class="p1">— Чувствую себя… Как ты говоришь, «не знаю, как бы это сказать»… Чувствую себя… Удволь… Удовлетворительно. А кто начал беспокоиться? Кто это вы, «мы»? Ты и кобра? Королевская?
— Мы с отцом, кто же еще? Какая кобра?
— Какой, на фиг, отец, кончай трепаться. Пардон.
Вместо ответа Тонино нагнул голову влево, взглядом показывая вниз по лестнице. Синиша осторожно высунул голову, держась правой рукой за дверной косяк. Внизу, в небольшом коридоре, соединявшем кухню с его комнатой, сидел в коляске старый Тонино и смотрел прямо на него еще более сердито, чем прежде.
— Пардон, — тихо повторил Синиша, вытащил левую руку из-за спины и стал тыкать указательным пальцем в направлении старика, взбалтывая в бутылке остатки виски.
— Господин Тонино… Я несказанно рад… Несказанно… Видеть вас в таком количестве…
Тонино-старший, не меняя каменного выражения лица, резко крутанул колеса и скрылся на кухне.
— Синиша, что случилось? Твоя комната, как я погляжу, в совершенном беспорядке.
— Все о’кей, не парься. Слушай, иди-ка, приготовь мне… Ты помыл руки? В смысле умылся и все такое?
— Конечно. А что?
— Давай-ка, приготовь мне самый крепкий на свете кофе и дай мне какой-нибудь хер… Кхм! Пардон… Кхм! И что-нибудь поесть. Хорошо? Яйца там или… Нет, яйца не надо. Что угодно. Только не яйца. Я буду через десять минут.
* * *
В понедельник они выдвинулись в путь задолго до рассвета. «Carpe diem!»[8] — сказал Тонино заспанному Синише, следя за тем, чтобы он не споткнулся, пока они спускались по лестнице. «Аделина» нежно заурчала, словно очаровательная дамочка на исходе своих лучших лет.
— Ахой, муожики! Грядете цой вторицьуонского потроахать? — послышалось с мрачного берега, когда они проходили мимо Лайтерны.
— Какж еще! Мы слыхали, цьто мати твоя и сиестра тож туда собироаюца арривить! — тут же ответил Тонино и засмеялся вместе с невидимым смотрителем маяка.
Ни этих притворных переругиваний, ни смеха, ни наступившей затем тишины Синиша не услышал. Он уснул, свернувшись на лавке в каюте, пока Тонино отвязывал швартов. Обессилевший от двух бессонных ночей и тревожных мыслей (на следующую ночь он не слышал ни старого, ни молодого Тонино, но все равно не мог заснуть), в минувшую ночь он спал как сурок и проспал бы до послезавтра, если бы Тонино тайком не поставил в его шкаф тарелку, в которую положил две ложки и заведенный будильник. Он оделся с полузакрытыми глазами, перекинул через плечо сумку с ноутбуком, на кухне клевал носом, пока ждал Тонино, а потом, качаясь, побрел за ним в холодную ночь, не видя ничего вокруг себя, больше похожий на сонную курицу, чем на единственного представителя власти на этом острове.
Тонино разбудил его, как они заранее договорились:
— Повери, просыпайся, мы достигли точки.
— Шт-ш?..
— Ну, если ты настаиваешь, можем назвать ее так. Мы то бишь доплыли до точки «Штш?», после которой ты вновь окажешься в зоне доступности своей мобильной телефонии! Ау, ты слышишь, что я тебе говорю?
— М-м-м?
— Синиша, я не желаю, чтобы ты потом все сваливал на меня. Изволь сейчас же проснуться. Синиша, в школу опоздаешь!
— Дружище… — простонал наконец поверенный. — Какая, блин, еще на хрен школа… Ты не мог бы ехать помедленнее?
— Carpe diem, мой дорогой поверенный. Используй день. Кто знает, когда еще представится такая возможность.
— Где там твой термос?
— Кофе уже ждет тебя в чашке, а пирожные на тарелке. Вставай скорее и иди завтракать. Я возвращаюсь за штурвал.
На столике действительно дымился кофе в пластиковой чашке, а рядом с ней на небольшой тарелке лежало с десяток итальянских бисквитов с апельсиновой начинкой, в которые поверенный влюбился на второй день своей службы на Третиче. Он довольно улыбнулся, сел, сделал глоток кофе и откусил пирожное. Другой рукой он взял с пола сумку с ноутбуком, поставил ее рядом с собой, отхлебнул еще кофе, потянул бегунок молнии и — замер от ужаса.
— Ой, черт! Дебил, дебил, дебил!
— Что такое? — заглянул в каюту Тонино. — Что случилось?
— Тебе лучше не знать! — прошипел поверенный. «Настоящий Синиша» после длительного отсутствия вновь показался на горизонте во главе бесчисленной орды. Помедлив секунду, он издал бешеный клич и ринулся со своим войском вниз с холма к незащищенным позициям своего альтер эго.
— Лучше мне узнать, потому что тогда, возможно, я смог бы пом…
— Не лучше, не знаешь, не можешь! Как ты можешь мне помочь? Черт бы тебя побрал, ты мне уже и так прекрасно помог со своим кофе и кексами!
— Прости, я не понимаю.
— Не понимаешь, естественно, ты не понимаешь! Да если бы ты хоть что-то понимал своей башкой, ты бы на этой вшивой посудине, этом ржавом корыте, этом трухлявом гробу уже давно сделал бы хоть какое-то подобие туалета. Я срать хочу, врубаешься? Я не посрал дома, потому что было не нужно, а сейчас я сделал два глотка твоего кофе, и мне так приперло, что… Что я бы сейчас просрался как гребаный кукурузник, сбрасывающий в поля навоз, если бы только мог! Теперь понял?
— Если мне не изменяет память, до этого ты не высказывал никаких претензий относительно моего кофе, — холодно сказал Тонино, лицо которого с каждым ругательством, которое Синиша адресовал «Аделине», становилось все серьезнее.
— Естественно, нет. Ведь кофе хорош, а дома после него я мог спокойно пойти посрать! А сейчас мне что делать, а?
— Ты был прав, здесь я тебе ничем не могу помочь.
Тонино с каменным лицом развернулся и направился обратно к штурвалу.
Синиша сел за стол, решив думать о чем-нибудь другом: это помогает при малой нужде — поможет, наверное, и при большой. Он открыл ноутбук, включил его, подсоединил кабель для телефона и автоматическим движением, от которого он почти отвык, пока был на Третиче, потянулся к поясу… Ни чехла, ни телефона там не оказалось. В карманах тоже. Куртка, брюки, рубашка… Мобильника нигде нет!!! Это путешествие на Вторич он затеял только для того, чтобы позвонить премьеру, услышать Жельку: после нескольких официальных фраз шепнуть ей о том, сколько раз он трогал себя внизу, думая о ней… И что теперь?! Позвонить со вторичского почтамта? Но все номера записаны в телефоне, ни один из них наизусть он не помнит, даже Желькин… Жар пробрал его от пупка до макушки и опустился назад, напоминая о том, что за эти десять секунд он и правда забыл о своей еще недавно самой большой проблеме. Он осторожно кашлянул, выглянул на корму и со всей любезностью, на какую был способен «Настоящий Синиша»,