данным, до двух тысяч штыков, оказали им непосредственную помощь, отрезав белым путь на Феодосию и разбив несколько частей.
С сентября у Южного фронта появился новый командир – Михаил Фрунзе. Теперь целью номер один стало освобождение Крыма. В октябре войска Врангеля потерпели поражение в Северной Таврии. Повстанческими частями Нестора Махно был прорван Турецкий вал и было осуществлено продвижение на Крым. Во второй декаде ноября ими были освобождены города Симферополь и Севастополь.
В ноябре отряды Повстанческой армии были влиты в состав армии Красной. 10 ноября в Симферополе власть взял в свои руки ревком во главе с членом ОК В.С. Васильевым. Ревкомы возникают и в других городах Крыма. 11 ноября Михаил Васильевич Фрунзе отправил Врангелю радиограмму с предложением о сдаче белогвардейцев в 24-часовой срок (сдавшимся в плен обеспечивалась жизнь, желающим – свободный выезд за границу; в случае отказа вся вина за пролитую кровь возлагалась на офицеров Белой армии). Врангель на радиограмму не ответил и, со своей стороны, приказал закрыть все радиостанции, за исключением одной, обслуживаемой офицерами. Тем самым главком Русской армии решает защищать Крым до конца.
13 ноября части 2-й конной армии Федора Миронова вошли в Симферополь. 14 ноября войска 4-й армии вступили в Феодосию, 16 ноября 3-й конный корпус – в Керчь. За время боевых действий – 28 октября – 16 ноября – войска Южного фронта взяли в плен 52,1 тысячи солдат и офицеров. Начинался «пир победителей». Фрунзе обещал амнистию, но Троцкий разрешил своим войскам в течение четырнадцати дней расправляться с «врагами народа» и грабить их жилища. Венгерский коммунист Бела Кун зверствовал так, что сам Троцкий сместил его.
Справедливости ради надо заметить, что и врангелевцы не были пушистыми ангелами: главнокомандующий разрешал командиру Добровольческого корпуса своей армии генералу Кутепову «украсить виселицами для противника весь Крым». По словам очевидцев тех событий, только в Симферополе, в центре города, на трамвайных столбах висело обычно 10–15 полуобнаженных трупов с устрашающей надписью на деревянных досках: «Коммунист». Даже известный идеолог Белого движения В.В. Шульгин отмечал, что «Врангель позволил своим подчиненным карать, грабить и убивать людей, не согласных с ним не во имя тяжелого долга, а, собственно, ради садистского, извращенного, грязно-кровавого удовольствия».
В Севастополе тревога росла с каждым часом. Кавалерия не могла долго сдерживать наступление красных. Город нельзя было узнать. К центру Севастополя нескончаемым потоком тянулись автомобили, телеги, повозки. Этот поток начинался где-то далеко за городом. Ехали в основном тыловики и беженцы, многие с семьями. Иногда в потоке оказывалось несколько подвод, в которых вповалку на сене лежали военные, или проезжали несколько тачанок, запряженных четверкой замечательных лошадей, с пулеметами, укрепленными на заднем сиденье. Это были, по-видимому, остатки какой-нибудь разбитой или разбежавшейся военной части. За подводы платили миллионы… В городе начались погромы, пожары. Горел грандиозный склад Американского Красного Креста на мельнице Радоконаки и склад интендантского имущества. Ночью зарево страшного пожара озаряло город… Власть в городе переходила в руки городского самоуправления. Ввиду начавшихся грабежей и погромов, к Врангелю в гостиницу Киста явилась 13 ноября думская делегация, указывая на необходимость образования городской самообороны.
– Я не допущу этого ни в коем случае, – ответил Врангель, – так как этим могут воспользоваться большевики, чтобы помешать эвакуации.
С утра следующего дня стали проходить на погрузку воинские части. Следовали они в образцовом порядке, не останавливаясь и не растягиваясь. Их встречали специально выделенные офицеры и провожали прямиком к пристани на погрузку. Большинство магазинов были закрыты, а двери покинутых домов раскрыты настежь. Город пустел. Много беженцев скопилось на дорогах, ведущих к Севастополю. Группа учеников Морского корпуса, находившихся в отпуске, пришла пешком из Симферополя.
В Севастополе улицы патрулировали чины комендатуры, казаки и юнкера. Случаи мародерства немедленно пресекались. На улицах, примыкавших к порту, было поставлено оцепление, пройти через которое можно было, только имея при себе специальные пропуска.
Чтобы позволить всем погрузиться, еще 1 ноября армия защищала окрестности города по линии фортификаций 1855 года: генерал Скалон – северную часть, от моря до линии железной дороги; генерал Кутепов – от железной дороги до вокзала и дальше к морю. Флоту был отдан приказ погрузить эти последние заставы в 12 и выйти на рейд в 13 часов.
Эвакуация госпиталей являлась особенно тяжелой задачей. Транспорт «Ялта», предназначенный для раненых, был перегружен, но их оставалось еще много.
Генерал Шатилов пришел к Врангелю с рапортом:
– Англичане обещали взять пятьдесят раненых, но это капля в море. Во всяком случае, невозможно увезти всех…
Барон нетерпеливо его прервал:
– Раненые должны быть вывезены все, и они будут вывезены… и пока они не будут вывезены, я не уеду.
Врангелевцы отступали в полном порядке, почти без контакта с противником. Сорвать эвакуацию не удалось. 11 ноября началась погрузка на корабли. Де Мартель выразил согласие принять всех оставляющих Крым под покровительство Франции. Для покрытия расходов французское правительство брало в залог российские корабли. Утром 14 ноября барон Врангель объехал на катере суда. Сошел на берег. В 2 часа 40 минут, видя, что погрузились все, Врангель взошел на катер и направился к крейсеру «Генерал Корнилов». В Евпатории эвакуация прошла нормально. Врангель объехал Ялту, Феодосию, Керчь, чтобы лично проследить за погрузкой. Прощаясь с людьми, барон честно предупреждал:
– Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда. В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности. По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и тех отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага. Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает. Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье!
Все вокруг было в движении. Никогда, вероятно, не видел севастопольский порт такого скопления судов и людей. Перегруженные войсками транспорты, глубоко осев в воду, направлялись к внешнему рейду. Помосты у пристани дрожали под тяжелыми шагами грузившихся полков. Казаки расставались со своими лошадьми.
Погрузка раненых, а также тыловых частей