характера в трехдневный срок.
Начались репресии. Расстрелян за службу у большевиков офицер царской армии И.С. Статковский. Приговорены военно-полевым судом бывшие матросы Я. Карнаухов, Л. Каплин и другие. Расстреляно несколько советских работников. На 2 сентября отбывали срок 201 человек политзаключенных, под следствием находились 314; на 1 октября соответственно – 279 и 508. Большевики и сочувствующие им были объектом беспредельной ненависти деникинцев. Но репрессии не миновали и легальные как будто организации меньшевиков и эсеров.
8 августа арестован мировой судья 4-го участка Севастопольского судебно-мирового округа, бывший председатель Центрофлота эсер С.С. Кнорус. При обыске у Кноруса обнаружена корреспонденция, из которой, по словам начальника контрразведки, усматривается, что он вел непосредственные сношения с центральной советской властью. В ночь на 1 сентября по обвинению ни более ни менее как в государственной измене арестован городской голова Севастополя В.А. Могилевский. 2 сентября состоялось экстренное заседание Крымпрофа, исполкома Севастопольского совета профсоюзов и делегатов ряда союзов. Оно было несанкционированным, поэтому председательствующего Н.Л. Канторовича приговорили к шестимесячному заключению. Таким образом, в считаные дни меньшевики лишились почти всех своих вождей. Пострадали и эсеры.
Так Гражданская война, принимавшая всевозможные обличья, делала из человека все более совершенную машину для истребления соотечественников.
Уровень жизни неминуемо катился вниз. Жить стало хуже, чем при большевиках. Закономерно растет смертность, распространяются эпидемии: в 1919 году холера, инфлюэнца, тиф, в 1920-м – то же самое плюс случаи чумы. Все попытки рабочих, крестьян, служащих хоть как-то улучшить свое положение караются беспощадно. В деревнях опять появляется наводящий страх и ужас своими наездами отряд Шнейдера, которого не так давно открыто требовали отдать под суд. В Ак-Мечетской волости крестьяне, не желающие отдавать неподъемную для них арендную плату, оказывают карательному отряду первое в Крыму массовое вооруженное сопротивление. Последовала неизбежная расправа.
Авторитарный жесточайший режим, установленный Деникиным, был обречен. Он не имел никакой полноценной идейной, политической и экономической программы. Он не имел массовой опоры и существовал исключительно приказами, насилием, арестами и казнями. И никакая английская помощь спасти его не могла. 17 марта 1920 года Деникин переносит Ставку в Крым. Остаются считаные дни до его ухода с политической сцены.
13—14 марта агония Вооруженных сил Юга России завершилась новороссийским исходом. Рухнуло государственное образование юга, и осколки его, разбросанные далеко, катились от Каспия до Черного моря, увлекая людские волны. Утром 22 марта барон Петр Николаевич Врангель был в Севастополе. Совет ВСЮР единогласно высказался за Врангеля как преемника главнокомандующего.
Все смешалось в Крыму в разгар весны. На полуостров с Северного Кавказа хлынули остатки деникинских войск. К местному населению, беженцам, тыловым службам прибавилось 25 тысяч добровольцев, 10 тысяч донцов и кубанцев, и число их росло. Состояние войск, прибывших в Крым из Новороссии, было поистине ужасно, это была не армия, а банда. Орудия и обозы были брошены. Ружья и часть пулеметов сохранил еще Добровольческий корпус, в который была сведена Добровольческая армия под командованием Кутепова. Донцы и кубанцы в большинстве и этого не имели.
С утроенной энергией заработали в Крыму контрразведывательные органы обеих противоборствующих сторон, создав сильную агентурную сеть. Красные подпольщики подозревали в связи с контрразведкой Барона-Марсельзе, расстрелянного в партизанском отряде П. Макарова; Мигачева, Хижняченко и Круглова, расстрелянных в 20-е годы по приговору советского суда. Агентом контрразведки был член подпольного обкома РКП(б) А. Ахтырский. О существовании агентурной сети говорят целенаправленные аресты руководства подполья в городах Крыма и немногочисленные отчеты контрразведки и сводки.
Материалы на подпольщиков контрразведка получала во время обысков, некоторые подпольщики не выдерживали пыток и выдавали товарищей. По показаниям арестованной в Симферополе С.Я. Клейман было арестовано 5 человек в Симферополе и 2 человека в Евпатории. Арестованный в августе один из руководителей севастопольского подполья М.Д. Акодис выдал члена обкома РКП(б) Н.А. Глагмана, у которого на квартире были найдены печати областного комитета и партийные документы и т. д. Выявить агентуру было сложно, поскольку контрразведчики строго руководствовались «Инструкцией для ведения агентурного делопроизводства контрразведывательными органами», утвержденной в августе 1919 года, согласно которой сведения агентурно-розыскного характера получал узкий круг сотрудников, телеграммы отправлялись только шифрованные, и содержание их могло быть известно только начальнику пункта и лицу, ответственному за шифрование документа. Пункт 6 Инструкции гласил: «Все секретные сотрудники, работающие по заданиям контрразведывательных органов, могут быть записанными исключительно только в личную записную книжку начальника контрразведывательного органа, которую он должен всегда иметь при себе и при малейшей опасности ее уничтожить. Вся запись должна состоять в помещении трех слов: имени, отчества и фамилии сотрудника, без упоминания каких бы то ни было слов, касающихся агентуры, ее места жительства и занятий. Запись сотрудников должна быть зашифрована лично продуманным шифром начальника контрразведывательного органа». Для текущих дел в каждом пункте заводилась «Алфавитная книжка секретных сотрудников» с указанием только кличек. Эта книжка также подлежала немедленному уничтожению при малейшей опасности.
С другой стороны, не дремало и руководство Южного фронта. В апреле – мае 1920 года регистрационное (разведывательное) отделение 13-й армии Южного фронта Советской республики успешно внедрило резидентуру в органы Морского управления в Севастополе, которая передавала квалифицированные разведывательные данные о составе и передвижении белого флота, артиллерии и запасах топлива на судах, составе команд. Белой контрразведке не удалось раскрыть резидентуру, которая успешно работала до прихода в Севастополь частей Красной армии.
Вконец разложившиеся контрразведчики, осваговцы и тому подобные, предельно избалованные безнаказанностью типы нашли себе кумиров в лице генерала Покровского, а также начальника штаба генерала К.К. Мамонтова генерала Постовского. В конце концов генерал Врангель выдворил всех троих за границу. Работа по наведению порядка предстояла огромная. Врангель взялся за нее с решимостью, энергией, знанием дела. И начал он с самого себя.
Барон работал по 10–12 часов в сутки, требуя того же от подчиненных, с семи утра до полуночи. В восемь открывался прием – начштаба, комфлотом, начальника военного управления, просителей и прочих. С часу до двух – обед, с двух до пяти – опять доклады, вечером – опять приемы, работа за столом, изредка – прогулки, часто посещения воинских частей, лазаретов. Постоянно – выезды на фронт, непосредственное управление войсками.
Врангель совмещает посты главнокомандующего и правителя, то есть военную и гражданскую власти. После соглашения с казачьими атаманами его полный титул звучал так – Главнокомандующий Русской армией и Правитель Юга России. Эвакуированные в Ялту сенаторы и местные правые подали Врангелю записку, суть которой сводилась к тому, что другого устройства власти, кроме военной диктатуры, при настоящих условиях мы не можем принять – иначе это было бы сознательно идти на окончательную гибель того святого дела,