строго напомнил Рук, – тебя чуть не убили на мосту.
– Убийство… – Лежащий слабо покачал головой. – Что моя смерть, что значит одна моя жизнь против всего, чем я был и стану?
Рук дернул плечом, отгоняя досаду.
– Говоришь, у него войско…
– Не войско – воинство. Великая армия его людей.
– Прекрасно. И откуда они? Сколько людей?
– Все.
– Все?
– Каждая женщина, мужчина, ребенок из каждого хоти. Андара-бхура, шашкта-бхура, шава-бхура, все…
Слова сменились кровавыми пузырями.
– Мы не понимаем, что это значит, – покачала головой Бьен.
– Не важно, – возразил Рук. – Никакое воинство и десяти шагов не сделает по дельте.
Взгляд вестника исполнился веры.
– Владыка уже в дельте. Пока мы с вами говорим, он идет на ваших богов.
– Мы почитаем Эйру, госпожу любви, – не сводя с вестника глаз, ответила Бьен. – Трое – не наши боги.
Она оглянулась на Рука. Тот медленно кивнул, но в то же время на него нахлынули воспоминания: широкие плечи катающего его на закорках Ханг Лока, ласковые шлепки Кем Анх, вкус рыбы, выхваченной ими из блеска речной ряби. Бьен права – они для него не боги. Для Рука Лакатур Лан Лака они были куда ближе богов.
– Как понимать, – осторожно спросил он, – что твой бог «идет на них»?
– Он идет принять их покорность и клятвы верности, – горячо закивал раненый.
Рук попытался вообразить Кем Анх покорной чему бы то ни было. Его разум не принимал этой мысли. С огромным усилием он мог бы вообразить ее мертвой – Синна как-никак убили, что бы ни думали об этом домбангские жрецы, – но представить, что кто-то принудит ее покориться…
– Если он, этот твой Владыка, существует и в самом